Наша планета умирала. Я мог бы привести кучу объяснений этого - бесчисленные рассказы об ошибках и неудачных идеях, о неспособности некоторых людей видеть истину, бесконечные истории о невежестве и о худшем грехе из всех возможных - о глупости. Но ни одна из этих причин не является извинительной, и уж чего-чего, а сочувствия я не ищу. Так что достаточно будет сказать, что наша планета умирала, а мы отчаянно хотели жить.
Я был членом Научного Совета. Несколькими годами ранее мы собрали самые выдающиеся умы нашей эпохи и разобрались в той ситуации, в которую мы попали. Мы осознали уровень угрозы - она была страшной, действительно страшной - и, что более важно, обсудили, что нам понадобится для решения проблемы. Это было названо Тридцатилетним Планом. Простые люди решили, что это то, что мы будем делать в ближайшие тридцать лет, чтобы решать их проблемы. На самом деле, согласно расчетам, это было максимальное время, оставшееся до краха цивилизации, а в плане описывались возможные меры по продлению этого промежутка.
Нам нужна была земля, еда и топливо, а ресурсов не хватало ни на что из этого. Конечно, у нас имелся прототип космического корабля и достаточно энергии, чтобы ему хватило ее на много световых лет, но в космический корабль не поместился бы целый город, и, будучи в крайней нужде, кое-кто уже поговаривал о том, что корабль пора разобрать, а энергию использовать для выработки тепла, еды или других ресурсов. Наша планета умирала. Наш народ голодал. Нам нужна была надежда.
А потом она появилась - она пришла со звезд, словно обещание божьего дара. Мы заметили ее в атмосфере задолго до того, как она коснулась поверхности планеты, и запустили в космос ракету, чтобы забрать ее с орбиты. Она упала на землю в безлюдной пустыне, и ее тут же увез никем не замеченный грузовик. Мы не могли позволить кому-либо обретать надежду.
Мне повезло - я должен был помогать изучать Артефакт. Его корпус был сильно погнут, испачкан и совершенно нам незнаком. Он был сделан руками, и руками не человеческими.
В него было встроено нечто, напоминающее электронные устройства, хотя теперь они все представляли из себя только расплавившиеся и перегоревшие провода. Все, что нам удалось достать из него - один-единственный красивый золотой диск, на одной стороны которого были выцарапаны крошечные круги, а другая сторона была полностью покрыта гравировкой. Мы все вглядывались в знаки. Ничего подобного мы никогда не видели.
- Не хочу делать преждевременных выводов, - сказал мой хороший друг, профессор Мадди, после недолгого обсуждения, - но эти рисунки, если хорошо подумать, вполне могут быть чем-то вроде звездной карты, - он показал на группу абстрактных пятен и линий. - А это, - заметил он, указывая на другой контур, - может быть, какая-то форма жизни.
Он озвучил то, о чем думали мы все, и о чем не хотели думать. Я положил руку ему на спину.
- Давайте не будем опережать события, - мягко сказал я.
- Да, - сказал Председатель Совета. - Разумеется. Исследования этого объекта должны начаться немедленно, но ни одно слово, касающееся его, не должно стать массовым достоянием. Вы понимаете? Ни одно слово. - Он оглядел присутствующих, и выражение его лица немного смягчилось. - Мы не можем позволить себе давать людям ложную надежду.
Все поняли, что он имеет в виду.
На следующий день мне нужно было выступать с речью на митинге в городе Восс. Эту часть своей работы я ненавидел больше всего. Восс был нищим, голодным, перенаселенным и озлобленным - наверное, справедливо озлобленным - городом. Я должен был улыбаться, сочувствовать их тяготам, говорить о них и лгать, чтобы поддержать их, как можно чаще упоминая Тридцатилетний План. Это обычно срабатывало.
Позже я стоял в огромном переполненном конференц-зале Восса. В помещении толпились грязные, голодные, мрачные люди, и все в полном молчании смотрели на меня.
- Я бы хотел в-выразить вам свою благодарность за то, что вы собрались здесь, - я запнулся. - Однако ваше п-правительство, так же, как и Научный Совет, имеет в виду только ваши… ваши интересы, и мы работаем над поиском решений самых неотложных проблем, с которыми сталкиваемся, в частности - сокращение запасов пищи и воды, дефицит п-продуктов, а также загрязнение окружающей среды. Мы уверяем вас, что мы делаем все для того, чтобы справиться с этим. Теперь я отвечу на в-вопросы публики, - заметив, что тишина сразу же нарушилась раздраженным жужжанием голосов, я дернул воротник рубашки. С места поднялась молодая девушка-репортер с микрофоном.
- Профессор Рук, - обратилась она ко мне, - вы говорите, что боретесь с нищетой и сокращением запасов пищи и воды в населенных пунктах по всему свету. Что конкретно вы делаете?
Я поправил шляпу.
- Мы разрабатываем новые, улучшенные методы фильтрации и типы земледелия, - сказал я, - которые резко повысят объем получаемых пищевых продуктов. Для… э-э-э… для организации и проведения в жизнь этих методов потребуется значительная рабочая сила, поэтому увеличится количество рабочих мест. Это и многое другое включает в себя Тридцатилетний План.
Встал еще один репортер.
- Знаете, все представители власти, с которыми я встречался, говорили о Тридцатилетнем Плане, но я пока что не слышал уточнений. Как в Тридцатилетнем Плане решается проблема перенаселения? А проблема сокращения поголовий скота? А проблема бедности? Профессор, что такое Тридцатилетний План?
- Мы не можем полностью раскрыть Тридцатилетний План. Мы считаем, что раскрытие плана повлияет на конечный результат, - я заглянул в шпаргалку. - Достаточно будет сказать, что Тридцатилетний План проводится в жизнь, как мы и говорили, и дает хорошие результаты. - Сместить внимание, сменить тему, переубедить. Довольно легко.
Но люди начали кричать, что результатов никаких нет. Мне стало стыдно.
Где-то в конце зала с места встал хорошо одетый мужчина. Микрофона у него не было, но голос у него был громкий и слова зазвучали по всему залу.
- Профессор Рук, - спокойно сказал он, - я недавно наткнулся на неопубликованный правительственный отчет - наверное, он был секретный, так что прошу прощения, - в нем говорилось о том, что некий предмет - судя по всему, называемый Артефактом, - несколько дней назад упал с неба на землю. С вашего разрешения, я процитирую отчет - "Он определенно сделан вручную, хотя множество выгравированных на нем символов распознать невозможно, и с большой долей вероятности можно сказать, что спроектирован он не земной цивилизацией." Вы можете рассказать нам об Артефакте, профессор?
В зале воцарилась тишина. Меня словно под дых ударили. Этот отчет писал я. Артефакт. Они знали об Артефакте. Я заметил, что человек снова растворился в толпе.
- Д-да, эта… э-э-э… аномалия - Артефакт, скажем так - весьма любопытна для нас, но это… явно не символ чего бы то ни было. Проводятся… п-проводятся исследования, - экран шпаргалки был черным. И тишина.
- Почему вы нам не сказали? - крикнул какой-то горожанин.
- Мы… э-э-э… мы не хотели в-внушать ложные надежды… - толпа разразилась гневными криками. Она бурлила, как вода в котле. Мне стало плохо. Я чувствовал себя чудовищем. В зал ворвалась охрана. Вскоре после этого митинг был окончен.
Пришлось поменять забронированные в гостинице номера. В вестибюле выставили охрану. Нас никто не нашел. Я позвонил Мадди и спросил, как там Артефакт.
Им не удалось выяснить ничего. Они пускали на него лучи света, сканировали его, изучали, измеряли бороздки, пропускали их через наши лучшие дешифрующие программы. Ровным счетом ничего. А слух об Артефакте между тем ходил по всему свету.
Той ночью я лег спать в одной комнате со своими подругами - Джей и Адель. Мне не сделалось лучше ни от их заботы, ни от их утешений, ни от того, что они льнули ко мне. В конце концов их теплые слова и прикосновения перешли в мертвое, тяжелое молчание. Я попытался уснуть, но только бессильно ворочался. Я поймал себя на мысли о том, что Артефакт может оказаться не приветствием и не случайностью, а мольбой о помощи от другой умирающей цивилизации, с планеты, которая точно так же, как наша, разваливалась на части. От еще одного истощенного мира. Эта мысль была невыносима.
На следующий день я проснулся рано. Я пробрался в комнату отдыха охраны перед пересменкой, взял ружье и незаметно проскользнул обратно в номер. Джей и Адель спокойно спали, свернувшись так, будто я еще лежал рядом с ними.
Мне пришлось отвернуться. Я трус. Я поднял ружье к голове. Приставил дуло к верхнему глазу, чтобы уж наверняка. Люди были вне себя от ярости - и имели на то полное право. Запасы воды их подвели. Запасы пищи их подвели. Экосистема подвела их. Мы тоже подвели их. Они хотели видеть Тридцатилетний План? Вот он - Тридцатилетний План. Я закрыл глаза, и тут зазвонил телефон.
Я подскочил и обернулся на Джей и Адель, испугавшись, как бы они не проснулись. Они спали. Я сунул ружье в ящик и вышел в коридор.
- Да? - устало сказал я.
- Рук, это Мадди. Артефакт.
- …что такое?
- Мы заставили его работать. Помнишь сторону с бороздками? Мы поставили на нее иглу, привели ее в равновесие, прикрутили динамик и определенным образом начали крутить диск.
- Почти как код.
- Может быть. Но тебе нужно срочно приехать. Оно издает звук. Оно поет.
Меньше чем через час я оказался там.
К тому времени они, по-видимому, дослушали запись до конца и вернули устройство в исходное положение, чтобы проиграть ее заново. Мы расселись вокруг маленького самодельного проигрывателя, и в полной тишине диск начал вращаться.
Я услышал звуки, каких никогда раньше не слышал. Короткие, живые, отрывистые гудки и щелчки. Низкое жужжание, то усиливающееся, то ослабевающее. Вибрирующие звуки, похожие на голоса странных животных, выражавшие гнев и радость. Сотни острых, коротких, воздушных, мелодичных свистов, вплетавшихся в дивные мелодии и песни природы. Протяжный, низкий вой, который, казалось, восставал из тишины так же, как гора из воды, как солнце из тьмы. А потом начала звучать музыка.
Самые разнообразные стили, самые разнообразные звуки. Похожие на плеск воды, падающей на камни, похожие на биение сердца, на крик, на падение, на любовь. Среди них вились голоса, поющие непонятные песни. Музыка была ритмичной и прекрасной.
- Это не все, - взволнованно объяснил Мадди. - Мы расшифровали звездные карты. Нашли наше Солнце. Если мы правы, то этот диск пришел с планеты в Солнечной системе, до которой 7,7 световых лет пути.
Наших космических технологий хватит, чтобы добраться туда. Я чувствовал, как Тридцатилетний План испаряется из моей души вместе со всеми тревогами.
Вскоре музыка кончилась. Ее сменили мелодичные, глубокие голоса, звучавшие совершенно по-разному и говорившие что-то, что мы не могли перевести, но прекрасно понимали. Музыка кончилась, но я продолжал слушать самую великолепную песню в своей жизни.
Привет.
Hola.
Bonjour.
Jambo.
Ni hao.
Я едва смог прошептать приказ подготовить космический корабль. Это была песня спасения, надежды, освобождения. Песня изобилия, песня мира, где много места, воздуха, животных и голосов. Мы благодарили наших внеземных спасителей как древние охотники, которые выражали благодарность за жизни животных, на которых собирались охотиться.
Итак, это сообщение для вас, для вашей планеты, для вашего мира, который воет, говорит и поет. Спасибо за доброжелательность, спасибо за приглашение и за то, что даете нам надежду и жизнь.
Мы слышим вас.
И очень скоро мы придем.