SCP Foundation

Величественный дворец Короля содрогался, языки пламени плясали на золоте и серебре его стен. Подданные, что много лет терпели угнетение, добрались до королевского донжона, где укрылся сам король, и вся его гвардия была бессильна перед натиском толпы. Его выволокли наружу - некогда Короля, теперь лишённого венца и трона, протащили по натёртым до блеска мраморным полам, заковали его руки и ноги в цепи. В те самые цепи, которые Король надевал на тех, кто смел ему противостоять. Лишённый своей длинной, величественной мантии он прикрывал своё покрытое шрамами тело лишь тряпьём. Старый Король роптал, но вскоре разгневанная толпа заткнула ему рот.

Бунт не угасал - угнетённые рабочие и крестьяне, и даже некогда верные и законопослушные граждане ринулись во дворец, урвать свою долю сокровищ. Слуг и приверженцев короля рубили мечами, резали ножами, забивали насмерть камнями и дубинами. Не пощадили даже придворного шута. Толпа била его лицом об изукрашенную стену дворца, и шут плакал. Осколки его маски лежали на земле, кровь шута пятнала дворцовый ковёр, а пожар неслышно разгорался, медленно пожирая дворец.

Те же горожане, у кого доставало рассудка, не совались на это пиршество безумия. В отличие от невежественной толпы, они знали, что таилось в подвалах дворца и какой в том был смысл. Не просто коррупция и потворство желанием, но что-то мрачное, шепотки и молитвы, возносимые тому, что не следовало вспоминать. Фолианты и символы слишком сильно напоминали им о древних богах глубоко в бездне, тёмно-красная жидкость в серебряной чаше до тревоги походила на кровь. От льва, любимца из королевского зверинца, остался лишь скелет, и на костях его было выгравировано такое, что врезалось в память навсегда, против воли. Сведущие горожане знали, что гвардия уступила разъярённой толпе не потому, что мечи их были тупы, а броня не давала защиты - гвардия уступила потому, что их тела настолько ослабли, что не могли дать бой. Солдаты были совсем не похожи на былых рекрутов, юных и пышущих здоровьем. Казалось, они были в смятении, в растерянности, их дух был сломлен, словно за годы что-то высосало из них жизнь досуха. И бежали сведущие горожане, книжники спасали свои свитки, художники - картины и инструменты, убегая прочь из проклятого города и не оглядываясь.

Но ликование в городе не умолкало. Люди праздновали победу, кидали в Короля всяческой мерзостью, поднимали камни, чтобы в очередной раз сломать его хрупкие кости. Даже малые дети подходили, чтобы пнуть старика, чтобы тело ещё раз дёрнулось в грязи. Вряд ли они понимали, что всё это значит, но и они смеялись вместе с толпой. А на ветвях вокруг расселось вороньё, резко и пронзительно каркая, словно в насмешку над собравшейся толпой.

Измученный народ получил свою месть, но к ним примкнули даже те, кто был приспешником короля. Преступники, на совести которых были десятки убитых, вставали рядом с теми, кто не смел даже дурного слова сказать про королевский двор, и все они веселились. Воры расхаживали, не таясь, ибо сегодня единственным вором был Король, что украл Королевство у народа, а всё остальное лишь помогало правосудию свершиться. Гибли невинные, а те, чьи руки были обагрены кровью, получали хвалу как герои, но толпе не было дела. То были стервятники, терзавшие труп великана, некогда грешные и слабые, а теперь ставшие прибежищем даже большей мерзости, чем он сам при жизни.

И разгул достиг своего пика в тот момент, когда Короля пронесли по длинным улицам к небольшому холму, на котором росло старое дерево. Его хотели вздёрнуть на виселице, но кто-то заявил, что Королю не по чину формальная казнь, он должен умереть безымянным и забытым. Поэтому его отнесли сюда, в безлюдное место, где было достаточно высокое и крепкое дерево, чтобы его повесить. Король, что всю дорогу полз на переломанных коленях, больше почти не напоминал владыку. Покрытый тряпьём и грязью, он был похож скорее на попрошайку, чем на особу королевской крови. Но, как бы народ ни плевал в него, какие бы оскорбления ни выкрикивал, никто не осмеливался взглянуть ему в глаза. Даже с разбитой челюстью он бормотал нечистые слова, которые никто не желал слышать. А потому толпа вопила и ревела что было сил, желая скрыть неприятное чувство, что ворочалось в сердцах и умах.

Казнь прошла легко и просто. Понадобилась лишь длинная верёвка, чтобы обмотать шею Короля и перекинуть через крупную ветку. Короля повесили, не снимая тяжких оков - народ опасался их снимать. Тот задёргался, как дёргается всякий висельник, но с губ его сорвались такие слова, каких никто другой доселе не произносил. Он не просил о пощаде и не проклинал мятежных подданных, ибо знал он, что они уже прокляты. Он произнёс нечеловеческие слова, что происходили из тёмных краёв, а потом лишь смеялся, пока не испустил дух. Когда же руки и ноги его перестали шевелиться, воцарилась тишина.

Не было больше ликования - всякий стремился побыстрее покинуть дворец. Никто не желал смотреть на Повешенного Короля даже лишней секунды, ведь казалось людям, что глаза его, ныне распахнутые и безжизненные, смотрят на них. Храбрость, которой они набрались при взятии дворца, улетучилась, триумф и гордость обратились в страх и пустоту. Король висел в петле, но казалось, что его смех до сих пор гуляет эхом по небольшому холму.

Через какое-то время его предали земле, хотя поначалу и не собирались. Народ хотел, чтобы Король висел, открытый всем ветрам, чтобы слетелось вороньё и завелись черви, чтобы тело его гнило, чтобы Король умер с позором. Вороньё и вправду слетелось, кружило над трупом, но не садилось на него. Вороньё смеялось своими гнусными голосами, будто снова глумясь над толпой. И столько было в безжизненном взоре Короля отвращения и презрения, что каждый хотел засыпать эту мерзкую тварь землёй, словно какой-то грунт избавит их от его ненавидяшего взгляда. Но склепа для него не поставили, и закопали неглубоко - не было желающих оставаться там так долго, чтобы вырыть глубокую яму. Потом толпа ушла. Народ вернулся в город, ища утехи в свалившихся в руки сокровищах, стараясь забыть то, что довелось увидеть.

На первый день не случилось ничего особенного. Лишь один бродяга сообщил, что слышал с того холма, где был повешен и предан земле Король, странные звуки. Он добавил, что слетевшееся вороньё не сводило глаз с могилы Короля, словно в ожидании чего-то. Но слова его сочли безумными и выкинули из головы.

На второй же день многие жители города слегли со странным недугом. Они кашляли, истекали кровью и дёргались на полу, будто в тяжёлых, проржавевших оковах. Река, что текла через город, покраснела и пахла человеческой кровью. Те, кто наслаждался новообретённой властью и богатством, за один день стали беспомощны, и умирали, сжимая в руках унесённое из дворца золото.

На третий день те, в ком ещё теплилась жизнь, снова нашли в себе силы пошевелиться. Но они поднялись на ноги лишь затем, чтобы приставить к своему горлу нож, или с воплем срывать с себя лицо ногтями. Кровь струилась за пороги их домов, и река краснела всё сильнее. Из города сбежали все звери до единого - лишь вороньё осталось и заполонило город. Птицы молча глядели, как город погружается в безумие. Тогда же на могиле Короля зашуршала земля. Вороньё засмеялось резкими голосами, и Повешенный Король выбрался из могилы, скованный по рукам и ногам, и с петлёй на шее.

Он был повешен как владыка людей, но вернулся оттуда чем-то иным. В его теле не осталось жизни, но он не умер, он отказался следовать этому пути, воспользовался теми душами, которые имел в распоряжении, и которые не имел, чтобы заключить сделку. Оковы с лязгом упали наземь, и Повешенный Король двинулся в город. В тот самый город, где по улицам текла кровь, где повсюду были взгляды чёрных ворон, и где люди кричали, покуда хватало сил.

Он двигался по улицам, по которым его волокли несколько дней назад. Ступал по крови подданных. Медленно шагал к развалинам некогда величественного дворца, который возвёл так много лет назад. Сокровища разграбили, остались лишь трупы и обломки оружия. Король прошёл мимо маски, которую раньше носил его любимый шут, но не обратил на неё внимания. Спустился в подземелье, где стоял трон, утыканный острыми ржавыми шипами. Осаждающие решили, что это - орудие пыток, и не стали его трогать. Оставляя кровавый след, Король шагнул к трону и сел, нанизавшись на холодный металл шипов.

Шипы пронзили его мёртвое тело, и Король содрогнулся. Он закричал бы, но петля отняла у него голос. Боль его была в душе, а не в теле. Ему предстояла вечная мука, но дело было сделано, и сё был его трон на века и по праву. На мгновение всё затихло, затем руины дворца затряслись и задрожал сам город. Снова вспыхнуло пламя, но лишь призраком былых огней, и кровь в реке вскипела. Львиный скелет поднялся на лапы и заревел.

Подземелье короля, где стоял трон, центр всего этого, стал провалом, дырой, что охватила и исказила всё королевство. Всё вывернулось наизнанку, стало искорёженным и нечеловеческим. Искривилось пространство, запуталось время, город оказался в каком-то месте, которое не совсем было, но все они были там. Весь город преобразился и был воссоздан. Вороньё встало на крыло и полетело вокруг города, чтобы искать тех, кто ещё не совсем умер, и клевать, пока кровь их не истечёт жутким образом.

Повешенный Король восседал теперь на престоле нового города, что был построен на развалинах старого, и будет восседать там во веки веков. Явился мёртвый шут, вновь облачённый в свою разбитую маску, и протянул Королю серебряный кубок, полный крови.

Он заговорил не своим голосом и произнёс, словно с чужих слов:

- Вот наша кровь, Повешенный Король.

Король взял кубок, но рука его была переломана, и острые шипы трона пронзили её во многих местах. Дрожала изувеченная рука, не имея сил держать кубок. Тот упал на пол, и кровь разлилась по новой тронной зале.

Глазевшее на это вороньё снова рассмеялось грубыми голосами и разлетелось прочь из города. Восстали мертвецы, и изломанные тела их вновь придавали себе подобие человеческой формы. Они шли по новым извилистым улицам, покрыв окровавленные лица масками, и возликовали так, как ликовали при жизни, в день взятия дворца. Они отправились торжественным шествием по новому городу, словно вся трагедия с самого начала была грандиозным маскарадом. Они смеялись и хохотали, пока Король не заплакал, но горло его не могло издать ни звука, и потому он лил слёзы безмолвно.

И вечно правил в том городе Повешенный Король, а мертвецы в масках ликовали и праздновали, пока гниль не забрала их. Но даже те, кто сбежал из города, когда вешали Короля, не нашли себе покоя. Наяву и во сне терзала их тревога, ибо шёпот из искажённого города отыскал беглецов. Им снился маскарад искорёженных душ, что спускался по длинным коридорам к величественному двору Повешенного Короля. Проснувшись, они тряслись от страха. Но не дано им было забыть увиденное, будто город восторга и порчи пустил корни в их душе. С тех пор пишут они драмы и поэмы о проклятом городе, сочиняют песни и рисуют картины о проклятом короле. Какие-то из этих произведений были утрачены и забыты, но те, что уцелели за годы, дадут Повешенному Королю дотянуться до тех, кто их увидит или услышит.

А за пределами извилистых улиц королевства, вдалеке от усеянного шипами трона Повешенного Короля, вороньё улетает со смехом, но глаза птиц всегда будут наблюдать.