Рим, 1955
Джиральдо Моретти бежал, когда зубастые стены переулка сомкнулись за его спиной. Жужжащий звук, который следовал за ним, превратился в рёв. Смятые бумажки летали в воздухе, несмотря на отсутствие ветра. Впереди, за мили, он видел тусклое свечение, обещавшее спасение.

Как он сюда попал? Он пытался вспомнить.

Был ужин в поезде. Ночь, куда не проникал свет. Вечеринка. Знание о существах и темноте по ту сторону стены. Тайный кивок одного из мужчин. Он видел, как последовательность разворачивается на мусоре, заполнявшем воздух. Моретти побежал быстрее.

Приближаясь к свету, электрически-голубому и красному, он ощущал, как переулок жадно щёлкает у его ног. Люди теперь заполняли узкий проход, появляясь из кирпичных стен по обе стороны. Их лица, когда они были, были неправильными. Ошибочными.

Моретти пытался пройти мимо, но человек с пятью глазами и без рта схватил его, размазывая одежду по его руке. Другие мужчины начали хватать его, втирая ткань в его тело. Они обрушились на него волнами, их кожа была липкой и горячей.

Когда мужчины накрыли его, он чувствовал, как слабеет. Всё медленнее двигался, кожа стала серой. В конце концов, ноги не выдержали веса, и он рухнул.

Мужчины с ошибочными лицами напали, рвали плоть кусками. Смотря вверх, Моретти видел, как неоновые огни в начале переулка один за другим гаснут. Переулок ревел от триумфа, его зубы настигли его. Чернильная тьма внутри начала сжимать его и –

Джиральдо Моретти открыл глаза. Он снова стоял в галерее. Перед ним была картина с потёками краски и, Бог знает чем ещё, что привело его к этому сну.

Он пытался остановить дрожь рук, не смог, попытался сосредоточиться на других вещах. Рецензия, которую нужно было написать завтра для этой выставки. Рим с его древними и бесконечно прочными зданиями. Сухие разговоры о материализме и толчок истории, которыми он и Мария делились долгими ночами и многочисленными сигаретами. Всё казалось ядовитым.

Сон был настолько реален. Этот Лоуренс Гриер – его работа – была не похожа ни на что, что Моретти когда-либо испытывал. Он вкусил страх. Он чувствовал, как разрывается его кожа.

Он направился к выходу. Осматривая галерею, он видел других посетителей, смотрящих на дюжину или около того других работ. Некоторые, казалось, были в трансе, возможно, как он только что. Другие просто выглядели поражёнными. Он всё ещё дрожал.

Стоя у входа в подвал галереи в тёмной ночи, Моретти проверил, не идёт ли кто. Затем, впервые с конца войны, он заплакал.

Рио-де-Жанейро, 1958
Дрожащий свет экрана освещал лицо Карлы Карвалью. Она почти ощущала его, когда он двигался по её телу в тёмном подвале. Казалось, что он смешивается с жаром, заполнявшим каждый сантиметр воздуха в театре.

Перед ней тёмный мальчик и светлая девочка шли, держась за руки, не замечая мусора вокруг.

В комнате была тишина, кроме жужжания проектора и редкого кашля. Затем внезапно она ощутила музыку. Она казалась исходящей изнутри, заполняя каждый сантиметр её существа. Великие, обширные ноты, одни такие маленькие и тонкие, что она едва могла их заметить, другие – которых она даже не могла представить себе услышать. На самом деле, она поняла, что кроме проектора никакого звука всё ещё не было.

На мгновение её занесло в прошлое, к тому времени, когда она впервые танцевала с мальчиком, много лет назад в Сан-Паулу во время карнавала. Немного вспомнив, что ощущались его руки на её руках, она вернулась к фильму. Пара теперь смотрела друг другу в глаза. Музыка внутри неё разлилась сладкими струнами.

Она подумала: «Наверное, это какая-то шутка, где саундтрек создаётся внутри». Хо-хо. Ничего больше, чем дешёвая новинка. Что ж, американское аномальное кино. Рита обещала ей, что Greensboro Yellow стоит увидеть, но если «звук без звука» – всё, что мог придумать создатель, Карле придётся пересмотреть список тех, к кому она обращалась за советом.

Кто-то в зале ахнул, выведя Карлу из размышлений. Её глаза метнулись по экрану, ища что-то, что могло вызвать ах. Ничего. Просто пара снова танцевала, но теперь в кадр забрел собака, слегка хромая.

Карла хотела простонать. Она могла быть дома, практикуя свои сигилы, или в университете, или снова на кладбище, или… где угодно, лишь бы не в темноте, полной легко впечатляемых идиотов.

Сцена сместилась, теперь это была узкая улица фавелы. Странно, но не особенно интересно. Сдвиг вызвал новый вздох, теперь у другого зрителя. Идиоты.

Она собиралась уходить, когда снова увидела пару на экране, теперь в чёрно-белом варианте. Цвет кожи был теперь обратным: тёмная девочка и светлый мальчик. Точно как мальчик с карнавала много лет назад.

Карла прищурилась. Нет, это было не просто похоже на мальчика с карнавала, это был мальчик с карнавала. Она ахнула, видя, как её юная версия повторяет движения, с которыми она танцевала с светлокожим мальчиком полжизни назад. Она ощущала музыку того дня, дюжина мелодий поднималась и падала, переплетаясь друг с другом.

Пара танцевала, и мальчик что-то шепнул девочке на ухо. Карла так и не разобрала, что он сказал на своём грубом акценте Мараньян, только его ã и ch звучали сквозь шум карнавала. Музыка охватывала её, пока пара танцевала и танцевала и танцевала и танцевала.

Наконец, музыка стихла, ритм пары замедлился и остановился. Мальчик улыбнулся дружелюбно, как двадцать лет назад, и поцеловал юную Карлу в щёку. Карла в зале закричала, хотела задать миллион вопросов светлому мальчику на экране. Другие зрители удивлённо посмотрели на неё. Она больше никогда его не видела после того дня. Куда ты ушёл? Какова была твоя жизнь? Танцевал ли ты с другой девочкой той ночью?

Светлый мальчик на экране помахал юной Карле и ушёл из её жизни навсегда. Музыка была почти неслышна. Карла сжала кулаки так сильно, что почувствовала боль в запястьях. Она хотела кричать, топать ногами и проклинать режиссёра, мальчика и идиотов, глазевших на одно из её самых дорогих воспоминаний.

Карла на экране стояла ошеломлённая и улыбающаяся на тротуаре. Затем она начала прыгать. Пока она прыгала, юная девочка начала меняться. Она выросла, волосы выпрямились. Музыка вокруг становилась более лёгкой. Когда она закончила прыгать и дошла до обычного серого здания с пальмой перед ним, девочка уже не была Карлой. Она почти идентична одной из женщин в зале. Раздался вздох. Карла повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как челюсть женщины отвисла, когда она увидела свою двойницу на экране.

Карла досмотрела фильм до конца, наблюдая, как полупереваренные воспоминания аудитории складываются в повествование. Она сидела, пока на экране разыгрывались браки, сломанные запястья и разлитый рис, а музыка звучала внутри неё. Но мальчика она больше никогда не увидела.

Котону, 1962
Воздух выставки, казалось, обвивал Эвансиху Согло, душил его. Малая элита Котону собралась здесь, в этом небольшом неприметном здании в центре города, чтобы их видели. Полдюжины разговоров, все на французском, переплетались между хорошо одетыми посетителями.

Эвансиха избегал разговоров. Не потому что он не мог участвовать, напоминал он себе, а потому что он был слишком глубоким мыслителем, чтобы попадать в их сплетни. С тех пор, как его профессор познакомил его с книгой Маркса в коричневой обёртке, он видел мир таким, каков он есть на самом деле. Всё, от религии до аномального искусства, было надстройкой. Пусть хорошо одетые идиоты треплются о своих мелких интригах. Эвансиха видел, куда движется мир, и знал, что он на правильной стороне истории.

Он перемещался от экспоната к экспонату, решив остаться ровно столько, чтобы его заметили. Серия фотографий, вызывавших у него вкус цвета синего. Гитара, издававшая звук дюжины песен одновременно. Хо-хо.

Эвансиха подошёл к уродливой статуе в углу комнаты. Все скрученные металлические элементы тянулись к потолку, она была самой уродливой вещью в галерее. Эвансиха различил десятки лиц, искривлённых в гримасах – от боли или веселья – трудно сказать.

Типичный декадентский американский мусор, подумал Эвансиха. Он повернулся, чтобы уйти, моргнул –

И мир развалился.

Элегантные разговоры на старательно выученном французском превратились в лай собак. Он огляделся на других посетителей и увидел, что у них больше нет ртов и глаз. Он пытался вспомнить, где он. Священнейшая Империя Дахомея, вспомнил он, под просвещённым правлением императора Мориса XIV. Эти мерзкие создания были лишь полусозданными существами, собранными из несотворённых частей людей. Больше нечего было бояться. Он повернулся к уродливой статуе, памятнику одному из предшественников Мориса. Моргнул снова.

Воздух наполнился верёвками слов. Эвансиха видел контуры разговоров, исходящих из ртов посетителей. Слова скользили по галерее, собирая предложения в кучу в центре комнаты. Он больше не мог вспомнить, где находится, только контуры страны, города, района. Только статуя была твёрдой.

Эвансиха снова моргнул, и мир был перестроен. И снова. И снова. И снова. Наконец, он отошёл от статуи, и мир вернулся к обычному виду. Он снова был Эвансиха Согло. Он находился в Бенине, в Котону, конкретно. Эти посетители были ничем иным, как пустыми идиотами. История имела направление, и он помогал её вести своим небольшим вкладом.

Он отошёл от статуи, перестраивавшей мир снова и снова. Он не был напуган, напоминал себе, просто хотел испытать иное, так называемое искусство здесь. Даже глядя на картины, которые двигались, и на скульптуры, которые пели, он не мог перестать думать об уродливой статуе.

Два месяца назад он посещал выставку из Советского Союза. Аномалии, таковые как они были, лишь наполняли его пролетарской гордостью и заставляли чувствовать себя, как будто он едет на первом тракторе в гордой колхозе. Хотя он был убеждённым коммунистом, Эвансиха должен был признать, что советскую работу он бы не вспомнил через год.

Но это? Это декадентское американское произведение? Он будет разгадывать его ещё годы.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

ДОСТУП К ЭТОМУ ДОКУМЕНТУ ОГРАНИЧЕН ДЛЯ ЛИЦ, ОЧИЩЕННЫХ ДЛЯ ЭТОГО ПРОЕКТА:


Б.Г. Маркус Лайл ПОЛК. Джаспер А. Хант ПОЛК. Томас Каллахан
ПОДПОЛК. Энтони Эндрицци МАЙ. Аарон Х. Саттон

МЕМОРАНДУМ ДЛЯ НАБЛЮДАТЕЛЕЙ ПРОЕКТА "КЛЕОН", 388-я ОТДЕЛЬНАЯ СПЕЦИАЛЬНАЯ РОТА
Тема: Эффективность финансирования паранормального искусства
От: МАЙ. Стивен М. Джейкоби

С момента своего создания в 1953 году работа проекта «Клеон» заключалась, во-первых, в идентификации граждан США, занимающихся использованием паранаучных материалов и методов для создания произведений искусства, и, во-вторых, в тайном финансировании и поддержке работы этих людей, особенно в контексте международных выставок. Содействуя таким произведениям искусства, целью проекта было добиться большего уважения к американской культуре и обществу среди членов паранаучного сообщества, предоставляя 388-й отдельной спецкомпании более широкий пул потенциальных талантов для борьбы с международным коммунизмом.

Через десять лет проект «Клеон» оказался крайне успешным в этом отношении. Было профинансировано 157 выставок американского паранаучного искусства, проходивших почти во всех странах, не находящихся под прямым контролем коммунистов. Благоприятные рецензии этих выставок публиковались в различных широко читаемых паранаучных изданиях, таких как "Planasthai", и многочисленные источники разведки указывали, что американское искусство высоко ценится за свою креативность и «живость». Только в первый год проекта 388-я отдельная спецкомпания смогла привлечь более восьмидесяти новых разведывательных ресурсов из паранаучного сообщества по всему миру, что превысило количество за предыдущие пять лет вместе взятых.

Помимо улучшения восприятия Америки в районах потенциальных будущих конфликтов, проект «Клеон» принес и более осязаемые выгоды. Работы многих паранаучных художников используют техники, которые могут быть полезны для будущих исследований оружия, или сами по себе могут быть использованы как оружие. Наиболее заметно, скульптура "Без названия 17" Джеральда Сайто, при правильном обращении многократно вызывала взрывы мощностью более 2,3 килотонн. Хотя некоторые эксперименты давали субоптимальные результаты (см. инцидент 'Критий'), общее исследование возможности вооружения этих явлений остаётся многообещающим.

Проект «Клеон» доказал свою чрезвычайную эффективность в достижении заявленных целей и предоставил 388-й отдельной специальной роты дополнительные, непредвиденные преимущества. Следовательно, я настоятельно рекомендую бессрочное продолжение проекта.