Седа вздрогнула от удара и выронила пару листов из пачки, что сжимала в руках. Филипп Трэнсом, наконец, пришёл.
«Вообще то дверь в конференц-зал закрывается сама. Нет нужды дергать ее за собой с таким мерзким хлопком, когда врываетесь. Вы зря подвергаете ненужной нагрузке имущество Зоны, мистер Трэнсом.»
Замечание хотелось сделать вслух, но не настолько, чтобы раскрывать рот в окружении чужаков. Из собравшихся «своим» для Седы Инь был лишь доктор Нигель, пожилой специалист по аномальной заводной технике, сейчас шумно хлюпавший чаем из бумажного стакана через кресло от нее.
– Третье собрание следственной группы по делу Гарольда Притчетта, поехали.
Взвизгнули колеса. Тяжелое кресло Трэнсом разворачивал одним резким движением, почти не напрягая кисть. Лицо разведчика, возглавлявшего группу, было сильно вытянуто кверху и все усыпано седыми завитками, как припорошённая снегом ель. Но доверять седине не стоило: ходил по коридорам Филипп Трэнсом, расталкивая окружающих, говорил быстро, а решения принимал еще быстрее. Слишком быстро по мнению Седы, когда она пыталась донести до нового руководителя свои наблюдения, разведчик регулярно перебивал её и требовал формулировать короче, что несколько задевало сотрудницу.
– Слушаю, Тревор. В сортир нельзя.
Седа бережно положила в коробочку памяти имя веснушчатого разведчика, поднявшего руку. Кажется, он руководил допросами и содержанием привлечённых свидетелей.
– Я просто заметил среди нас новое лицо.
Трэнсом хрюкнул и указал Седе на подчиненного большим пальцем.
– Напоминаю: выпускник Академии Фонда с отличием. Какие ещё ценные наблюдения вы сделали, пока я торчал на досмотре?
– Седа Инь теперь полноправный член группы?
– Да, я повысил, она в составе. Седе нужен этот… контекст. Говорит, обстоятельства дела могут выступить ключом к дешифровке.
– Причём любые, вот почему мне так важно иметь полный доступ ко всей следственной информации. Вам стоило дать его ещё четырнадцатого, как я просила. Тогда мне не пришлось бы две недели ковырять блокнот в вакууме.
– Соглашусь. Если результаты последуют. Пока это пустые слова. – Трэнсом вытащил платок из сумки, сморкнулся в сторону дешифровщицы. – Раз вы так самоуверенны, Инь, начнём с вас.
– Прежде всего! – Седа кинула слегка нервный взгляд на строки отчета. – Прежде всего, главное открытие. Дневник – не Гарольда!
– Мм, вот как? – бровь начальника поползла вверх. – У нас вроде такого впечатления не сложилось. Дэвис?
– Но мы и не проводили сравнительный анализ. Да, почерк различается, но ведь в дневнике и не буквы, а вымышленные символы. Людям свойственно писать новые знаки новыми движениями, особенно знаки непривычные.
– Верно, я думала также, поэтому не сразу сообразила. Но потом в кабинете у мистера Трэнсома увидела бланки коммунальных услуг, которые заполнял наш грабитель. Его пропись наклонная, а в дневнике все символы строго перпендикулярны строкам, даже те, что очень близки по написанию к английским буквам…
– Какая внимательность – сощурился Дэвис. – Я бы тоже это заметил, если бы видел дневник. Если б вы не стащили его в своё логово, едва вас назначили…
– Вы могли затребовать дневник в любой момент…
– Спор не начинать! – Филипп зевнул, его зубы щёлкнули. – Как вы установили, что почерк женский?
– Здесь уже более смелое предположение, оно сделано не по символам, а по рисункам. Паттерны кривых согласно статистическим исследованиям Ч. Доппля с большой вероятностью соответствуют женскому строению рисовавшей руки, но здесь я могу ошибаться, так как, во-первых, исследование Доппля вызывает споры в научной среде, а во-вторых… при всем уважении, я специалист по шифрованию, а не по почеркам.
Девушка запнулась, подняла взгляд на главу группы и спросила:
– У вас есть специалист по почеркам… мистер Трэнсом?
– Не а. У меня минимально допустимая группа-огрызок из пяти человек, плюс консультант-эмэнэска. Специалисты по почеркам все растащены по более важным делам, чем копание в старых труселях школьника, который не придумал лучшего применения телепортатору, чем в моделей совать и непотребства рисовать на мировых достопримечательностях.
Взгляд старого разведчика отчего то пугал криптографистку. Это сочетание усталости с вниманием. Ей казалось, что чем больше она прячет лицо, тем наглее, настойчивее босс ее рассматривает. На ум почему то лезли байки про Отдел Внутренней Безопасности, способный утащить любого сотрудника в застенки просто за то, что у бедолаги физиономия сделалась подозрительная. В горле коброй поднимало голову беспричинное чувство вины.
– Ладно. Что автор – не Гарольд – отметим как факт. Что почерк женский… пока проигнорируем. Фантазии. Что по содержанию?
– Переведены тридцать восемь страниц из сорока девяти заполненных. Это те, что с текстами. У них оказался единый принцип шифровки: замена букв иероглифами. Перевод затянулся, поскольку на каждой странице символам присваивались разные значения. Иными словами, все расшифровки, сделанные для одной страницы, ничего не значили уже для следующей, и приходилось каждый раз начинать…
– Содержание?
Седа Инь улыбнулась.
– Рецепты.
По кольцу разведчиков, навострившихся от тридцати восьми расшифрованных страниц, пронеслось разочарование. Только доктор Нигель не понял.
– Рецепты? Какие рецепты?
– Всякие разные. В основном супы, но есть и салаты, и мясные блюда, алкогольные коктейли. Вчера утром я сделала по одному из них омлет, не очень вкусно. От первой до последней страницы – сплошная кулинария.
– Очередная школьная шуточка. Зашифровал хуйню, чтобы полицейские голову ломали. Впрочем, вы все равно не расслабляйтесь, Инь, там всё ещё может оказаться и нечто важное.
– Вы знаете, у меня есть гипотеза, что мы имеем дело с псевдошифром! Она очень перспективная… но это пока просто мысли, так что пока не будем…
– Благодарю, мисс Инь. Если появятся факты – не ждите собрания, пишите сразу мне, я отслеживаю рабочую почту круглосуточно. Тревор, твоя очередь.
Пока веснушчатый отчитывался о допросах, Седа Инь пряталась за отчетом, чтобы её довольная физиономия не раздражала матёрых ищеек.
«Пока всё выходит донельзя гладко. Аномалий нет, никакой угрозы жизни. Если гипотеза верна, дневничок я скоро сковырну, а гипотеза наверняка верна, такая красивая догадка просто не может взять и не совпасть. Да, дельце мелкое, но всё равно – справлюсь, заглажу просчёт с атлантическими пирамидками, а там – ещё парочка успехов, и, глядишь, повышение!»
Четыре месяца назад девушка попала под первое в своей жизни меметическое воздействие. Ее привлекли для расшифровки неизвестных надписей, покрывавших древние пирамидки, поднятые со дна Атлантического океана. Пирамидки оказались с подвохом, и вот благовоспитанная Седа Инь беснуется голая в железной клетке. То ползает из угла в угол, то бросается зубами на прутья, то рычит невыговариваемые заклинания, захлёбываясь слюной. Трое суток Седа провела в клетке, пока команда из Отдела Меметики собирала контрагент. Кормить пострадавшую приходилось насильно. Охрана выволакивала ее железным прутом с ошейником, прижимала к земле и проталкивала пищу в горло. От внутривенного питания отказались из страха повредить сосуды.
Но самое неприятное началось после выздоровления. Едва удостоверившись, что воспоминаний в голове девушки о днях бешенства не осталось, её сразу же потащили на заседание следственной группы по инциденту. Такой же, в какой она работала теперь, только больше и суровей. Перед Седой Инь положили какой-то бланк и потребовали объясниться. С трудом криптографистка вспомнила один из тестов, что она сдавала при вербовке в Фонд. Самый странный тест с бессмысленными, абсурдными вопросами.
Оказалось: то был тест на меметическую устойчивость. Седу Инь обвинили в подделке результатов. Мол, с уровнем устойчивости, полученным по тесту, пирамидки не должны были подействовать на её восприятие. Тщетно Седа пыталась объяснить, что она отвечала честно, что вообще не знает, как рассчитывается меметическая устойчивость. Ей просто тыкали в лицо цифрами, а когда она надоела, председатель комиссии заявила: «Мисс Инь, мы пользуемся этим алгоритмом при оценке всех новобранцев уже больше тридцати лет. Вы всерьёз предлагаете нам проводить реформу общефондовского масштаба ради того, чтобы признать невиновной одну младшую научную сотрудницу? У которой из заслуг то, как она поставила на уши весь Отдел Меметики просто потому, что при вербовке решала тест наобум. Вы осознаёте вообще, в какой организации работаете? Какая ответственность на вас лежит? При дешифровке вы тоже собираетесь наугад необходимые начальству ответы подбирать?»
По итогу девушке назначили дисциплинарное взыскание. Правда, в изобретательной форме. Весь персонал Зоны 42 собрали в актовом зале, и после разъяснения ситуации и публичных извинений Седы её коллегам продемонстрировали три видеозаписи. Беснования. Кормежка. И очистка клетки. Так наказание должно было, помимо внушения криптографистке, донести воспитательный посыл и до остальных сотрудников.
После этого Седа Инь, и так не самая общительная особа, окончательно замкнулась в себе и в работе. Коллеги поначалу пытались поддерживать ее, но, не получив отклика, махнули руками.
Однако время шло, воспоминания об унижении тускнели. И вот она в составе следственной группы. Работает. Никто её чрезмерно не третирует, результаты достигаются. С каждой крохотной победой, с каждым переведённым символом, пусть пока бесполезным, Седа Инь чувствовала, как к ней возвращается уверенность.
Тем временем очередь подошла к доктору Нигелю. Из всех присутствующих он меньше прочих робел перед главой. Доктор встал из-за стола и принялся ходить туда-сюда, игнорируя недовольное сопение разведчика.
– С обнаруженными на данный момент свойствами SCP-429 вы уже, несомненно, ознакомились в составленной нами документации. Кратко для тех, кто не читал: браслет внушает носителю, как им управлять. Телепортировать может в любую точку на земном шаре. Перенос происходит мгновенно, но пользователю придётся висеть в пустоте столько субъективного времени, сколько потребуется для пешей прогулки на заданное расстояние. Так что попытка сократить слишком большую дистанцию превратит вас в инкскую мумию.
– Что и произошло с нашим «великим вором». Это, кстати, странно. Потому что я на днях получил таки материалы первого дела. По которому за ним гонялись девять лет. И он там подтверждённо на смертельные расстояния прыгал, и в мумию не превращался. Где-то Притчетт допустил ошибку. Где?
– Напомните, пж, какое он там себе прозвище взял? – шепнула Седа на ухо соседу.
– «Эль Мано». Рука по испански.
– «Эль Цирко» ему следовало назваться, точнее вышло бы. Байер, у тебя там были подвижки по школе, от которой он начал плясать.
– Да, там мы порылись неплохо. Во-первых, удалось точно установить, что причиной к бегству из дома послужила ссора с родителями. Показания дальнобойщиков о первом публичном использовании Притчеттом SCP-429 совпадают по дате с ночью побега. Конфликт, достигший пика вечером 16 сентября, назревал в семье Притчеттов больше пяти лет…
– Да мне насрать, как он с мамкой ссорился. Давай лучше про культ.
– Да, кхм. Культ. Спустя два с половиной года после побега Притчетта, 8 апреля 2015 года в Фортварте восемь подростков арестованы при попытке заменить друг другу органические части тела на механические. Подручными средствами. Один погибший, трое остались инвалидами. Аномалий Фонд не обнаружил, но детская секта совершенно точно исповедовала веру в Разбитого Бога. Четверо членов культа учились в Саутгейтской средней школе и были знакомыми нашего подследственного.
Нигель удовлетворенно потер руки.
– Я вам сразу сказал, что артефакт цээрбэшный, едва увидел.
– Эх, жалость какая, что мы в 2015-м ещё не знали, откуда Притчетт. Думаю, след Церкви можно считать подтверждённым. Байер, ты, как понимаю, в непосредственный контакт не входил?
– Нет, но я прошерстил сводки полиции, все новостные издания. Орган опеки навестил.
– Отправляйся, займись участниками. Сегодня вечером. Участники как по инциденту с культом, так и по бегству Гарольда. Я чиркну в двадцатку, тебе подготовят легенду. Будешь писать книгу про подростковые культы на юге Америки. Можешь разрабатывать гипотезу, якобы Притчетт тоже был жертвой секты – насколько я понял, в СМИ эти происшествия не связывали. Будет повод приставать с вопросами.
– Опять? – расстроился латиноамериканец. – Шеф, но я только утром из Фортварта!
– Байер, не ной. Я в твоем возрасте вообще три года сидел на необитаемом острове, нахуй, с одной целью: сигналить, если наползёт зеленый туман. И эта аномальная шняга за все три года ни разу появиться не соизволила.
– Простите, а разве мы не скрываем от общества существование Церкви?
Седе пришлось слегка покрыться краснотой, ведь на неё со всех сторон посмотрели, как на дуру. Филипп пояснил:
– Нет, мы скрываем аномальность ЦРБ. Снаружи Церковь знают как деструктивный культ, члены которого просто калечат и убивают людей, пытаясь менять кости на железяки. Из-за чего необходимо отделения культа разгонять, а членов – арестовывать. Чертовски удобная для нас легенда.
– Погугли ЦРБ, когда с работы вернёшься – добавил мстительный Дэвис. – Знаю, это не криптография, но тоже может быть полезным, как видишь.
– Причём вот, что странно! – Нигель продолжал свою мысль и, казалось, вообще не слушал, что говорят другие. – Вербовать детишек пытались, несомненно, Максвеллиты.
– Почему? – моргнул Трэнсом. – Технологий для идентификации не обнаружили, религиозные тексты нам известны из противоречивых показаний…
– Поверьте. Часовые Ортодоксы вообще не стремятся ко внедрению в общество. Мы с их точки зрения все неисправимо грешны, им больше интересно строить свой отдельный Град на холме с шестерёнками и ржавчиной. Плюс, они все аугментированные. Демонстративно аугментированные, я имею в виду. Если бы один такой бродил вокруг школы утром, вечером там уже всё было бы в наших агентах зачистки.
Глава группы насупился. Он догадался, к чему клонит учёный.
– Но артефакт…
Нигель просиял.
– Артефакт – ортодоксовский! Прелесть, правда? Эти парни на дух друг друга не переносят, но вот: артефакт – Ортодоксов, культ – Максвеллитов, а пользуется браслетом школьник вообще не с религиозными целями, а чтобы выступаться. Дело то интересней, чем на первый взгляд казалось.
– Это любопытное наблюдение, но сейчас важнее другое. Поддерживал ли Притчетт связь с Максвеллитами на протяжении своей преступной карьеры? Потому что если поддерживал, становится ясно, куда пропали похищенные деньги.
– Прошу прощения? – вновь встрепенулась Инь. – Но… разве при обыске у него не нашли четырёх комнат, заполненных под потолок наличкой? Подводная лодка, зоопарк… это не оно?
Пришлось выдерживать снисходительные взгляды во второй раз.
«Терпи, Седа, это важно. Это очень важно: задавать тупые вопросы и переспрашивать очевидное. Шифр всегда лежит у людей перед носом. Концепция шифра построена на вере людей в само собой разумеющееся. Пока они не привыкнут постоянно перепроверять очевидное, они так и будут оставаться в дураках. Но ты же специалист по криптографии, Седа Инь. Слово «очевидно» прекращает мышление, значит, для нас такого слова не существует.»
– Очевидно же! – не упустил возможность самоутвердиться Дэвис. – С 2013 года Гарольд Притчетт потратил на себя триста восемьдесят девять миллионов шестьсот двадцать пять тысяч девяноста два доллара. Наворовал же он на два миллиарда сто миллионов. Спрашивается: где ещё почти два миллиарда?
– У Максвеллитов! – громко хрустнул костяшками Трэнсом. – Подростка использовали как источник финансирования. В обмен на… Да, пожалуй, что на жизнь. Думаю, не сливай он железякам большую часть дохода, давно получил бы по голове каким-нибудь священным молотом за злоупотребление реликвией.
– Мистер Трэнсом! – Дэвис вскочил из-за стола, руки по швам, в позе прослеживается слабое волнение. – Позвольте мне отвлечься от розыска, подготовить отчёт и съездить с ним в двадцатку к директору Сейму. Если здесь и вправду не просто воришка-изобретатель, а операция ЦРБ, можно выбить больше людей, больше ресурсов.
– Давай, тебе обивать пороги даётся лучше, чем мне. Остальным пока продолжать по тем же направлениям. Всё, парни, потрещали неплохо, лучше, чем в прошлый раз. Теперь возвращайтесь к работе.
Уже в коридоре разведчика нагнала криптографистка. Трэнсом остановился и заставил её подождать, пока коллеги скроются за поворотом.
– Ты это… если ещё глупые вопросы возникнут, лучше в письме, а не на собрании. Дэвис очень бесится с непрофессионализма.
– Нет. То есть да. В смысле, я не за этим… - Седа Инь заткнула себя, вдохнула, выдохнула, упорядочила мысли и спросила - Мистер Дэвис дал очень точную оценку награбленной сумме. Но файлов, содержащих эту информацию, в общем каталоге дела, к которому вы передали мне доступ, нет.
Она ещё чуток поразмыслила и подняла указательный палец.
– Я полагаю… дело в том, что сумма эта установлена мистером Дэвисом по итогам его банковского расследования, установлена недавно и пока зафиксирована в форме какой-нибудь записи в блокноте. Формально надпись в блокноте, сделанная участником расследования, не относится к материалам дела, она войдет в итоговый отчет, но не в оперативные материалы. Но вы все равно поделитесь… мало ли, никогда не знаешь, где найдёшь ключ к шифру.
Ответа долго не было, поэтому девушка решилась поднять голову. Филипп Трэнсом молчал. Молчал и вдавливал ее в землю взглядом, словно она была гвоздем, только молоток вбивает гвоздь быстрым ударом, а здесь ее ввинчивали монотонно.
Вдруг разведчик ухмыльнулся и прошептал так, что Седа едва расслышала:
– Неплохо.
По бронированному стеклу толщиной в три пальца барабанил дождь. Капли сползали струйками, струи накладывались на сосновый лес за окном через дорогу, и сосны как бы искривлялись.
Рабочий день подходил к концу, и сотрудники вяло выползали из здания, стягивались к автобусной остановке. В 18:30 водитель Ким должен был доставить до города тех, кто не был уполномочен парковать на территории Зоны частный транспорт – то есть практически всех.
Из гаража выкатилась Пежо 2008 директора Флойд, проехалась по луже, раскинув в обе стороны крылья брызг. Масса людей под козырьком вжалась, хотя лужа находилась слишком далеко, чтобы брызги долетели до них.
Седа отвернулась от окна и кликнула мышью. Весь день она потратила, изучая активность «Эль Мано» на Форчане и теневых форумах киберпреступников. Мозг требовалось разгрузить. Дешифровщица вывела на экран одну из «селфи», которые Гарольд Притчетт постоянно снимал для личной коллекции.
На фотографии молодой человек лет девятнадцати показывал в объектив знак мира, приобнимая за плечи стройную блондинку с тонкими конечностями. Сзади несколько латиносов в официантской форме сервировали стол. Морской пейзаж за панорамными окнами подсказывал, что заведение располагалось на борту корабля.
Скрипнула дверь. Комнатушку заполнил теплый запах. Рядышком с Седой бякнулась тарелка, и чей то мягкий голос произнес с укоризной:
– Тебя не было на обеде. Знаешь, чего мне стоило убедить буфетчиц дать дополнительную порцию, да ещё и отпустить с ней из столовой?
Джим Корин, работник архива таскался за Седой с первого появления той на работе. Поначалу Седу раздражало столь пристальное внимание, но после инцидента с пирамидками, когда ее слабые социальные связи разорвались, она позволила архивисту подойти и вцепилась в него. С тех пор они маленькими шажками сближались.
– Пирожки с сыром? Да, это я сглупила. Знала б, что сегодня в меню они – спустилась бы. Прости.
– Одних извинений недостаточно. Пока ты здесь решала увлекательные головоломки, мне пришлось выслушивать жалобы Нигеля на задержку комплектующих для второго браслета.
– Бедный ты… Стоп, а почему Нигелю не заказать недостающие детали в своем магазине? У него же этот магазин есть, про который он всем вечно распространяется, где его заводное барахло собирают. Тамошние, пожалуй, и быстрей поставят, чем наши бюрократы.
– Так он как раз и жалуется, что директор запрещает привлекать сторонних поставщиков, а наши поставщики – тормоза… Нет, я не стану всё это ещё раз вспоминать. Давай, жуй пирожки!
Седа последовала совету друга, пока тот подлез через её плечо к экрану и присвистнул.
– Кара Делевинь? Однако… Похоже этот твой вор знал, как очаровывать звёздных женщин.
– Кто? – Седа не сразу сообразила, что речь идет о подружке «Эль Мано». – А, наивный Корин. Притчетт шантажировал своих любовниц.
– Шантажировал? Чем?
– Браслетом, естественно. Единственным своим оружием. Но оружием опасным. Угрожал, что телепортируется ночью и перебьёт всех близких жертвы, а полиции не боится, так как всегда может упрыгнуть на другую сторону планеты. Надо признать: угроза действенная, особенно если ты до этого не сталкивался с аномальным миром. У нас сейчас шесть фотомоделей в D-крыле, Тревор их допрашивает, все показания сходятся.
– Какой… добрый мальчик – Корин лизнул губу, а Седа принялась мотать фотографии, пока не нашла ту, где «Эль Мано» был в майке без рукавов, и можно было рассмотреть браслет.
– Эх ты, «Эль Цирко». Такой технологией могущественной завладел и так бездарно распорядился. Мог бы хоть нам инструкцию оставить, как ею пользоваться полноценно.
– Может и оставил? – Корин ткнул пальцем в обложку дневника, который Седа всюду таскала с собой прямо, как Гарольд – браслет.
– Да вряд ли. У меня уже до рецептов было ощущение, что я читаю псевдошифр, а сегодня нашла ещё и вот это.
Криптографистка вернула дамп сообщений с Форчана, открыла метку «Попался», и перед Джимом предстали три сообщения, оставленные покойником 7 сентября 2018 года:
Ничего, Зодиак ещё локти в своём аду кусать будет. Его тупые признания херня, по сравнению с тем, что придумал я!
Все спецслужбы, правительства, президенты и диктаторы будут кипятком писать, как хотеть мое гениальное изобретение себе на ручку! И я, короче, подкину им типа чертёж! Типа подробную схему моего браслета с принципами работы, только зашифрованную. Только это пиздёж будет.
Ля, вы ток представьте, как мировые державы за этот чертёжик будут глотки резать? Реально ведь начнут друг у друга похищать, диверсии устраивать. Подбросить то не проблема, а вот придумать бы, как за последующим файр-шоу понаблюдать нормально…
– Понятно, но ведь здесь про чертёж говорится, а не про дневник… - Корин умолк, когда Седа раскрыла блокнот на сорок пятой странице и пролистала для друга несколько невнятных чертежей. – Так. Хорошо. Я понимаю, как это выглядит, но… Почерк то не его!
– Припахал одну из своих подружек. Хотя кого, уже интересно. Работа то кропотливая. Псевдошифр создавать сложнее, чем просто шифр, слишком легко скатиться в неосознанную осмысленность. Думаю… думаю, та, кто это писала, не заложница. Эта личность «Эль Цирко» поддерживала, раз озаботилась таким трудом из-за мимолетной, брошенной на форч шутки, о которой сам автор небось забыл на следующее утро после ванны с шампанским… И мы пропустили автобус!
Остановка за окном стояла пустая, вода ручьями стекала с покатой крыши, порождая бурление в лужах. У гигантской сосны прогнулась ветка, бухнув на крышу ещё целое ведро дождя.
– Какой кошмар! Придётся тебе добираться до дома в моей компании. Потому что зонта у тебя нет, а в водостойкий рюкзак с ногами не влезешь.
– С чего ты взял, что у меня водостойкий рюкзак?
Корин хмыкнул, постучал пальцем сначала по дневнику, потом – себе по лбу.
– Чтобы аккуратная Седа Инь позволила себе мочить главную улику, которая должна поднять её по карьерной лестнице? Твой рюкзак точно водонепроницаем, и – заметь – я установил это по косвенному признаку! Перенимаю твое тактическое мышление.
Вместо ответа Седа достала из ящика стола рулон защитной материи фондовского производства, способный выдержать воздействие кислоты, упаковала блокнот в три слоя и дождалась, пока до архивиста дойдёт.
– Зараза!
– Где ты допустил ошибку?
– Поторопился?
– Тактик работает не с возможностями, а со множествами возможностей. Никогда не останавливайся на первой попавшейся, даже если она безумно достоверна. К ситуации почти никогда не подходит всего одно предположительное объяснение. А пирожки я, так и быть, донесу, они не тяжёлые.
На пропускном пункте сегодня дежурил Клайд, один из самых дружелюбных охранников, поэтому Седа решилась попросить парня подвести их с Корином домой через двадцать минут, когда у него закончится смена. Клайд согласился, но сразу нахмурился, припоминая:
– Хотя подождите… Извини, Седа, не могу. У меня на твой счёт особые распоряжения от Драфта. Нам поручено делать тебе мелкие пакости, пока ты не перестанешь выносить дневник за пределы Зоны.
Начальник СБ Драфт в первые дни расследования серьёзно сцепился с Трэнсомом по поводу Седы. А точнее – её готовности работать над расшифровкой блокнота сверхурочно. Дома. Из-за чего блокнот ежедневно покидал территорию Зоны, что по мнению СБшника было вопиющей угрозой безопасности. Разведчик закусил удила, спор дошёл до директора, и Флойд разрешила его в пользу Трэнсома. Но Драфт не успокоился. Этот человек вообще не умел ни успокаиваться, ни сомневаться в собственной правоте. Когда вышестоящие что-либо ему запрещали, он, во-первых, начинал регулярно капать им на головы новыми аргументами – или старыми, если новые не появлялись – а, во-вторых, всё равно реализовывал, проталкивал свои инициативы в той мизерной степени, в какой мог без серьёзных последствий для себя. Директор вынесла решение, под главу группы особо не подкопаешься – что ж, он будет воздействовать на более уязвимую криптографистку любыми средствами. Любыми приемлемыми.
Седа представила дальнейшее развитие разговора в подробностях. Вмешиваться не хотелось, поэтому она отошла, освободив Корину больше пространства для жестикуляции.
– И кому эта прелесть поручена? Безопасникам?
– Всем нашим, и не только. Шеф полным списком не делился… Да вы не переживайте, нам отдельно велено травить по мелочи. Травля не должна деструктивно повлиять на ход расследования.
– А тебе нормально такие приказы выполнять, Клайд? Травить по приказу?
Охранник улыбнулся.
– Старик, у нас в подвале восемнадцать рабов сидят. Половина – женщины. Мне брат рассказывал, как на Аляске, на каком-то отдаленном участке рабыня с голоду издохла просто потому, что в Службе логистики чё то напутали с запросами, и корм не доставили вовремя. Давай, я не буду мучить себя угрызениями совести за то, что облил Седу кофе. Она наверняка уже тот костюм тридцать раз почистила.
– Нет.
– …неважно. Во вторник Ким захлопнул дверь у тебя перед носом – помнишь? Так обычные водители такое постоянно делают и без всякой Кампании!
– Клайд, я же не спорю…
Но заткнуть болтливого охранника, когда ему было интересно болтать, могло лишь начальство.
– А вот, что Юлька дамп твоих переписок случайно всей Зоне разослала – это, может, и не Кампания. То есть, я, когда услышал, решил – точно Кампания, а вот теперь думаю… у Юльки то нашей реально руки из задницы.
Седа Инь закатила глаза, глубоко вдохнула и привычным усилием мысли абстрагировалась от обиды.
– Скорее всего Кампания. Если бы я травила саму себя, я бы давила в первую очередь на психику. Саботировать работу группы прямыми действиями слишком заметно, а вот если у Инь случится нервный срыв, который ещё и расследованию навредит, с точки зрения руководства из Зоны 20 виновата будет она, а не СБ. Младшая научная сотрудница с выговором с личном деле против заслуженного офицера СБ – сам сравни.
– Ладно планируешь! – ухмыльнулся Клайд, а Корин сжал кулаки от злости.
– Ничего у вас не выйдет сорвать! Седа Инь – профессионал, она продолжит отлично работать, хоть вы её в ящик запихните!
– Друг, защитник из тебя хреновый. Ты же понимаешь, что сказал «травите сильнее, всё равно проблем с работой не будет»?
– Пойдём, брось, всё это мелочи. – Седа вытолкала Корина на улицу, но Клайд всё же успел крикнуть вслед:
– Корин, тебя то я могу прихватить! Шеф вообще доволен будет, если Седе в результате одной придётся мокнуть! Что скажешь?!
Ответом ему выступил лишь хлопок двери.
Путь от Зоны 42 до окраины Индианаполиса, где появлялся хоть какой то общественный транспорт, занимал больше трёх часов. За это время дождь ослабел, туча разорвалась на клочки, и в прореху заглянуло вечернее солнце. Сосны протянули тени – через всю дорогу. У Седы устали ноги, и она оперлась на Корина, чему архивист был только рад.
Разговор клеился, но склеивался как то неуклюже-нелепо. Раньше им не приходилось оставаться наедине столь долго. В день, когда водитель Ким захлопнул дверь перед криптографисткой, Корин уже сидел в салоне и смог лишь сделать грустный луп-луп глазами из отъезжающего автобуса. На работе они пересекались в столовой, часто забегали друг другу в гости – но не на три часа же.
Седа боялась флирта. Оказалось – зря. Коллега ни намёком не пытался перевести беседу в более интимное русло. Он болтал о новинках кино, сливах последних сезонов популярных сериалов, о результатах футбольных матчей и допинговых скандалах. Корин болтал – а Седа с каждой темы сползала на криптографию. Корин пожимал плечами и брался за более острое. Он пересказывал новости с паранормальных сайтов и гадал, какие из случаев могли оказаться реальными делами Организации, он вспоминал жуткие слухи и делился всякими находками в архивах, ещё более зловещими, чем слухи – ведь сплетники всегда придумывали нечто законченное, цельное, тогда как архивные находки были обрывочны и маловразумительны. Седа гадала над хтоническими тайнами Фонда столько, сколько могла – а затем всё равно скатывалась в криптографию.
Тогда Корин опускал голову, признавал поражение и тоже начинал говорить о криптографии.
– Прости пожалуйста. Я очень скучная. Меня вообще нет вне работы.
– Тем более несправедливо, что твоя карьера начала буксовать. Разве не такие вот трудоголики нужны Фонду? Будь я Советом О-5 – уже бы назначил тебя заведовать всей разведкой в Западном Полушарии. Или дезинформацией. Если ты взламываешь шифры, значит и зашифровать можешь, наверное…
– «Будь я в Совете О-5», хотел ты сказать?
– Нее, в моей фразе всё правильно. Я не верю, что Фондом управляет совет. У такой организации может быть лишь один лидер. Нет, при нём наверняка заседает какой-нибудь консультативный совет из специалистов. Но решения точно принимает один человек.
– Гм. А почему не коллектив?
– Несколько лидеров с равной властью? Перессорятся. А если будет председатель, скажем с окончательным голосом – так этого недостаточно, он всё равно рано ли поздно ли низведёт остальных голосующих до полностью подчинённых. Он, или кто-то другой. Ради эффективности! Ведь мы обязаны быть самой эффективной организацией на свете.
– Ты, путаешь Фонд с армией. И забываешь про секретность. Посмотри, как распространяется информация. У нас правая рука не знает, что делает левая. Все видят только обрывки общей картины.
– Это потому, что мы – подчинённые! А те, кто у власти – они видят всю картину! И всё контролируют!
– Нет, Корин, такая структура слишком уязвима. Если есть центр, на котором всё завязано, через него легко уничтожить всю Организацию. А наша сила как раз в отсутствии такой уязвимой точки. Мы как колония кораллов, можем восстановить Фонд, даже если уцелеет всего одна Зона.
Вдалеке засверкал фарами автомобиль. Седа дождалась, пока машина проедет, и добавила задумчиво:
– А вообще… скорее всего мы оба правы. Верхушка работает по твоему, тело – по моему. Верхи придают телу стремительность, тело отращивает новую голову, если старую отсекают. Верхи всеведущи, низы слепы… Нет, кто бы не придумал Фонд, он был по своему гениален. Возможно, это вообще совершенная форма общества, которую столько искали утописты. Иначе как объяснить, что мы противостоим аномалиям, что легко уничтожили бы обычное общество за несколько дней?
Рассуждения подруги были для Корина слишком возвышенны. Парень слегка смутился и пихнул криптографистку локтем:
– Ну так что? Представляешь себя иногда бессонными ночами во главе Организации? Не бойся, мне можно признаться.
– А ты?
– Я нет, но я и не столь амбициозен.
– Дело не в амбициях. Ты знаешь, насколько непросто было мне решиться на эту работу. Знаешь, какая замечательная жизнь у меня была до Фонда, и чего мне стоило от неё отказаться. Я пожертвовала счастьем не для того, чтобы бумажки перекладывать… ой, прости.
– Нет, нет, не останавливайся. Ты давно так не раскрывалась! Давай: вонючие, скучные бумажки!
– Дело не в скуке! Они мелкие! А я продала свою жизнь не за мелкие дела! Ты представь: двадцать первый век. Маленькие людишки, блогеры, твиттер, понты, фаст-фуд, реклама. Все – от правителей до священников, от кумиров толпы до учёных – не смеют даже мечтать о чём то значительном. Тысячи цифровых глоток орут тысячью разных способов, человечество растворяется в шуме. И вдруг оказывается, что за всем этим прячется великая Организация! Что ещё остались люди, готовые ежедневно вступать в бой с воплощениями кошмара за весь мир. Чёрт, да мне плевать, насколько здесь опасно, я готова тридцать раз сойти с ума от пирамидок за возможность стоять плечом к плечу с такими людьми.
– С такими, как Драфт – не удержался Корин. – Вот уж воистину герой; спасает мир, подсылая своих шестёрок пакостить криптографистке.
– Он просто волнуется за безопасность – Седа выдохлась, теперь её речь звучала тоскливо, а не воодушевляюще. – Конечно, он поступает глупо… но я должна подчиняться. Я обязана убедить их, что мне можно поручить ответственную работу. Как-нибудь.
Некоторое время они шли молча. Корин видел, что девушка ещё не до конца выговорилась, поэтому пока не переводил тему. Пальцы Седы сжимались и разжимались, она буравила взглядом асфальт под ногами, не замечая, что уже наполовину вышла из под зонта. Архивисту пришлось ускорить шаг.
– Если… если бы только в дневнике была информация о том, как воспроизвести браслет. Чёрт с ней, с мгновенной телепортацией. Даже в текущем урезанном состоянии… если бы мы смогли наладить массовое производство. Ты только представь! По браслету – каждому моговцу! Мобильность любых подразделений Фонда возрастёт десятикратно. Это была бы революция! И всё благодаря мне… Но нет, там почти наверняка псевдошифр. Его ведь и дешифровать нельзя, это буквально бессмыслица, имитирующая шифр. Мне, если повезёт, поставят одобрительную галочку в деле и забудут, а может вообще решат, что Седа опять опростоволосилась и просто сочиняет про псевдошифр. Один раз меня уже обвинили, что я сочиняю…
– Ты слишком близко к сердцу принимаешь тот случай с пирамидками. Вот мой знакомый по архивной части…
Корин принялся рассказывать про какого-то сотрудника, который сошёл с ума и вообразил себя тостером. Седа слушала и чувствовала, как на сердце теплеет. Её лучшего друга не пугали ужасы аномалий, не грызли амбиции и мечты о кресле Смотрителя, не страшили наказания и разочарования начальства. Он просто ходил на работу, словно обычный клерк, а не сумрачный воин Великой Организации.
– Корин. А как ты попал в Фонд?
– Что? Да так, же как и ты. Процедура у всех одинаковая…
– Я не о процедуре. Почему ты здесь? Архивов на планете много, почему именно Фонд?
Корин растерянно почесал затылок. Седа приготовилась услышать какую-нибудь глупость, в духе «да, меня просто друг позвал, ну я и подумал, чё нет?». Однако ответ её удивил.
– Ты знаешь, я не помню. В смысле, вообще жизнь до Фонда не помню.
Седа замерла.
– Как это? Вообще ничего не помнишь?
– До 2013 – ни одного конкретного воспоминания. Ни детства, ни родителей. Забавно, правда? Получается: я ментально должен быть как одиннадцатилетний подросток. Но нет, навыки у меня есть, воспоминания отсутствуют только.
Архивист обернулся и увидел, что Седа Инь стоит под дождём, волосы и куртка её пропитываются водой, но она не замечает, она смотрит на друга со страхом.
– Корин, это же ненормально.
– Ага, я когда сообразил, тоже испугался. Примчался к директору, она мне и объяснила, что это по моей просьбе. Я сам попросил стереть память о семье, чтобы тоска по ним не мучила. Сказала, что это распространённая практика, сказала не брать в голову.
Он опустил зонт к голове, сощурился из под него и зашептал зловеще:
– Но у меня есть гипотеза! Знаешь, нас, архивистов в конце месяца обрабатывают амнезиаками. Так вот, что если Медицинская служба случайно пропылесосила мне половину памяти, просто не сознаётся? Бывают же ошибки при программировании амнезиаков. Ха ха ха! Да ты чего, я же шучу! Чего дрожишь? Промокла вон вся. Я пошутил про ошибку медиков, давай под зонт. Нам немножко осталось, вон уже город виден, пойдём, пойдём!
От парализующего ужаса, который в Фонде мог внезапно напасть из-за любой на первый взгляд безобидной невинности, вроде непринуждённой беседы с другом о прошлом, Седа знала лишь одно проверенное лекарство. Работу. Загребать страх под любимое дело она научилась ещё в 2020-м на Курсе реквалификации, когда впервые с головой окунулась в изнанку привычного мира.
Новичков, прибывавших на Полигон – как сотрудники называли ВЦПОП (Всемирный Центр Первичного Ознакомления Персонала), чтобы не ломать языки многословным названием или неуклюжей аббревиатурой – знакомили с миссией Фонда, внутренним распорядком, концепцией аномальности и бесконечным списком опасностей, подстерегавших сотрудника за каждым углом. Толстых и хилых приводили в минимально-необходимую физическую форму, а затем – бесконечные психологические обследования, «учения» и совсем загадочные для новобранцев тесты с применением аномальных технологий.
Получить по итогам реквалификации должность в Фонде – на жаргоне называлось «пробить Полигон». Из десяти кандидатов «пробив» давался от силы трём-четырём. И проблема крылась не в некой спартанской системе отбора. Ничему сложному кандидатов в сотрудники не обучали – считалось, если Фонд пригласил тебя на Полигон, значит он уже убеждён в достаточной твоей компетентности.
Пробивали единицы, так как стоило персоналу в конце реквалификации приоткрыть дверцу в амнезиачный предбанник – большинство кандидатов мчалось забыть мир аномалий, словно страшный сон.
Особенно сильно по психике били «учения». Всего их провели меньше десятка, но Седе Инь хватило по горло. Руководство проверяло поведение кандидатов в экстремальных ситуациях. Имитировались в основном нарушения условий содержания, но иногда обучающихся просто сталкивали с какой-нибудь неведомой хренью. После каждого «эксперимента» стирали память, чтобы следующие чрезвычайные ситуации продолжали принимать за чистую монету. А перед произведением в сотрудники восстановили все воспоминания об учениях мнестиками. Теперь у каждого «прорвавшего» был не один, а множество «первых опытов» столкновения с необъяснимым. Такого не могла дать ни одна неаномальная организация, какой бы суровой не была её система подготовки.
Седа помнила, как их просто заперли в своих комнатах и держали без объяснений, без связи с внешним миром, пока у заточённых не закончились припасы, и они не потеряли сознания от истощения. Помнила, как во время лекции в аудиторию закачали галлюциногенный газ, заставивший слушателей поверить, будто их пытаются сожрать парты. Тогда криптографистка не смогла пошевелиться и просто бормотала: «это не взаправду, это не взаправду», пока её не сожрали. Руководство тогда впервые по настоящему обратило внимание на Седу: её долго таскали по допросам и допытывались: что она имела в виду под «это не взаправду», неужели Седа смогла как то вычислить галлюцинацию? Одним утром в столовой появился полномочный представитель Совета Смотрителей и передал кандидатам распоряжение три минуты прыгать на одной ноге, кукарекая. Директор Полигона, не добившись от представителя внятного объяснения, зачем прыгать, возмутился и запретил кандидатам исполнять распоряжение. Кандидаты послушались директора, за что всем курсом были наказаны девятью пыточными стимуляциями нервной системы. Так Организация внушала будущим сотрудникам иерархию центров власти.
Одной ночью трое рабов смогли сбежать и успели изнасиловать кандидатку за туалетами прежде, чем их схватили. Седа подозревала, что это тоже было «учение», поскольку жертвой «случайно» оказалась кандидатка, больше всех сочувствовавшая рабам, плюс стереть изнасилование из памяти ей отказались, сославшись на недостаток амнезиаков.
Хладнокровию кандидатов обучали, заставляя убивать испорченных рабов. Так Организация решала заодно и вопрос утилизации. Поскольку использовались рабы прежде всего для экспериментов с SCP-объектами, вышедших из пригодности хватало всегда. Попадались среди них и экстравагантные экземпляры – бесформенные горы плоти, люди, сжатые в геометрические фигуры – но в основном они выглядели просто как сумасшедшие. Обычные люди в бреду, или в коме, а иногда вообще на вид здоровые. Седа перестреляла их больше сотни и теперь не сомневалась в готовности спокойно убить человека при необходимости.
Такое жестокое обращение легко могло заставить возненавидеть Организацию – и некоторые кандидаты ломались, и ненавидели. Но чаще прочих активностей новобранцам проводили ознакомления с SCP объектами. Приоткрывая мир аномалий, Организация показывала, почему она существует. И то, что проглядывало через приоткрытое окошко, было страшнее издевательств администрации.
Порядок знакомства с объектами Седа Инь оценила как особенно изощрённый. Вначале новичкам показали монстров. SCP-058, SCP-096, SCP-106. Просто опасные существа, они пугали, но так, как пугает хищное животное.
Затем перешли к заболеваниям. SCP-129, SCP-217, SCP-420. Они были ещё более омерзительны, чем чудовища, но у обучающихся закреплялся паттерн. SCP – это опасные штуки. Чудовище. Вирус. Возможно, злой колдун, или проклятое место.
Но каждый новый объект всё сильнее выбивал почву у кандидатов из под ног, отучая полагаться… на что-либо вообще. Ты считаешь, что знания и достижения науки помогут тебе, новичок? Познакомься с доктором Рэдклиффом, пытавшимся исследовать квантовых мокриц научными методами и превратившимся из-за своего интеллекта в кокон для мокричьево выводка. Ценишь сострадание к ближнему? Вот тебе скульптор реальности, взорвавший город в России, которого не успели остановить, потому что отвечавший за операцию счёл его безобидным. Думаешь, что уж органам чувств можно верить? Познакомься с меметикой, опасностями восприятия. Считаешь свои мысли своими? Всякие злобные эмбрионы, заставляющие женщин баюкать себя, пока из них высасывают жизнь, с тобой не согласны. Ты просишь пощадить хотя бы здравый смысл, но и его тебе не оставляют – в заброшенной федеральной тюрьме в Калифорнии неопытный сотрудник отказался выполнять абсурдный приказ. В результате – больше двадцати погибших, а в аномальной зоне теперь приходится совершать кровавые жертвоприношения.
За время обучения Седа сдружилась с Викторией – амбициозной карьеристкой почти на пятнадцать лет старше неё. Седу впечатлила рациональность Виктории. Ни до ни после она не встречала человека, настолько искусно и хладнокровно владевшего логикой. Для Вики мир во всех своих проявлениях выступал не больше, чем сложной сетью причинно-следственных связей. Словно лезвием меча Виктория счищала для подруги эмоциональные тоактовки, оставляя лишь голые факты. Голые факты сами по себе не страшны – страх порождает отношение боящегося к ним. Вика демонстрировала это Седе, и та чувствовала, как страх слабеет.
Рациональность Викторию и убила. Одним утром её нашли в чёрной луже. Рационалистка передавила вены на запястьях об угол стола. На самом столе лежала предсмертная записка. В ней Виктория объясняла, что существование в мире, не подчиняющемся законам, невозможно. Если аномалии способны сделать что угодно, значит все закономерности потенциально ложны, значит – невозможно отличить осмысленные действия человека от бессмысленных. Короче, в мире аномалий логика не имеет ничего общего с реальностью. Вика не захотела существовать в мире тотальной неопределённости.
После смерти Виктории Седа думала, что не прорвётся через Полигон. Но прорвалась. Правда, потеряла храбрость. Прежняя Седа Инь никому не позволила бы себя унижать. Седа Фондовская была готова покорно снести любое унижение от Фонда. В мире аномалий разницы между безоговорочным подчинением и выживанием не существовало.
Писк уведомления отвлёк дешифровщицу от третьего тома «Тысячеликого псевдошифра» Джузеппе Кьебеллини, крупнейшего специалиста по имитации осмысленных текстов. На домашнем компьютере криптографистки была раскрыта заготовка сложного отчёта, который по плану должен был включить в себя копии всех страниц блокнота и тонны справочной информации. Если Седа Инь хочет сделать окончательный вывод – в дневнике отсутствует ценные сведенья – и завершить участие в расследовании – её позиция должна быть аргументированной.
Сообщение удивило девушку. Её пинговал «Мимир» - знакомый Инь по переписке, криптографист, которого сама Седа считала более талантливым, чем себя. А ещё – неисправимым лентяем, жившим в одном с ней часовом поясе и никогда не предпочитавшим общение сну.
«Хочешь сыграть в шахматы?»
«Посреди ночи? Не слишком ли поздно для сони Мимира?
«Нет, время для предложения подобрано идеально. Я отправил тебе сообщение ровно через секунду после того, как наступил новый день.»
Седа посмотрела на горящие цифры настольных часов, усмехнулась.
«Ты опять забыл про пояса. У меня второй час ночи.»
«Мимир» некоторое время молчал, а когда под сообщением заморгали точки, означающие, что собеседник пишет, Седе показалось: они мигают чуточку быстрей и злей, чем обычно
.
«Неважно! Здесь новый день только наступил, и этот день – твой день рождения! Поздравляю, Ферзь!»
«Ты, по моему, перепутал. До июля ещё целый сезон» - успела набрать Седа в поисковой строке прежде, чем до неё дошло.
Только что, один оборот минутной стрелки назад наступило шестое марта. Действительно день рождения. Вот только не её, а Виктории. Всего единожды они отметили его вдвоём в комнате Вики. После отбоя свет отключали, поэтому подругам пришлось сидеть со свечой, раздобытой пронырливым Джеком. Все последующие шестые марта Седа Инь праздновала исключительно в одиночку и исключительно при свечах. Она решила добавлять свечи в соответствии с карьерными успехами и даже составила прогрессию. По расчёту выходило, что, если Седа однажды дослужится до Смотрителя, она зажжёт целый собор из свеч.
«Вот это я заработалась. Никогда раньше не забывала про шестое июня. Если б не Мимир – могла вообще пропустить. Молодец, Мимир.»
В углу экрана вылезло ещё одно уведомление. Вырвиглазная восьмибитная чёрная пешка с лицом и руками размахивала мечом. «Вам бросили вызов, пользователь Ферзь. Принять/отклонить.»
Почти все свои переписки «Мимир» и «Ферзь» вели в этой самодельной шахматной программе, на самом деле являвшейся конспиративным мэссенджером. Набрав сообщение, пользователь перемещал фигуру, и его зашифрованный текст нёсся по каналам к оппоненту вместе с данными о ходе. Программа делала всё, чтобы со стороны трафик был неотличим от такового у обычных компьютерных шахмат. Запись переписки не велась, предыдущие сообщения игрок мог просматривать лишь, пока шла партия. Стоило одному из королей поднять белый флаг – вся секретная информация стиралась.
Поделку эту криптографисты создали вместе, но относились к ней по разному. Седа находила «шахматный телеграф» очаровательным, её собеседник же считал программу не более, чем детской игрушкой. Здесь ярко проявлялись различия в парадигмах энтузиастов. «Мимира» интересовал в первую очередь технический аспект шифрования, возведение математической сложности взлома в бесконечность.
Подход же «Ферзя» был более… концептуален.
У всех твоих систем с открытыми ключами и монструозными числами есть один серьёзный недостаток. Они не прячутся. Противнику сразу видно, что он имеет дело с шифром.
Им и не нужно скрываться, Ферзь. Если генерация числа абсолютно случайна, если процесс генерации взломщику абсолютно недоступен, а брутфорс потребует больше секунд, чем существует Вселенная – шифр неуязвим. Броня!
Здорово. Ты куёшь броню, способную выстоять в любом бою, ты молодец. Только победить без сражения лучше, чем победить в сражении. Вот скажи, почему ты так упорно не хочешь совершенствовать шахматный телеграф?
Мы это уже обсуждали. В телеграфе нечего дорабатывать, это проект для души, не для дела. Любой начинающий взломщик трахнет его минут за десять. За двадцать, если, как ты предлагаешь, доработать. И смысл?
Если телеграф настолько слаб, почему его до сих пор не трахнули? Семь лет уже дуэлимся.
Только потому, что мы нахрен никому не нужны.
ВОТ ИМЕННО
Седа ткнула пальцем в компьютер, забыв, что оппонент её не видит.
Шифр должен шифроваться не на уровне текста, а на уровне интересов врага. Враг вообще не должен приступать к дешифровке. Для этого их нужно прятать друг в друге! Шифр в шифре в шифре! Смысл в смысле в смысле! Внешние оболочки сбивают гончих со следа, даря им то, что они ищут – удовлетворение. Первый уровень – обычный текст для просто чтецов. Второй – шифровка для искателей секретов. А до истины не добирается никто – ведь все уже думают, что обнаружили искомое. Я не понимаю, почему никто не видит, насколько эта концепция перспективна! Ты только представь: дополнительный слой семантики языка, настолько аккуратно привязанный к общеизвестной, что любая скрытая фраза произносится как бытовая. Любой секретный разговор будет звучать одновременно и как обычная, неподозрительная беседа. Можно планировать военную кампанию, заказывая завтрак в кафешке, можно сливать тайны Пентагона русским шпионам на глазах генералитета, а генералы будут видеть лишь, как ты отчитываешь нерадивого электрика за разрыв кабелей. Здесь же такие горизонты – а вы числа генерируете.
Белый конь «Мимира» съел чёрную королеву. Криптографистка настолько увлеклась дискуссией, что зевнула ферзя. Остальные фигуры жались к восьмой горизонтали, простая прикидка давала понять, что позиция уже безвыходна, а значит – разговор подходит к концу.
Твои идеи слишком сложны. На практике реализуются только простые решения. И да: ассиметричному коду пофиг, видит его человек, или нет. Если техника не способна взломать его – человеку и подавно ничего с ним не сделать.
Седа Инь снисходительно улыбнулась. «Мимир» не знал, что в Фонде есть бесконечно быстрый компьютер, который за долю секунды не оставил бы от его любимых хэш-функций любой сложности байта на байте. Маленький, наивный «Мимир»…
Традиция требовала откладывать дела в память о Виктории. Дневник был возвращён в упаковку, поскольку его место заняли приготовленные наспех в микроволновке ломти пиццы двухдневной давности. Щёлкнул переключатель, в наступившей тьме разбушевавшийся вновь дождь стал барабанить по стёклам ощутимей. Погасив спичку, девушка одиноко подняла стакан с соком перед подрагивающим прямоугольником искусственного света.
- За твою жизнь, подруга. И против несправедливой смерти. Однажды мы найдём какую-нибудь аномалию и уничтожим смерть.
Но ни расслабиться, ни отвлечься не выходило. Слишком много усилий она потратила чтобы разогнать страхи и сосредоточиться на работе. Открыв в папке краденых медиа недосмотренный сериал, Седа несколькими привычными нажатиями кнопок сгенерировала последовательность чисел. Она так смотрела все сериалы, «с дешифровкой». Включала эпизоды в случайном порядке, определяемом числовой последовательностью, и собирала общий сюжет как мозаику.
«Стоп… что я делаю? Сериал не новый. Последовательность там была. Какая? Число Пи, кажется… Мозги стынут.»
Следовало жмякнуть курсором по папке и залезть в личные записи. Но мозги действительно стыли, и Седа не шевелилась. Палец недвижно покоился на мышке, только глаза медленно ворочались в орбитах, а мысли всё не могли обрести связность. Плеер в мелком окошке. За ним – незакрытая страница дневника с рецептом. Символы. Ровные углы, завитки чуть размашистей, чем строгие прямые линии. Идентичные символы написаны почти одинаково. Рецепт. Яичница. Надо закрыть текст… смотреть сериал… Пи там, или не Пи? Три, один, четыре, один, пять. Третья буква в первом слове – Б. Первая во втором – А. Дальше несколько слишком коротких слов, в первом подходящем пятая буква – Н. Б.А.Н.К.А.Д.Р.Е.С.Ц.Ю.Р.И.Х…
ЛЯЗГ
Стул грохнулся на пол. Седа вместе с ним, но тотчас вскочила, почти уткнулась в экран. Лопатки болели от удара, сердце колотилось, экран щипал глаза, но ноготь девушки уже летел вдоль строк, и последовательность высекала из кулинарных советов осмысленную надпись. Адрес и контакты аномального банка, занимавшегося отмыванием денег для бизнесов, запрещённых Организацией.
- Да ладно? Да ладно?! Вероятность случайной генерации такого? Ноль, запятая, ноль, ноль… Чушь! Другую страницу! Ц.Л.Д.Т.Р.И… Бессмыслица какая то. Возможно, новая последовательность. Попробуем запечённого краба. У.Х.О.Д.З.А.Б.Р.А.С.Л.Е.Т.О.М. Попались! Попались, попались! По-па-лись!!
На полную дешифровку ушло меньше времени, чем Седа предполагала. Она приготовилась к худшему, ждала, что как и с иероглифами последовательность чисел для каждой страницы будет новой, и отыскивать её придётся на ощупь.
Оказалось – нет. Пи стало ключом ко всему. По настоящему ломать голову заставили лишь некоторые страницы – треть от общего числа - содержавшие абракадабру. Поначалу Седа долго и безрезультатно ковыряла их другими последовательностями, сдавшись, вчиталась в абракадабру внимательней, обнаружила паттерны, почуяла, на что это похоже, и полезла шерстить Интернет. Полчаса поиска убедили дешифровщицу, что перед нею скорей всего исходные коды, написанные на неком явно эзотерическом языке программирования.
«Максвеллиты».
Ночь ещё только вступала в силу – а у Седы Инь уже было на руках всё. Многочисленные контакты, через которых Гарольд Притчетт обстряпывал преступные делишки, слишком тонкие, чтобы решить их через браслетный напрыг. Подробное руководство к самому браслету, указания по починке, по применению. Принцип работы устройства и источник его сверхъестественных сил. Исходя из последнего, массовое производство браслетов, похоже, таки не представлялось возможным. Зато теперь Седа точно знала, как устранить ограничения на длину прыжка, наградив Фонд технологией по проникновению невероятной мощи.
«Проклятье, я теперь, пожалуй, даже знаю, что же убило «Эль Цирко». Двенадцать страниц посвящены сложному ритуалу, который необходимо совершать каждую неделю. Ритуал как бы «скармливает» всё время, проведённое в… э… «Безъюмной области», что бы это ни значило, некой сущности. «Область» - это, должно быть, та чернота, через которую мы и прыгаем. Сущности нужно давать разрешение каждую неделю, без разрешения оно кушать не может. И этот балбес просто забыл провести ритуал! Весь этот дневник – памятка, эти справки потребовались лишь, поскольку Гарольд не мог держать всё в голове! Интересно, отчего же сектанты вели дела именно с ним? Почему не пришили мальчишку и не перепоручили грабёж более ответственному исполнителю? Что-то здесь сокрыто, какую-то важную часть картины мы до сих пор не видим. И всё равно это – прорыв!»
Нужно было отчитаться Трэнсому. «РАЗВЕДКА, РАЗВЕДКА, ПОДЪЁМ, Я ТУТ ТАКОЕ НАШЛА, ТАКОЕ» - настрочила Седа в письме. Отправила, поняла, что написала. Испугалась. Махнула рукой.
Недоеденная пицца валялась в урне ещё с момента повторной распаковки дневника. Свечи погасли, поэтому девушка принесла из шкафа ещё три и зажгла заново.
«Вдвое больше. Вот так. Сегодня я зажгу целых шесть свечей. Я тебя вскрыла, неведомая подельница. Строго говоря, заслуга не совсем моя… Просто повезло, мысли случайно сформировали нужный орнамент, глубинный слой смысла проступил сквозь поверхностный – а мог и не проступить. Могли вообще не найти – мы же удовлетворились книгой рецептов. Гипотеза о псевдошифре хорошо стыковалась с вредным характером грабителя… Шифр внутри шифра! Ха! Так моя концепция работает! Ну, максвеллитка… Не знаю, что ты такое – обычный человек, киборг с платиновым мозгом, а может вообще щёлкающая коробка с вычислительной аппаратурой – но мыслим мы с тобой схоже.»
Подсознание зачем то нарисовало для Седы Викторию с имплантами Церкви. Нарисованное Седе не понравилось, она разогнала образ, словно облако дыма, и зарылась в личные записи. Триумф щекотал Инь лёгкие, ей хотелось действовать, побеждать снова. Впервые за долгое время она держалась уверенно, как до Фонда.
«Дневник. Я раньше вела свой дневник, потом забросила после того, как Драфт узнал и запретил, и почистил мне компьютер. Пфф, Драфт. Как я могла тебя бояться? Кого ты вообще можешь напугать, маленький, сморщенный чиновничек? Куда тебе спасать мир, таким как ты место в будке ночного сторожа. Я возобновлю дневник, но теперь буду писать его шифром в шифре. Как максвеллитка. И, помимо прочего, выскажу всё, что о тебе думаю, Драфти, а ты ничего не увидишь, даже если припрёшься ко мне домой со своими гориллами, и вы всей толпой уставитесь на текст. Ничего не найдёте!»
Последняя запись в дневнике была аж прошлогодней давности.
«Эх, ещё до инцидента с пирамидками. Тоже стоит перестать из-за него загоняться, Зона уже давно всё забыла.»
Филипп Трэнсом не отвечал, поэтому Седа сосредоточилась на подборе правильных слов. Задача стояла тяжёлая. Просто набросать случайные слова с необходимыми буквами на необходимых позициях криптографистка смогла бы за минуту, но текст не должен был казаться странным случайному наблюдателю.
«Ряд наверное возьму тот же. Число Пи…»
Последняя запись всё так же висела перед глазами, и Седа ощутила первый укол любопытства. Пока ещё тёплый и приятный. Озорной.
«А пробегусь ка я последовательностью по своему тексту. Конечно, вероятность случайной генерации меньше одной статысячной, но чем чёрт не шутит?»
Первой буквой оказалась Х.
«Неплохое начало. Может сгенерироваться что-нибудь коротенькое. Хах. Или хммм.»
Второй буквой оказалась Т.
«Уже хуже, но всё ещё может получиться хто. А если повезёт, даже хтонь.»
Третьей буквой оказалась Т.
«Ладно, ничего осмысленного…»
Четвёртой буквой оказалась П.
«…я брежу, или это похоже на ссылку?»
Пятой буквой оказалась С.
Второй укол был значительно прохладней первого. Его Седа Инь ощутила, когда перечитала полученное и осознала, что это действительно выглядит как ссылка. Это выглядит как что то, что можно забить в поисковик и попасть куда то.
«Может, я что-то спрятала и забыла? Год всё таки немаленький срок.»
Взгляд поднялся на запись – и третья, уже ледяная игла вонзилась в самое сердце. Запись только выглядела, как типичная краткая сводка Седы о ключевых событиях недели. Но она не помнила ни слова из написанного. Нет, даже не так. Она это не писала.
«Что происходит? Что-то происходит?»
Сравнение с предыдущей страницей не помогло. Описанный там скандал в столовой Седа помнила отлично. И как отмечала его в дневнике – тоже. А о последней странице – ни одного воспоминания. Чужая запись в собственном дневнике. Со ссылкой.
«Что-то точно происходит.»
Рука девушки сильно дрожала, пока она двигала мышку, пока выделяла ссылку и открывала браузер. Сердце колотилось.
Секунды задержки – и прочие вкладки перекрыл убогий сайт, слепленный на коленке за пару часов. Здесь не было ничего, кроме сплошного текста.
Седа Инь. Не бойся. Это не аномалия. Тебе пишет Седа Инь. Я это ты – а ты, это я.
«Аномалия! Аномалия! Оно всё же случилось, я вляпалась в Аномалию! Нужно срочно звонить Трэнсому, звонить в Фонд! Нам же давали номер для столкновения с аномалией в быту! Какой номер? Какой?! КАКОЙ?!!»
Но тело онемело, память скребла номер срочной линии Фонда и не могла ухватить, воспоминание выскальзывало, словно мыло, а глаза уже сами опустились на строчку ниже.
Ни в коем случае не звони в Фонд, не совершай поспешных, необдуманных действий. Читай всё до конца. Потому что если ты это читаешь, значит, тебе стёрли память.
Седу била дрожь, но взгляд уже сам летел по строчкам. Да, опасности восприятия, да, ужасные мемы, сворачивающие мозги в трубочки, запирающие людей навеки в собственных кошмарах. Шеренги обезумевших рабов, падающие замертво от её пистолета. Но она не может остановиться, она не может не прочитать информацию, оказавшуюся в пределах её досягаемости.
С восьмое по одиннадцатое ноября ты работала над расшифровкой текстов с семи аномальных древних пирамидок, извлечённых со дна Атлантического океана. Тебя включили в состав группы из двадцати археологов, криптографистов и специалистов по мёртвым языкам. Возможно, то, что я описываю, тебе уже известно, но я не могу заранее знать, какую часть моей памяти видоизменят и каким образом, поэтому стараюсь быть максимально подробной.
Барабанная дробь дождя ускорилась. «Те пирамидки? При чём тут они?»
Древние надписи обладали мнестическим эффектом. Аналогичное мы испытали, когда нам восстановили учения на полигоне. Только на сей раз сработало сильнее. Сначала это проявлялось как навязчивые сновидения, а теперь все ложные воспоминания просто смело волной. Все воздействия амнезиаков, которыми меня когда-либо обрабатывали, откатились назад.
Тьма, обволакивающая яркий экран и огоньки свечей, сгустилась.
Самоубийство Виктории – ложное воспоминание, внедрённое нам с тобой администрацией Полигона. На самом деле Вику либо казнили, либо низвели до рабыни. Если она не обладала аномальными силами – то скорее второе, Фонд – бесконечно рациональная организация, и ты скоро в этом убедишься. Дело в том, что мы установили прослушку в машину директора Ханта. Помнишь, у него был такой вместительный седан, в котором он регулярно подбрасывал своих коллег из администрации? Мы записали их разговоры в машине практически за весь период реквалификации. Маячок украли из трупа одного раба – он был набит ими в таком количестве, что персонал не заметил пропажи.
Дрожь Седы усиливалась. Теперь ей хотелось, чтобы это оказалась аномалия, чтобы после всего она открыла глаза на койке в медблоке, как тогда, после пирамидок. После амнезиака…
Вика привела очень веский аргумент, она разобрала для меня SCP объекты. То, как талантливо и разнообразно они играют на всевозможных страхах, как подрывают здравомыслие. У неё родилась гипотеза, что аномалии выдуманы с целью контроля сотрудников. Внешний враг для обоснования дисциплины. Слишком уж они напоминали какой-то сборник интернет страшилок. Этого оказалось достаточно, чтобы я ей доверилась, а потом мы извлекли маячок и прослушали записи, а потом нас обнаружили и схватили. Я не знаю, как нас вычислили, но меня увезли на промывку памяти, а Вику просто увезли.
От свечей пахло воском. Аномалий не существует? Нет, это невозможно. Она видела пирамидки, видела браслет в действии.
Главное. Вот список фактов, за знание которых руководство стирает память:
1) У сотрудников нет пенсий. Когда сотрудник становится непригодным к работе, его низводят в рабы. По мозгам бьют дешёвой разновидностью амнезиака, который стирает почти всю память. Помнишь, среди рабов всегда был небольшой процент стариков с амнезией? Вот это оно. Могли бы и сами догадаться, выпуск стольких сотрудников на пенсию потребовал бы слишком много усилий по контролю за ними. Заменять воспоминания длинною в жизнь гораздо дороже, чем стирать. Хотя, думаю, даже если б было дёшево, они б всё равно низводили, зачем отпускать то, что можно использовать?
2) Рабов вербуют не в тюрьмах, за заключёнными, как правило, следят их родные и близкие снаружи, секретно бы не вышло. На самом деле, рабов берут из любых мест/обстоятельств, где бесследное исчезновение человека не воспримется обществом как ненормальное. Больше всего рабов поставляют области военных действий. Там иной раз удаётся целыми подразделениями арканить. Страны третьего мира. По городам единичек постоянно отлавливают – см. пропавшие без вести. Путешественников любят хватать, но это уже вообще единички. Часто отлов рабов – событие ситуативное. Например: налетит на побережье Флориды ураган – Фонд уже мчится собирать урожай, пока руины ещё свежие, пока ещё хаос, и непонятно, что происходит, и можно ещё записать всех пропавших в жертвы бедствия. Про тюрьмы придумано для успокоения совести. Всё это время мы пытали и убивали обычных людей.
3) Никто из проходивших полигон не отказался работать в Фонде. Помнишь амнезиачный предбанник перед выходом? Там новобранцам внушалось, что они приняли решение вступить, а сверху накидывалось мотивации. Что-то, соответствующее опыту. Человек, потерявший семью в катастрофе, «оттолкнётся» от чувства потери, воспитанный патриотично, экстраполирует чувство верности на Фонд, и тд, и тп, но это всё программируемые амнезиаки. Помнишь, как решение приняла ты? Ты вспомнила свою семью, вспомнила, как сильно их любишь, представила, как их мучает аномалия, и сказала «да». Таков был сценарий, разработанный специально под тебя.
«Нет, нет, нет! Не надо, пожалуйста, не надо!»
Вообще, им похоже постоянно не хватает амнезиаков. Шишка из Службы Логистики часто ворчал, что, несмотря на их усилия, сотрудники регулярно натыкаются то на своего бывшего начальника в рабах, то на друга по полигону, который, как он думал, не пошёл в Фонд, и приходится тратить амнезиаки.
«Это неправда! Это… вражеская организация пытается мной манипулировать! Моя преданность Фонду – лучшее качество, которое вообще во мне есть, оно не может быть искусственным!»
Слушай. Сегодня мне позвонили ещё несколько видевших надписи. У всех – схожие симптомы, все вспоминают. Кто-нибудь обязательно сдаст нас начальству. Я поступаю единственным возможным образом. Сейчас я спрячу это послание, а затем отправлюсь к Драфту. Я преуменьшу эффект, скажу, что вижу обрывочные, непонятные видения, что, похоже, подверглась аномальному воздействию. Нам всем заменят воспоминания, Организация успокоится, и ты вновь отыщешь правду уже в более благополучный момент, когда они не будут ожидать от тебя прозрения.
Прошу, найди послание. Поверь ему. Прошу, сохраняй хладнокровие после прочтения, не выдавай себя перед Организацией. И придумай, что нам со всем этим делать.
Мне грустно,, что приходится скидывать ответственное решение на тебя, но эй, ты – это я! Скоро я всё равно стану тобой. Ну либо мы в конце концов окажемся на Полигоне уже в качестве тренировочного мяса для очередного поколения новичков. Вместе.
Я люблю тебя.
И последняя строчка окончательно развеяла сомнения девушки. «Я люблю тебя» - это было именно то, как она бы закончила подобное послание, и ни один злоумышленник, ни один злой коллега-шутник не мог этого знать. Седа поверила и впала в дикую панику. Только что единственная стена, оберегавшая её от мира аномалий, обернулась против неё и ощерила зубы.
«Меня убьют, меня точно убьют, если узнают. Который раз я уже встаю им поперёк протокола? Если от меня будет больше вреда, чем пользы, я стану рабыней… Стоп! А видит ли меня Фонд сейчас? О боже… На Полигоне нас раскрыли, а мы не поняли как. Фонд всеведущий, Фонд повсюду! У него аномалии! Что, если за мной уже гонится группа? Бежать, бежать, не теряя ни секунды!»
Она прихватила паспорт, кошелёк, накинула куртку и вылетела в подъезд как была, в домашнем. Вприпрыжку через пыльные ступени чёрной лестницы, ключ пляшет в руках и едва входит в разъём, снаружи – стена дождя, многоэтажки едва видны, но Седа знает свою улицу, через два квартала – автобусная остановка, а оттуда – в аэропорт, выкупить место за тройную цену, за все деньги с карты, может – кто не прибудет на рейс, и тогда – прочь из страны, так далеко, как хватит силёнок. Здесь смерть, здесь слишком легко лепить из неё, Седы всё, что вздумается хозяевам. Повсюду лужи, взлетают брызги, насквозь мокрая одежда прилипает к телу, мешает двигаться, но Седа всё равно бежит, первый квартал бежит, что есть мочи, а на втором останавливается, встаёт под дорожным знаком и крепко-крепко задумывается, потом сутулится, и, словно побитая собака, плетётся домой. Бежать бессмысленно, Фонд всеведущий, Фонд повсюду.
С одежды на паркет натекла новая лужа. Не раздеваясь, Седа Инь плюхнулась на колени в лужу и обхватила плечи. Было ужасно сыро, мокро и холодно. Было невозможно понять, текут по лицу слёзы или влага дождя.
«За что вы так? Мои мысли… желания… это ведь хуже изнасилования. Нельзя меня вот так брать, программировать, переписывать, это же я, я. Живой человек! Мои мысли… за меня… у себя в кабинетах решили… чего я буду хотеть, чего не буду… а передумают – переделают… я и так готова была всё терпеть, любые приказы выполнять… почему мне нельзя хотя бы мысли себе оставить… хотя бы мысли…»
Но полный ужас совершённого открытия только начинал приоткрываться перед несчастной сотрудницей. И то, что она осознала, вдавило её в лужу и похоронило под такой волной отчаянья, что Седе даже дышать стало трудно. В конечном счёте неважно было, правда написана в послании, или нет. Даже если пирамидки не восстановили память, а запудрили мозги, а Фонд на самом деле добрый, и в голову ей лишний раз не влезал, Инь осознала главное – Фонд SCP точно такая же аномалия, как и прочие. Что такое аномалия? Часть реальности, ведущая себя непредсказуемо. Природу которой они не знают. Что она знает о природе Фонда? О его руководстве, об истинных целях? Разве больше, чем о любой аномалии? Фонд SCP может на самом деле заниматься чем угодно – хоть готовить конец света, хоть торговать рабами в межпространственных масштабах – она всё равно ничего не заметит, потому что секретность и амнезиаки.
«Я одна. Совершенно. Наедине с аномалиями. Нет никакой организации героев, нет защитников. Только я.»
Снаружи ветер заливал стёкла водой. Странно. Когда она произнесла «только я», отчаянье как будто чуть чуть отступило. Седа Инь ухватилась за спасительную соломинку, ещё не понимая, за что держится. «Я одна.» Странно, ей почему то действительно становится лучше от этих слов.
«Одна. Одна. Одна.»
На компьютере высветилось уведомление. Филипп Трэнсом прочитал письмо и требовал отчёта. По одну сторону экрана.
По другую же медленно-медленно из лужи на паркете поднималась фигура. Она больше не дрожала. Лицо приобрело каменное спокойствие. Отчаянье разжимало хватку – потому что Седа Инь наконец поняла, за какую идею ухватилось её подсознание.
«Я не буду жертвовать своей жизнью ради Фонда. Я его захвачу!»
Кап, кап. С одежды капала влага, а со свечек капал воск. Они всё ещё горели, хотя подставка под ними была уже вся в воске.
«Это не бред. Фонд, его структура… тоталитарная структура с дезинформацией. При такой тотальной секретности можно сменить руководящий центр абсолютно бесшумно. Большинство сотрудников не видят Совет О-5. Большинство сотрудников просто верят, что приказы им отдаёт Совет. И если я заменю Совет собой, если проверну всё аккуратно, никто ничего не заметит. Фонд продолжит свою миссию по защите человечества, вот только меня больше никто не посмеет тронуть, переписать или обмануть. Потому что я буду контролировать все амнезиаки и все опергруппы, буду знать все исследования и все ресурсы. И аномалии до меня не доберутся! Попробуют сунуться – я спущу на них силы, способные остановить конец света! Да! Да!!! Мне это по плечу. Спрятать узурпацию в обычном существовании Организации, это ведь то же самое, что спрятать шифр в шифре, это моя работа. Ну, Фонд… любитель поиграть в дезинформацию… в эту игру могут играть двое, знаешь ли…»
Седа Инь отряхнулась, подошла к компьютеру и спокойно набрала главе следственной группы ответ:
«Простите пожалуйста, я просто хотела проверить, правда ли вы круглосуточно отвечаете на сообщения?»
Филипп Трэнсом некоторое время молчал прежде, чем написать:
«Ты чё пьяна?»
Инь подтвердила, глава приказал в следующий раз отключать компьютер перед пьянством и, похоже, ушёл спать. А Седа удовлетворённо кивнула, погасила все свечи, кроме одной, а с ней и с телефоном вышла на балкон. Теперь разводы дождя окружали её, а вдали горел огнями и расплывался деловой центр Индианаполиса.
Трубку Корин поднял лишь со второй попытки.
– Что-то случилось?
– Нет, нет, не переживай. Просто хочу спросить тебя про магазин.
– Какой магазин?
– Доктора Нигеля. В котором можно заказать заводной механизм какой-нибудь. У меня тут часы настольные сломались, хочу себя побаловать, заводные приобрести. В память о деле текущем. Нигель тебе сегодня в столовой про него распространялся, неужели забыл? Ну ты и рыбка золотая, может тебе и амнезиаков не давали с такой то памятью?
Вдалеке еле слышно громыхнул гром, а криптографистка рассмеялась, сама поразившись тому, насколько спокойно и естественно звучит её смех. В трубке застонали.
– Господи, Седа, ты на время смотрела вообще? Третий час ночи, какие Нигель, какой магазин? Ты вообще спишь?
– Знаешь, почти не сплю. Два часа, может три. Мне хватает. Ночью всегда так хорошо думается.
Язычок свечи трепыхался, крохотный язычок. По сверкающим небоскрёбам текли струи воды, небоскрёбы вытягивались, искривлялись, но искажение не лишало их мощи, а напротив, словно убирало косность. Нечёткий мегаполис, ещё более привлекательный, чем строгий, застывший.
– Самые лучшие идеи приходят, когда все вокруг спят.