Новое задание

Посыльный ефрейтор Боб Херринджер сидел в сыром, наполненном по щиколотку грязной водой окопе. Не подумайте, так было далеко не всегда, обычно их траншеи идеально чисты – 14378-я пехотная дивизия занимала позиции шестой линии обороны и время на приведение укреплений в порядок у солдат имелось. Да, сюда постоянно залетали снаряды гаубичной артиллерии, но минометы уже не доставали. Огонь велся вслепую с закрытых позиций, принося больше случайный (но все же ощутимый) урон. Сложная дренажная система обычно справлялась со своей нагрузкой, но вчерашний артобстрел особенно разрушительными снарядами уничтожил несколько водоотводов и засыпал один важный колодец.

- Так что, ефрейтор, теперь у нас тут маленькая Венеция, что бы это слово ни означало, - произнес рядовой Крюгер, плотнее закутываясь в бушлат. Дождь струйкой стекал с краев его каски. Далекий грохот канонады (или грозы?) не мог заглушить громкого стука капель.

Зазвенел телефон. Рядовой снял трубку и отрапортовал:

- Пост 127-6-75. Рядовой Крюгер… Да… Да… Jawohl. Вас понял, - рядовой положил трубку и, взглянув на Боба, добавил, - тебя вызывают. Штаб полка. Восьмой этаж. Желтый пропуск.

Крюгер отдал воинское приветствие и, осмотрев Боба, добавил: «Ты это… повязку почисть». Синяя нарукавная повязка ефрейтора и правда была вся в грязи – последствия вчерашнего марш-броска с донесением из второй линии обороны, оставшейся без связи.

Пятая, шестая и седьмая линии обороны на армейском сленге именовались «Ривьера» - потери на одном участке здесь составляли всего 30 - 40 человек в месяц. Все жизненноважные коммуникации были спрятаны под землю, укрепления здесь были в основном бетонные. Ряды колючей проволоки, минных полей, ловушек, бункеров, ДЗОТов, многоуровневых тоннелей и подземных командных центров внушали чувство спокойствия и защищенности. Каждый мечтал служить в «Ривьере». Следующими по возрастанию числа ежедневных потерь числились четвертая линия обороны («предбанник», «первый конь апокалипсиса»), третья («исповедальня»), вторая и первая («чистилище»). По мере приближения к фронту укрепления становились более простыми и изношенными – постоянные артиллерийские и пулеметные обстрелы, газовые атаки, работа снайперов и минометов не давала даже головы поднять, не то что уж заниматься особыми инженерными изысками. Любой вставший в полный рост в первой траншее лицом в тыл (для этого надо быть сумасшедшим) увидел бы холмы с бесконечными, хаотично расположенными рядами окопов, противотанковых ежей и колючей проволоки. В редкие солнечные дни (большую часть времени небо над линией фронта было затянуто дымом, пылью и пеплом) земля, перенасыщенная металлическими осколками, переливалась множеством огоньков. Разумеется, первые ряды не могли позволить себе ни дренаж, ни защищенные линии связи. В этой войне связисты (а не летчики, которые были сбиты в первые же дни Войны), ищущие места обрывов проводов, стали самыми недолгоживущими бойцами. Листок с назначением в войска связи солдаты называли меж собой «похоронка» и «черная метка», а училище войск связи – «клуб самоубийц». Служба посыльных тоже была не особенно в чести – у тебя не было своего дома-норы, сослуживцев и друзей. Ефрейтор Херринджер, как и тысячи других посыльных, бегал туда-сюда из арьергарда в авангард со скомканными бумажками, содержавшими приказы, которые никто не выполнял, и отчеты, которые, кроме просьб о помощи и подкреплении, правды не содержали (да и никто их не читал).

Боб зашел в бункер и предъявил пропуск. Часовой-негр на КПП особо не заморочился его изучением, больше обратив внимание на нарукавную повязку. Поковыряв пальцем в грязи и обнажив синюю ткань, солдат расслабился и пропустил ефрейтора в короткий коридор, оканчивающийся лифтом. Из настенного динамика донесся хриплый голос:

- Штаб РЛС 1115 корпуса! Засечена работа дальнобойной артиллерии красных по квадратам У56, У57, У61, У63! Артиллерийская трево-ога!

Зарычала артиллерийская сирена. Находящиеся на КПП без паники, можно сказать «буднично» и «грациозно», бросились к лифту. Солдат повернул рычаг, и платформа поползла вниз. Грохот далекой приглушенной канонады, похожий на раскаты весеннего грома, пробежал по помещению. Часовые вышли на третьем уровне, и Боб продолжил движение вниз в одиночестве. Глухой звук, похожий на падение тяжеленного мешка с зерном, заставил лампы заморгать. Похожий удар в укреплениях третьей линии привел бы к обвалам и куче жертв, задохнувшихся в темноте под слоем земли и бревен.

Лифт наконец прибыл на уровень восемь. По пути следования располагалась забитая винтовками оружейная с огромной надписью «НЕ КУРИТЬ», далее находился крупный, потонувший в проводах, штаб телефонистов. Шум приказов, сообщений, просьб соединения приглушил наземную канонаду. После череды извилистых тоннелей, опутанных километрами проводов, Боб попал в место назначения. За большим столом сидели штабные офицеры и играли в карты, поверх карт топографических, изображавших изрезанный на две части континент, раскрашенный поровну в синий и красный цвет. Приглушенные звуки канонады присутствующих не волновали.

- Я две возьму. Ух, шельма. Вот у кого крестовые сидят, - нетрезвый подполковник поднял взгляд на прибывшего ефрейтора. - Ты кто?

- Посыльный 34 полка 14378-ой пехотной дивизии 1115 корпуса группы армий «S» ефрейтор Херринджер! Прибыл по приказу…

- Ладно-ладно, хватит, - подполковник достал откуда-то снизу крупный пакет с косой синей линией и протянул ефрейтору. - Это крайне важное донесение. Доставить любой ценой в первую линию командиру 12 роты капитану Усачеву. Немедленно. Ponyal? Исполнять.

До этого момента судьба ефрейтора миловала - в первые ряды бойца отправляли (в его 22 года с десятилетним стажем службы) раз двадцать, но во всех случаях он удачно попадал в периоды затишья. На фронте было «тихо» уже почти год, но ефрейтор не горел желанием лишний раз посещать первую линию. Как бы там ни было, приказ есть приказ, и Боб выдвинулся в «чистилище».

Байки старого ефрейтора

Посыльный Херринджер довольно быстро пробрался до первой линии обороны, несмотря на необходимость пересечь множество постов и КПП. Меры безопасности никогда не ставились под сомнение, при том, что кого ни спроси, никто в глаза не видел живого лазутчика красных. Красных не было и среди пленных, в этой Войне противники смотрели друг на друга лишь через перекрестье прицела. К счастью, на фронте в этот день было тихо, лишь редкие хлопки снайперов и далекие пулеметные трели разрезали тишину.

Боб родился гораздо позже начала Войны и заметил одну странность. Никого абсолютно не волновали причины ее начала, стратегические цели, хронология. И ладно, если бы дело было только в этом. НИКТО не мог с точностью ответить, в чем принципиальная разница между красными и синими. Боб Херринджер, по правде говоря, красных видел лишь в бинокль, а значит, никакого представления о них не имел вовсе. Стоило задать какому-нибудь служивому такой вопрос, тот отшутился бы в духе «когда штыком ему грудак прорываешь – кровь течет красная, вот потому он и красный». Было бы большой неправдой сказать, что Боба очень сильно интересовал вопрос причин Войны. Но в те редкие дни, когда он возникал, складывалось ощущение, что старшее поколение откровенно врет, скрывая от молодежи истинные причины конфликта красных и синих.

Вопрос причин Войны снова посетил ефрейтора в одном из ДЗОТов первой линии, где он, находясь в компании пулеметного расчета, ожидал ответа капитана Усачева на присланную из штаба депешу. А побудил Боба к размышлениям вид из амбразуры на перепаханное Войной поле и такие близкие, и все же недостижимые позиции красных. Высота 241, испещренная траншеями и опутанная колючей проволокой, смахивала на покрытый паутиной муравейник. Где-то там находился противник.

Боб угостил бойцов папиросами и завел разговор.

- И все же, мужики, - начал он так, словно продолжил давно прерванную беседу, - с чего мы с ними воюем? Я имею в виду, с чего все началось?

- Тебе очень повезло, парень. Слева от тебя сидит ценный кладезь информации, - произнес плотного вида пулеметчик Карл и захохотал вместе с остальными. Сидевший слева старый ефрейтор в протертой шинели незлобно махнул рукой, как бы говоря «Да пошли вы…»

- Мужики говорят, вчера красные устроили беглый обстрел Лидса, - вступил в разговор, сменив тему, другой солдат. - Мрази. Зацепили санитарный эшелон, пробили водопровод, ведущий к фронту. У нас в «чистилище» и так каждая капля на счету, кое-как фильтруем и пьем воду из траншеи, а чистую, что доставляют, тратим на пулеметы. Нельзя машинкам засоряться.

- Бомбить Лидс – самое паскудное дело – согласился Карл, - даже красным известно, что это город прифронтовых госпиталей, там лежат раненые. Горазды вояки по безоружным бить.

- Я слышал сводки в штабе армии, - сказал Боб, - наши гаубицы позавчера зарядили по их Нирску. Там тоже госпитали.

- Ну и правильно, поделом!

- У нас на прошлой неделе красные разнесли соседний ДЗОТ и засыпали траншею. Молодые совсем пацаны погибли, и двенадцати нет, только с учебки. А траншея-то… передовой пост оказался отрезан от нас, вылезть нельзя, и проход завалило бревнами. Они нам кричали, просили пить. Рядовой Сян кинул им фляжку и полбуханки хлеба, сам погиб от снайперской пули. Груз немного не долетел – была бы у них какая-нибудь палка длинная… в общем, они несколько дней и не пытались вылезть за ней, а потом один за одним… всех пощелкали. Напоследок эта мразь-снайпер выстрелом пробил фляжку, мол, смотрите, как могу. Специально выжидал.

- Вот потому я всегда угощаю сигаретами Серегу, нашего снайпера из пятого взвода, - уточнил Карл. - Самый известный крысобой на нашем участке. Это он срезал «птичку Джо».

- Птичка Джо? – спросил Боб.

- Ага. Сам погляди, чуть правее большой воронки. Он у нас вроде местной достопримечательности. Когда сильный ветер, он даже нам машет, - добавил Карл под всеобщий гогот.

Боб взглянул в траншейный перископ. Справа от большого кратера на плотной вязи колючей проволоки почти горизонтально висело тело красного. Рука была комично вытянута, словно приветствие одного из лидеров прошлого. Вокруг тела бедолаги лежало еще три тела солдат, по всей видимости, пытавшихся вытащить «птичку Джо». Ефрейтор отвернулся.

- Так что там вы говорили про начало Войны? – спросил Боб.

- Я тебе скажу так, Бобби, - выпустив облачко дыма, вступил в разговор старый ефрейтор, - вы, сопляки, истории не знаете, и знать не хотите. Вам до лампочки, был бы враг и патроны, да вода для пулемета…

- О-о, начинается. Открывайте двери, я лучше пойду на свидание с «птичкой Джо», - под новый всплеск гогота Карл подмигнул Бобу и добавил шепотом. - Он знатный пиздабол.

Тем временем старый ефрейтор продолжал:

- Чего я только не слышал. Что началось все с какого-то религиозного конфликта, убили Папу Римского или японского императора. Что на той стороне примкнувшие к пришельцам коллаборационисты, восставшие заключенные. Кто-то даже нес чушь, что война началась с пролетарской революции. Это что же, там капиталисты сидят? Или мы капиталисты? Ась?

Новая волна смеха в ДЗОТе. Вместе со старым ефрейтором не смеялся только Боб.

- Говорили, что красные – сатанисты, приносят детей в жертву. Говорили, что красные – мутанты, которые просто хотят нас убить. Что красные не моются, не пьют воду и не едят, что красные вообще не люди. Я слышал разговоры, в которых вот такие, как вы, сопляки, обсуждали, что Война началась с потасовки в баре! Лю-юди! Вы совсем уже?

- А сейчас он великодушно поделится с нами своей теорией, которая, конечно же, ничуть не фантастична и неправдоподобна, - давясь смехом произнес Карл.

- Иди на хрен, попросишь у меня еще глоток воды. Слушай, парень, - старый ефрейтор наклонился к самому уху Боба, - не обращай внимания на этих дураков и послушай древнего деда, который родился раньше Войны и был не просто свидетелем ее начала, а одним из главных действующих лиц. Давным-давно, когда мир был поделен не на две части, а на сотню, существовала организация. Фонд. Фонд SCP. Да. Так они себя называли. Эти люди… они оберегали мир от всякой ереси и нечисти, от всего паранормального, аномального…

- Пошли ребят, это надолго. Боб, не слушай ты этого балабола, лучше за пулеметом присмотрите.

Все вышли. Боб остался наедине с ефрейтором.

- Я совершил убийство. Не будем вдаваться в подробности, да и я их не помню… За это меня отдали этим людям. На опыты. Меня закрывали вместе с опасными аномалиями и смотрели, что будет. Великий Фонд SCP, который проверяет принцип работы мины ударами по ней молотком. Так, я отвлекся. В общем, были там всякие аномалии, животные опасные, люди со всякими способностями, всякие потусторонние штуки… Но были… Как бы это сказать… Сложно объяснить, назовем это информационный вирус. Я забыл, как это называется, пускай будет вирус. Его суть в том, что ты слышишь, видишь что-то и начинаешь не по своей воле что-то делать. Ну по воле-то может и по своей, но эта штука…она на тебя влияет… ну, типа, гипноз…

- Как это связано с Войной? – спросил Боб, чтобы хоть как-то проявить заинтересованность. Идея с пришельцами выглядела правдоподобнее.

- Этот вирус… я не знаю, откуда он взялся, но в Фонде его обнаружили и начали изучать. Испытав на мне. Так что я стал одним из первых синих.

- Что?

- То. Это была какая-то фраза, одна из двух. Когда ты слышишь первую – начинаешь со временем враждовать с тем, кто слышал вторую. Я услышал одну и стал синим, мой сосед по камере услышал вторую и стал красным. И мы начали друг друга ненавидеть.

- Подожди, подожди. Ты хочешь сказать…

- Я хочу сказать, что эти слова услышали все. Не знаю, как, не знаю, почему. Не за день и не за два это случилось. Тогда перед глазами была словно пелена, хотелось искать красных повсюду, душить их, бить в каждом туалете и подворотне. Я мало что помню о происходившем после моей активации как синего. Началась Война, прошло несколько лет, и потом стало немного полегче, вернулась частично память, в голове просветлело. Вот как-то так. Хочешь верь, а хочешь нет, воевать мы начали не по своей воле. Если вдруг занесет тебя судьба в Лидс, можешь справиться об этой истории у Анны. Там ее все знают. Она была моей тюремщицей, заразившей меня этим информационным вирусом и сделавшей синим.

Стемнело. Длительное отсутствие наступательных инициатив с обеих сторон подрывало бдительность и боеспособность, но… Эта атака была в некотором роде нестандартной – артподготовка и предварительная газовая атака не проводились вообще, а красные как-то смогли быстро выскочить из траншей, тут же скрывшись за установившейся газовой завесой. У многих командиров и генералов позднее с позором сорвут погоны и сошлют воевать рядовыми в «чистилище».

Поблизости заревели сирены, и через какое–то время над «муравейником» взмыли в небо красные сигнальные ракеты. В ДЗОТ вломились пулеметчики.

- Атака красных! По позициям, скорее, скорее! Какого хера они без арт-обстрела?

Начался шквальный пулеметный огонь со всех сторон по всем направлениям. Противный визг мин заставил всех сильнее прижаться к полу. Взрывов не последовало.

- ГАЗЫ! ГАЗЫ!

Отработанными движениями маски оказались на лицах бойцов. Казалось, началось восьмибальное землетрясение - артобстрел тяжелыми мортирами перед рядами наступающих продолжался пару минут, затем, залегшие на землю и в воронки красные перешли в атаку. Из плотного облака желтого газа, словно призраки, появились фигуры вражеских солдат в противогазах с винтовками наперевес. Вновь застрекотал пулемет. Старый ефрейтор схватил в охапку Боба, вывел из ДЗОТа и прокричал:

- Это не твой бой, бегом к капитану и прочь из «чистилища».

Старый ефрейтор лишь на секунду выглянул из траншеи с винтовкой, и в тот же момент его голова с характерным звуком раскололась надвое. Где-то рядом громко хлопнула снайперская винтовка – старый ефрейтор был отомщен. Боб ринулся в сторону штаба роты, разбросанные повсюду металлические осколки впивались в сапоги. Пулемет смолк. В траншею залетело несколько гранат, а затем начали запрыгивать солдаты красных. Первый же из них был поражен штыком ефрейтора. Цвет его крови и вправду оказался красным.

Дальнейшие воспоминания Боба Херринджера напоминают дерганный фильм: рукопашная схватка, второй пораженный штыком красный… удар ножом в руку… распоротая крупным осколком через сапог нога… контратака синих из второй линии… удар прикладом… падение и темнота.

Война без особых причин

Атака красных и последовавшая контратака синих заполнила госпиталь Лидса до отказа. Повсеместно слышались стоны и вздохи, заглушаемые периодическими истошными криками, совмещенными с треском медицинских пил. Боб очнулся спустя пару дней. Левая рука оказалась ампутирована по локоть, к счастью, операции он не помнил – наркоза все равно не было. Не сказать, что ранение было серьезным – в госпитале просто не хватало врачей, да и с медикаментами была напряженка. Тех, кого можно было спасти, спасали наиболее простым и быстрым способом, безнадежных оставляли за дверью. Гуманнее было бы пристрелить их, но тяжелораненым всегда давался шанс на спасение в случае, если освободятся медработники. Как правило, выживал один из сотни, остальные, кто в полудреме, кто с воплями протеста, лежа на голой земле, истекали кровью.

В лидском госпитале (как и в тысячах других) в качестве медсестер работали в основном маленькие, лет 7-10, девочки. Вырастая, они становились полевыми медсестрами или уходили на производство, или в сельское хозяйство. Огромное количество жертв Войны потребовало отказа от института семьи как такового. Всем девушкам фертильного возраста (кроме полевых сестер) выдавалась карточка, в которой помесячно расписывался график работы в производстве, периоды зачатия и беременности. Как правило, после 4-5 месяцев работы к девушке направлялся один из бойцов, находящихся в увольнении, либо сама девушка вызывалась в госпиталь к поправляющемуся бойцу. Сроки течения беременности сокращались новейшими химическими и ультразвуковыми разработками до 7 месяцев. За 1-2 месяца до родов девушку переводили на место «упрощенной» деятельности, затем, спустя полторы недели после родов, возвращали на штатное место работы. Новорожденных забирали в специализированные приюты. Заведенный порядок позволил существенно сократить убыль населения, но не смог превратить ее в прирост.

Маленькая медсестра, Катерина, подошла к кровати Боба и начала катить ее к выходу из общего зала. На удивленный взгляд ефрейтора девочка подмигнула и сказала: «К вам наряд. Девушка с порохового завода. Не беспокойтесь, у вас уже все зажило. Когда закончите, получите увольнение в город на сутки и уже завтра можете возвращаться на фронт».

Катерина прикатила Боба в небольшую медицинскую подсобку, покрытую потрескавшейся голубой плиткой и заполненную различными банками-склянками. Спустя какое-то время в помещение зашла невысокая худая брюнетка в истертом рабочем халате. Уставшее, изнеможенное лицо попыталось выдавить легкую улыбку. Девушка присела на краешек медицинской каталки и начала нежно поглаживать ефрейтору волосы.

- Здравствуй, солдатик. Бедный… Изуродовали тебя красные. Ничего, ничего, все будет хорошо. Мы их победим… ты их победишь… а мы поможем…

Пятнадцать минут спустя в дверь постучала Катерина и попросила поторопиться – в очереди еще несколько нарядов. В особо загруженные дни, конечно, девушек могли приглашать к своему наряду непосредственно в общий зал госпиталя, но если имелась возможность, паре давали уединиться.

Горячая щека девушки лежала на плече ефрейтора.

- Как твое имя?

- Трисс… а что?

- Трисс… красивое имя. А меня зовут Боб. Знаешь, я служу посыльным… у меня совсем никого нет, - Боб, приподнявшись, порылся единственной рукой в кармане шинели и извлек оттуда свое фото. - Запомни меня. Пусть хоть кто-нибудь, хоть иногда будет думать обо мне.

Боб записал на обороте свое имя, год и воинское подразделение.

- Боб… я запомню тебя, Боб, - произнесла Трисс. Скупая слеза прокатилась по ее щеке, - и если это будет мальчик, я назову его твоим именем.

Больше эту девушку ефрейтор никогда не видел.

…

Ефрейтору Херринджеру выдали обещанное увольнение, и он оправился в город Лидс. Дальнобойная артиллерия красных била по городу крайне редко, так как для этого необходимо было подводить орудия на опасно близкое расстояние к фронту. Как бы там ни было, город был очень сильно разрушен – последствия редких обстрелов банально никто не ликвидировал. Прогуливаясь мимо переброшенного через канал полуразрушенного моста, Боб вспомнил о байках старого ефрейтора и решил, что раз ему более нечем заняться, стоит поискать эту Анну и расспросить ее о Войне. Даже если старый вояка и наврал, женщина могла поделиться какими-нибудь интересными подробностями начала этой мясорубки.

Как оказалось, Анну действительно знали в городе. Женщина занимала ранее какой-то важный пост в оборонном хозяйстве, а сейчас вышла на пенсию. Анне было около восьмидесяти пяти лет, и жила она в одном из многоквартирных домов на окраине. Местные подсказали адрес, но не номер квартиры, так как «кроме нее там все равно никто не живет».

Ефрейтор быстро нашел этот дом и прошелся по пустынным этажам. Все двери были распахнуты, но из одной слышался слабый мужской голос. Боб крикнул: «Простите. Хозяева!? Есть кто-нибудь?». В ответ молчание. Он нерешительно зашел. Из глубины обшарпанной квартиры с безвкусными обоями и крашенным, покрытым трещинами потолком доносился звук работающего телевизора. Кривой коридор, казалось, нарушал законы геометрии. Мягкой поступью ефрейтор прошел мимо кухни, стены которой были заблеваны грязью и покрыты разводами, на столе скопились горы немытой посуды. Несколько керамических плиток возле умывальника отвалились, оставив грязные глиняные квадраты. За следующей дверью оказалась гостиная, посреди которой располагалось массивное, потрепанное временем кресло. В нем без движения сидела тучная седая женщина в засаленном халате. Выражение ее лица было абсолютно безучастным, а глаза… Ее остекленевшие глаза светились слабым голубым светом от монохромного экрана телевизора, на котором немолодой диктор в потрепанном пиджаке и очках зачитывал текст по бумажке, сидя за столом на фоне темной драпировки.

- …в докладах рассматривается невозможность использования устаревших ядерных арсеналов для целей энергетической, гражданской и оборонной промышленности. Цитирую представителя Временного военного правительства и Штаба гражданской обороны: "Мы пришли к выводу, что односторонняя ликвидация атомных боеприпасов может быть обнаружена разведкой красных, что может привести к применению красными своих ядерных запасов без опасений получить аналогичный удар с нашей стороны". Конец цитаты. По всеобщему мнению, вопрос сокращения ядерных арсеналов и альтернативного использования оружейного плутония преждевременен…

- Ложь… но ложь во благо, - старая женщина повернула голову и впилась своими голубыми глазами во вздрогнувшего ефрейтора, - большинство зарядов давно деактивированы и отданы в промышленность. У красных тоже, хотя их телесеть также утверждает обратное. Неужели ты думаешь, что все это работает на угле и газе? Его добывать больше некому.

- Вы доктор Анна Яковлева? Мое имя Херринджер, Боб Херринджер, о вас мне рассказал один старый ефрейтор из первой линии, я хотел…

- Я знаю, зачем вы здесь. Слишком много нетерпения и огня в ваших глазах. Откройте вот тот ящик. Да, этот. Достаньте папку. О! Фотографию тоже.

Боб вынул из шкафа толстую папку с пожелтевшими бумагами и выцветшую фотографию 15 на 20. На фото большой группой стояли люди в белых халатах. Ученые.

- Та молодая красотка в центре, это я.

Ефрейтор разглядел в толпе людей красивую молодую девушку с длинными черными волосами, приветливо улыбающуюся и машущую рукой. Боб поднял глаза и не смог поверить в то, что это прекрасное создание превратилось в старый, заплывший жиром кусок плоти.

- Сейчас уже не так хороша, да? – Яковлева усмехнулась и продолжила. - Итак, молодой человек. Раз вы знаете меня и мое предыдущее место работы, вы пришли за ответами. Задавайте, но только быстро, мой больной организм требует сна. Кстати, как поживает этот старый хрыч?

- Он… ему снайпер разнес голову в недавней атаке…

- Вот как. Теперь совсем никого не осталось из того времени. Он больше никого не пришлет ко мне в поисках ответов. Что же, молодой человек, вы последний, кто узнает правду.

- Я… я знаю совсем немного. Этого старика все считали сумасшедшим, но он… он был у вас кем-то вроде подопытного… рассказал мне о Фонде, об аномалиях. Об информационном вирусе…

- Меметический агент. Правильно его называть так. Что ж… Давайте я расскажу вам, а вы слушайте и не перебивайте, - женщина потянулась за грязной кружкой, шумно отхлебнула воды и продолжила. - Давным-давно, еще даже до моего рождения, наивные ученые одной страны разработали меметический агент. Представлял он собой две фразы, можете даже не спрашивать, я их не знаю и знать не должна. Откройте первую страницу и прочтите вступительный абзац «Описания».

Боб раскрыл папку и прочел фрагмент текста:

«SCP-5121 представляет собой фразы «Синие █████ ██████ ███!»» (SCP-5121-1) и «███ █ █████ █████ красных!» (SCP-5121-2) являющиеся меметическими агентами. Слушатели, услышавшие SCP-5121-1 (далее – «Красные») становятся настроенными против группы людей, именуемых «Синие». Лица, воспринявшие SCP-5121-2 (далее – «Синие»), получают аналогичный эффект по отношению к группе, именуемой «Красные». Эффект аномалии проявляется крайне медленно, перетекая со временем в насильственное противостояние между группами пораженных лиц.

- Разработка должна была быть небольшим «допингом» для рабочих, ученых, спортсменов, - продолжила Анна. - Говоришь разным людям разные варианты фразы и, вуаля, получаешь два сплоченных друг против друга коллектива. Противостояние условное, разумеется, основанное на небольшом соперничестве. Возникает конкуренция, повышающая работоспособность за счет общей цели и принудительного тимбилдинга. В мое время на спортивный день в школе нас постоянно делили на команды… красные… синие… Мы бегали, прыгали, соревновались… Люто хотели победить сами и не дать победить противнику, даже если в чужой команде твои друзья, а в твоей незнакомые тебе люди. Это работало.

- Это совсем не похоже на то, что происходит…

- Поверьте, молодой человек, это оно и есть. Но я отвлеклась, вернемся к мемагенту. Да, он преследовал благие цели, но о нем быстро прознали военные и решили использовать его в армейских учениях, а после, в случае успеха, модифицировать его для боевых целей. Мемагент никто толком не успел испытать, и позднее вскрылись побочные эффекты. Противостояние синих и красных с каждым новым днем становилось все яростнее. Прочтите, пожалуйста, вот ту таблицу. Страница два. До четвертого этапа.

Боб перелистнул страницу и начал читать:

Целевая реакция. Пораженные лица ощущают бессознательное желание конкурировать с лицами, поражёнными другой формой объекта («противниками»). Лица, пораженные той же формой аномалии («союзники»), расцениваются как помощники. Отношения с людьми, не затронутыми аномалией, изменений не претерпевают.

1 Этап. Пораженный человек становится настороженным и подозрительным. Возникают легкие формы паранойи по отношению к не затронутым мемагентом людям. Если в окружении данного лица обнаруживаются лица, подверженные влиянию SCP-5121, то первый будет относиться к последним с бессознательной симпатией и доверием (если он «союзник») или с отторжением и недоверием (если он «противник»).

2 Этап. Отношения к «Синим» и «Красным» переходят в область сознательного. Субъект начинает внутренне обосновывать свое положительное и отрицательное отношение к группам. Как правило, это выражается в утрировании одних личностных качеств субъектов (положительных для «союзников» и отрицательных для «противников») и нивелировании других (отрицательных для «союзников» и положительных для «противников»).

3 этап. Субъект начинает ассоциировать себя со своей группой, контакты между «союзниками» увеличиваются. Пораженные становятся подверженными проекции и интроекции идей и взглядов друг друга. Все отношения с «противниками» прерываются. Возникает и развивается параноидальная шизофрения (исследование пораженных на данном этапе не выявило физических отклонений в структуре головного мозга последних).

Анна продолжила.

- Военные ужаснулись уже третьему этапу и быстро все свернули. Никому не нужны вооруженные психи. Разумеется, имелся и контрмем, фраза-деактиватор, если вам так будет понятнее. Эксперимент прекратили, не удосужившись проверить, что будет с пораженными лицами дальше. Всю информацию засекретили и передали в архивы. Спустя годы страна-разработчик распадается на множество самостоятельных государств. В хаосе и анархии происходящего следы данной аномалии теряются. Проходит какое-то время и тут Фонд начинает получать сообщения о странном поведении некоторых групп людей. Мы их изолировали и провели изучение, на это раз пораженным было позволено пройти все этапы развития меметического заражения. Прочти пункты четыре и пять.

4 этап. Субъект вместе с группой переходит к открытой конфронтации с «противниками». Именно в этот момент, без каких-либо договоренностей с противоположной группой, в речи пораженных возникают термины «красные» и «синие», данные названия становятся официальными самоназваниями сообществ. Начинается использование отличительной атрибутики соответствующего цвета: банданы, шарфы, нарукавные повязки и т.д. (данный факт существенно упрощает поиск пораженных субъектов, однако в то же время привлекает внимание спецслужб и посторонних людей). На четвертом этапе в пределах группы распространяются различные, зачастую противоречивые порочащие сведения о противоположном сообществе. Субъекты «враждебной» группы перестают восприниматься как отдельные индивидуумы.

Пораженные начинают поиск возможных «союзников». К числу кандидатов в первую очередь относят доверенных знакомых и родственников. Отмечена способность пораженных к демагогии, вследствие которой откровенно лживые и неадекватные взгляды охотно принимаются даже еще не пораженными аномалией лицами, которые могут проявить при этом симптомы 3 этапа поражения. После отбора (иногда с прохождением различного рода инициаций) новичков поражают фразой SCP-5121. Услышав мемагент, субъект оказывается сразу на третьем этапе, быстро переходя на четвертый. Отмечена аномальная способность располагать знанием об аналогах SCP-5121 в большинстве мировых языков (носители некоторых вымирающих языков имеют иммунитет к SCP-5121).

В сообществах возникает иерархическая структура, основанная на личностных качествах, способностях и авторитете. Усиливается работа по поиску вражеских «лазутчиков», скрытых диверсий, зашифрованных посланий «противника». Все личные неудачи и проблемы списываются на акты активности противоположной группы, логичные объяснения происходящего игнорируются.

Попытки применения лечебных процедур на данном этапе не привели к ощутимым результатам. Пораженные субъекты отказываются признавать факт полного отсутствия объединяющего признака, как у «родственной», так и у «враждебной» группы. Указываемые причины противостояния расплывчаты, неочевидны и зачастую выдуманы. Отмечена аномальная способность пораженных субъектов различать «своих» и «чужих» на расстоянии (в т.ч. по одному лишь изображению или голосу).

5 этап. Противостояние между группами становится насильственным. Члены сообществ ставят перед собой задачу полного физического уничтожения противоположной группы. Несмотря на очевидное психическое расстройство, пораженные субъекты лишь некоторое время действуют прямолинейно и грубо, переходя затем к тактике изощренных и хорошо проработанных нападений. Данный этап является последним в формах проявления меметического заражения. Как правило, скорость взаимного уничтожения настолько высока, что группы не успевают набирать новых членов и распространять далее SCP-5121. С момента заражения до пятого этапа проходит не более 6 месяцев.

Боб оторвался от чтения и поднял взгляд на Анну, та продолжила:

- Теперь ты хочешь спросить, как эта зараза передалась всем жителям Земли. Мой ответ тебя разочарует, доподлинно это неизвестно. Может быть, это была спланированная атака… слишком четко мир поделился пополам. Как правило, в каждой стране преобладал какой-то свой «цвет», меньшинство быстро вырезали и обращали взор на соседей. Достаточно ведь поразить мемом одних политических и военных лидеров и пошло-поехало. А может, все произошло случайно. Я не знаю. Все, кто знал, сами стали красными или синими.

- И началась Война… – у Боба пересохло во рту.

- Разумеется, но не сразу. Мой Участок получил сообщение Совета… ну, это было что-то вроде Генштаба, о сложившейся ситуации с приказом о введении полного информационного карантина на неопределенный срок. Мы закрылись и оборвали связи с миром, так что я не знаю, как все произошло в итоге. Один из нас осмелился выйти на поверхность, на разведку. Вернувшись, он показал в камеру листок бумаги с надписью «Они транслируют его по радио». Потом застрелился, - Анна развернула бумажную обертку и отправила в рот большую круглую таблетку.

- Один из нас снова вызвался добровольцем и на этот раз смог привести с собой наших незараженных коллег. Тогда-то мы и осмелились выйти на поверхность, чтобы узнать, что мир поделен на синих и красных. Война только разгоралась, но все успело погрузиться в настоящий хаос. Государства пали, повсеместная резня, геноцид… Мы находились в подполье и действовали как партизаны – нам нельзя было попасться на глаза кому-либо. Нас могли заразить. Удалось через какое-то время связаться с остальными уцелевшими подразделениями Фонда. Как нам сказали, большая часть сотрудников оказалась поражена и примкнула к тем или другим. Но, хвала и честь им, понимая всю ответственность перед человечеством, несмотря на собственное заражение, они успели уничтожить все опасные аномалии, перед тем как окончательно стать красными или синими. Многие расплатились за это собственной жизнью. Новый конец света не наступил – значит, они сделали все как надо, - Анна тяжело вздохнула и отвернулась к Х-образно заклеенному бумагой окну.

Солнце клонилось к горизонту, подсвечивая серебристые заградительные аэростаты. Комната резко потускнела и наполнилась тенями. Женщина собралась с мыслями и продолжила:

- Потом… потом вспыхнула Война… регулярные части ВС, истрепанные внутренней борьбой, сгорели в горниле войны очень быстро. Все самолеты и ракеты быстро истратили или сбили, технику пожгли… Ядерные удары были, но не очень много… не договариваясь, их прекратили. И тогда на тропу Войны вышли все, кто мог воевать и не был занят в сельском хозяйстве и военном производстве. И мир услышал стук копыт всех всадников Апокалипсиса сразу. Кхм, я всегда заканчиваю свой рассказ этой фразой.

- А чем занимались вы? Вы же говорили о фразе-деактиваторе? Вы нашли ее?

- О, да! Сами понимаете, в каком положении была горстка оставшихся незараженных, так что мы смогли откопать контрмем только спустя пять или шесть лет после начала Войны. Я долго смеялась над этим, могли бы и сами догадаться. Знаете, каков был контрмем? «Победила дружба»,- Анна начала безудержно смеяться. Смех этот был наполнен хрипами и быстро перешел в кашель. Она глотнула еще воды и продолжила.

- Ты не понял всей соли, потому что такую фразу даже и не слышал. Ну понятно, ты родился гораздо позже начала Войны, - Анна прокашлялась. Слезы выступили на ее глазах.

- Так почему вы не передали это сообщение? Захватили бы радиостанцию, распространили бы…

- Молодой человек! Вы же не думаете, что мы до такого не додумались? Мы все это сделали. Во время Большой африканской резни, когда местные устроили настоящую мясорубку на своих пикапах с пулеметами и обезлюдили континент, мы захватили Крымский радиоцентр и передали сообщение всем, кто мог нас услышать, и синим, и красным. Использовали все каналы связи, побочные ретрансляторы, уцелевшие спутники… мы смогли попасть на все военные частоты, даже РЭБ не смогли полностью подавить сигналы… И выбили нас из комплекса только спустя двое суток.

- Это значит, контрмем не сработал? Или вы нашли не его? Или вы в чем-то ошиблись?

- Ни в чем не ошиблись. Вот мы и приблизились к самому интересному, молодой человек. Мем сработал, и сработал для всех. И услышали его в каждой блядской радиоточке. Мы захватили несколько человек и провели тест Брайсона. Они были чисты. Меметически пораженных больше не существует. Нигде в этом мире.

- Подождите! – воскликнул Боб, - но Война же продолжается! Деление на красных и синих никуда не исчезло. По какой причине люди продолжают воевать?

- А по какой причине воюете вы, ефрейтор? Да, вы! Вы же родились после дня К. Вы не слышали мем, вам его никто не сообщал, и с молоком матери он не передается. Почему воюют все те, кто до вас приходил ко мне?

- Я… - Боб не нашелся с ответом.

- Кто-то построил арку ненависти, используя в качестве замыкающего камня мемагент. Даже теперь, когда этот камень убрали, арка продолжает стоять. Предыдущие мировые войны всегда оканчивались чьей-либо победой, проигравших судили и карали. Просто в этот раз боевые действия несколько подзатянулись, каждый держится за свою ставку. Мы не для капитуляции воевали половину века. Война может закончиться только Победой одной из сторон, и, разумеется, это будет наша.

- Вы говорите так, будто сами в это верите.

- Разумеется, верю. Я синяя до мозга костей, и это не шутка. Да, я никогда не подвергалась воздействию мема, но когда… когда мы поняли, что наша информационная атака никаких результатов не принесла… Мы приняли свое поражение. Конец света наступил, и Фонд с ним не справился. Мы решили приспособиться к новой жизни и разошлись по миру, горячо попрощавшись. Я сама выбрала синих, выбрала это место. Думаю, многие из моих старых друзей сделали другой выбор и стали красными. Мы сами приняли это решение, нас никто не понуждал. И теперь, встретив кого-либо из них на улице с повязкой красных, я не увижу человека – я увижу красного и выстрелю в него.

Женщина стала впадать в дрему. Диктор на экране телевизора повернулся в кресле набок и, накрывшись сверху своим пиджаком, заснул. Драпировка слегка колыхалась, вероятно, в студии был сквозняк от проломов в стенах. Анна все глубже погружалась в дрему, ее последние слова произносились все тише.

- Нет смысла бежать от своей сущности… нам надо победить… мы будем праздновать… проведем парад Победы… все станет по-другому… нужно лишь поднажать немного… все будет…

Боб выскочил из квартиры. Свежий воздух слегка отрезвил голову. Ефрейтор медленно зашагал к госпиталю, погрузившись в раздумья. Война ради войны, ненависть по причине ненависти. Порочный круг, из которого выхода нет. И как теперь воевать? Как исполнять свой долг?

Сумеречную тишину разрезал одиночный свист снаряда. Отработанным движением ефрейтор бросился на землю, затем пополз к ближайшей канаве. Как и любой другой, Боб мог по звуку определить тип и калибр снаряда, а также последствия от его разрыва. Это был тяжелый снаряд высокоточной дальнобойной артиллерии с реактивным ускорителем, судя по тому, что свист был одиноким, падавший снаряд имел конкретную цель. В подтверждение догадки рядом с оглушительным взрывом в клочья разнесло здание госпиталя.

Осколки стекла и кирпичей засыпали все вокруг, что-то больно ударило по каске. Подняв голову, Боб увидел лежащую рядом оторванную по локоть детскую ручку. Среди пальцев так и остался зажатым листок с планом лечения. Послышалась пожарная сирена. Ефрейтор встал из укрытия и на негнущихся ногах побрел вперед. От здания ничего не осталось – спасать было некого. Пожарные развернули рукава и включили воду.

Пелена гнева накрыла ефрейтора Боба Херринджера. «Столько лет, проведенных на фронте, столько увиденных смертей… Да, у этой Войны не было причин, но у нее есть история. История боли, крови, слез и гнева. Заслуживают ли красные смерти? Конечно, да. Они нажимают на спусковой крючок, они заряжают орудия, они ловят наши каски в перекрестья своих прицелов… Заслуживаем ли смерти мы? Наверное. Мы ничем не лучше. Но никто из синих не стрелял в меня, никто из синих не травил меня газами, никто из синих не взрывал на моих глазах госпиталь с безоружными детьми и ранеными. Они такие же, как мы, но они враги. Стали врагами. Так вышло, к сожалению. Ничего уже не изменить».

По плечу кто-то похлопал, выдернув Боба из омута мыслей. Рядом оказался немолодой солдат с шевроном пулеметной роты.

- Чего приуныл, солдатик? Война есть Война. Все мы не бессмертные. Ты вот что лучше послушай. Наши захватили первые три линии красных! Представляешь? Не просто захватили, да еще и закрепились там. А сейчас…

Где-то в тылу загрохотало. Вспышки света, красно-желтые зарницы осветили горизонт, в сторону фронта по небу поползли яркие огоньки, оставляя тонкие дымные струйки.

- Сейчас перепашем их дальние линии, пока наши укрепляются. Это ж настоящий праздник! Когда такое было? Вот-вот. А ты, видать, только с госпиталя? Помиловала тебя Война на этот раз. А за девочек не волнуйся, мы за каждую из них по десять красных положим.

С механическим скрежетом приблизилась небольшая бронированная машина. Солдат-пулеметчик, перекинувшись парой фраз с водителем, залез на машину и протянул руку Бобу.

Двигаясь к полыхающему заревом горизонту, ефрейтор Херринджер вновь углубился в свои мысли. «Я готов отдать свою отцовскую цепочку, последнее, что у меня есть, для переплавки в пулю или фрагмент колючей проволоки, но когда-нибудь у нас кончатся ресурсы. Нечем будет заряжать и смазывать орудия, топить позиции, заправлять генераторы. Построим осадные машины! Катапульты, требушеты, баллисты… Сделаем луки и арбалеты, перекуём колючку в мечи и доспехи! Кончится металл? Будем воевать палками и камнями. Если уж на то пошло…»

- Я знаю, о чем ты думаешь, солдатик, - раскуривая папиросу, произнес старый солдат, - Когда-нибудь эта война кончится.