– Да, тебе определённо не хватает женской ласки, Кристофер. – он аккуратно помешивает свой кофе, изредка поднимая на нас глаза.
– Заткнись, Бобби.
– Нет, я серьезно. Он слишком сильно помешан на своей работе.
Боб Уэтвилл, он же Бобби, он же Бобик, выглядел как дряхлый мешок с дерьмом. От него пахло варенной рыбой и он одевался исключительно в дешёвые наряды молодёжи 2001-ого. Я не уважал его мнения ни тогда, ни сейчас, однако обстоятельства раз за разом сводили нас за одним столом.
– Женщина не залечит шрамы нашего быта. – доктор Назар Мал в своей исключительно снобской манере откинулся в кресле. – Не стоит надеяться на противоположный пол, когда на тебя давит с десяток кетеров.
– Почему-то я себя чувствую вполне прекрасно, хотя моя работа по сложности ничем не отличается от работы Кристиана.
Бобби сделал глоток. Напиток слишком горячий, его лоб покрылся морщинами, проступила капелька пота. Он тянется рукой к итальянскому воротнику, эти детали впиваются в мой мозг. Я отворачиваю свой взгляд.
– Человеческий опыт в любом случае разнится. Вы можете отличаться в подходах или в восприятии…
– Я думаю, что меня всё устраивает. Спасибо за беспокойство.
Я сидел за этим столом только ради того, чтобы не возвращаться в пыльный офис. Большая терраса наземной части Зоны 7, отделанная золотистым дубом и покрытая стеклом, нравилась мне в основном за прекрасный вид на еловый лес, столь чарующий в это время года. Также мою душу заставляла замирать от наслаждения музыка, играющая здесь с утра и до позднего вечера. Группа "The Doors" и её волшебное звучание заставляло меня не обращать внимание на язвительность Бобби Уэтвилла. Я принимал участие в дискуссии лишь номинально, на самом деле я размышлял о том, в чём истинный смысл названия песни "People Are Strange".
– Эй, Кевин, ты придешь послезавтра на корпоратив в блоке A2?
Агент Апачи появился буквально из воздуха. Положив руку мне на плечо, он выдернул меня из сладкой задумчивости. Я дергаюсь в его сторону, сбивая руку с плеча.
– Я… Да. Конечно я приду.
Меня зовут Константин. Мне 33 года. Я работаю на Фонд уже порядка 9 лет, поэтому многие считают меня крайне надёжным и профессиональным сотрудником, которому можно доверить даже самую сложную работу. Я тоже так считаю.
Я не женат, на данный момент проживаю в отдельном помещении на втором этаже внешнего уровня Зоны 7, выделенном руководством специально для меня. Используя некоторые связи, я превратил это место в свою собственную квартиру, выделяющуюся на фоне остальных помещений этой Зоны своим крайне интересным дизайном, разработанным лично мной. Здесь две просторные ванные комнаты, для них я использовал чёрный гранит, который контрастирует с ярко-красным цветом интерьера. Чёрный гранит плавно перетекает из ванной в гостиную, одну из стен которой заменяет большое панорамное окно, создающее акцент на угловом диване из белой кожи, стоящем прямо перед ним. Справа от него моя небольшая, но растущая, коллекция картин от Тома Кутюра, среди которых мне особенно симпатичны "Отец и сын" 1850-ого и "Маленькая купальщица" 1845-ого годов. Каждый раз, когда я выхожу из своей спальни, просыпаясь на отделанной красной кожей кровати, сочетающей в себе комфорт и особое эстетическое удовольствие, я любуюсь этими шедеврами французской живописи и, приготовив себе простой завтрак из яичницы с чёрным чаем, а также небольшой горсткой фасоли и гретских орехов, набираюсь сил на целый день.
Однако моя жизнь обременена довольно необычными обстоятельствами. Некоторым это может показаться странным или даже пугающим, но такова моя жизнь. Каждый день я просыпаюсь, держа в руке окровавленный нож, а ставшие для меня незаменимыми утренние процедуры по уходу за кожей становятся всё более бессмысленными, ведь через полчаса моё лицо всё равно будет покрыто кровью и я ничего не смогу с этим поделать.
Но вам стоит понимать, что я не какой-то убийца или психопат. Просто этот нож старается изо всех сил, чтобы вы думали, что я такой. Но я могу вас заверить, что на мой счёт совершенно точно не стоит волноваться.
Я вошёл в кафетерий блока А2, заранее приняв тот факт, что мне придётся терпеть своих коллег дольше, чем я бы того хотел. Но мое терпение, как водится во всём моем роде, непоколебимо. Я могу сохранять выдержку и здравый рассудок так долго, как того требуют мои личные цели. А цель у меня проще некуда – добиться разрешения покинуть Зону 7 хотя бы на один день.
Внутри было не протолкнуться, огромная толпа учёных, агентов и сотрудников безопасности двигалась в едином порыве радости и страсти, а их фигуры превратились в тёмное пятно из-за обилия светомузыки. Даже если бы я разделал или хотя бы знал повод такого празднества, то ни за что бы не присоединился. Я прижимаюсь к стене и, стараясь не обращать на себя внимание беснующихся коллег, пробираюсь к лестнице на верхний уровень кафетерия.
Лишь только стоило мне приблизиться к лестнице, как какой-то придурок, проходящий мимо, спотыкается, разливая содержимое бокала прямо на мой пиджак. Волосы встают дыбом, руки начинают трястись. Парень что-то мямлит, пытается извиниться. Моя левая нога начинает вибрировать, наклоняя моё тело вбок. Мышцы шеи напрягаются, утягивая за собой уголки рта и оголяя мои скрипящие зубы. Я поднимаю взгляд со своего испорченного костюма на виновника беды.
В голове прокручиваются мысли о том, что с самого утра я был уверен в чем-то подобном. Был уверен, что что-то обязательно пойдет не так. Судьба снова бросает мне вызов. Такое ужасное событие не может быть проигнорировано, я не могу отпустить этого парня. Он слишком много сделал против меня, он настолько нагло встал на пути к моей заветной цели. Он сделал это специально, я уверен. Просто так подобное не случается, всё было спланировано с самого начала. Я тяну руку
в карман и…
Я медленно складываю пиджак и беру его подмышку, оставаясь в одной только рубашке. Закончив со всей процессией очистки, я смотрю на себя в зеркале. Симметричное и прекрасное, моё немного вспотевшее лицо отражает свет ламп, создавая загадочный градиент из тёмно-синего и белого на стекле. Простая на вид, но крайне сложная в создании, причёска идеально дополняет образ, создавая акцент на глубоких зелёных глазах и компенсирует сужающиеся к низу черты лица. Мои губы увлажнены, а подбородок полностью очищен от щетины.
Я выхожу из уборной и иду в сторону лестницы.
Я поднимаю руку, готовясь постучать в дверь, но замираю за мгновение до соприкосновения моей плоти с холодным деревом. Время останавливается, холодный осенний ветер медленно протекает сквозь мои одежды, бережно колыша волосы. Пробирает до мурашек. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, прежде чем решиться.
Через несколько секунд дверь открывает женщина средних лет.
– Кто здесь? – она ищет меня взглядом, выглядывает из квартиры.
Несколько секунд она стоит в ожидании, после чего, закатив глаза, закрывает дверь. Я опускаюсь на грязный пол, спрятавшись за поворотом у лифта. Голова гудит, а глаза начинают порождать такую противную, позорную жидкость.
– Исключено. Это слишком опасно, Кант, и ты это прекрасно понимаешь. – куратор Зоны 7 выглядел на удивление расслаблено. Похоже, мои странные вопросы не отвлекли его от святого занятия – заслуженного отдыха.
Я поправляю волосы и пытаюсь найти место рядом с ним.
– Послушайте, мне нужен хотя бы один день. Просто повидать семью. Чтобы они хотя бы знали, что я не мёртв.
– Они знают, что ты не мёртв. Тем более, разве ты не разведён? – он небрежно хватает со стеклянного стола бокал чего-то невероятно крепкого.
– Я имел ввиду своих отца и мать. Почему я даже позвонить им не могу?
Он делает протяжный глоток, его уставшее, покрытое небольшой бородкой, лицо расплывается в наслаждении. Я здесь действительно лишний, но уйти просто так не могу. Я подхожу ближе, практически нависая над ним. Так я чувствую себя увереннее.
– Сэр, мне это нужно. Можете прицепить ко мне жучок, дать тревожную кнопку, всё что угодно. Я просто хочу отдохнуть от… От Фонда.
– Господи…
Он тяжело вздыхает, видно, что я ему наскучил. Перед моим приходом он определённо хотел того же, что и я, только в масштабах поменьше. Мы оба профессионалы, но ему привычнее отдыхать так, когда же моя душа требует побега.
– Хорошо, знаешь… Плевать. Иди. Запроси эту твою тревожную кнопку и иди. – он машет рукой в сторону. – Но если что-нибудь произойдет – это будет исключительно твоя вина. И последствия для тебя будут полноценными.
– Спасибо… Спасибо вам.
Я не показываю этого окружающим, но сейчас я нахожусь в практически высшей точке удовлетворения. Я наконец свободен. Не привязан к зоне цепью, не закрыт в четырёх стенах. Это чувство растёт в груди, электрическим импульсом пронзая конечности, заставляя их неосознанно двигаться, желая поскорее отправиться в столь желанный путь. Это наслаждение может сравниться только с утренним прослушиванием четвертого студийного альбома группы "The Doors" под названием "The Soft Parade", наполняющем разум идеей о готовности встретить трудности, которые готовит тебе мир. Я срываюсь с места, однако тяжёлый голос куратора останавливает меня на полушаге.
– Только один день, Каллагэн. Только один день.
Капли холодного утреннего дождя режут мою гладкую кожу, как лезвия. Я стараюсь укрыться от него, прикрываясь шерстяным пальто от Valentino, купленным мной в прошлом году. Ещё слишком рано, чтобы просыпались люди, на улице тьма и туман. Моё тело движется средь разваливающихся многоэтажек, движется в сторону районов по-новее. Туфли оставляют неровные следы на покрытом грязью и лужами тротуаре. По последним расходятся пятна крови, создавая причудливые узоры, тянущиеся за мной. Во внутреннем кармане тревожная кнопка – нажмёшь и к тебе приедет МОГ. В другом кармане, мною тщательно прячемым, находится нож. Я чувствую влагу, карман протекает.
Мимо сетей обслуживания и неоновых вывесок, я пробираюсь глубже в город. Увидь меня сейчас случайный прохожий, он наверное бы подумал обо мне, как о самом страшном человеке, которого можно встретить в это время. Покрытый кровью с ног до головы, напряжённый и шатающийся из стороны в сторону, я действительно выглядел, как убийца. Но мне не привыкать. Я иду вперёд, наблюдая за движением своей тени, создаваемой проплывающими над головой фонарями.
Я подскальзываюсь и падаю плашмя.
Тело чувствует непривычную боль. Руки ощущают холод мокрого асфальта. Как будто все мои рецепторы в один момент стали работать в двадцать раз лучше, я стал чувствовать каждую неровность, каждый камешек подо мной, но также и странные покалывания по всему телу. Вибрация по всей протяженности малоберцовой кости левой ноги. Небольшая боль в лёгком, я слишком много курю. Слабость в прессе, я пропускаю день пресса уже второй месяц. Зрение за последние несколько лет сильно ухудшилось, мне советуют носить очки, но я отказываюсь.
Я лежу на земле, моё лицо пронзают ледяные лезвия. Я закрываю глаза и думаю о том, зачем я вообще покинул Зону 7. В голове проносятся образы, аккуратные черты лица, так давно меня покинувшие. Запах знойного лета врезается в сознание, такое далёкое ощущение спокойствия и лёгкости. Мягкость самых простых слов, ставших мне чуждыми. Зачем я снова иду туда? Разве я не поставил на этом крест? Разве я не хотел начать новую жизнь? Хотел забыть всё, разорвать на части первее, чем оно разорвёт меня. Забыть запахи, забыть тактильные ощущения поздним вечером, забыть наши имена.
Почему я лежу сейчас здесь? Кто я такой на самом деле? Чего я хочу добиться? На душе висит груз, вдавливающий меня в потрескавшийся асфальт. Такое глубокое раздражение, перемешивающееся с горечью и желанием убежать как можно дальше. Кто я такой на самом деле? Как меня зовут? Кто я для людей, окружающих меня, и, самое главное, кто я для них? Я стремлюсь быть лучше, стремлюсь быть выше, но всё глубже погружаюсь в болото ненависти и разбитых надежд. Каждое утро я повторяю себе перед зеркалом, что мне плевать, но на протяжении дня чувства заполняют меня. Я возвращаюсь домой и очень долго держу в руке нож, пытаюсь понять его. Что он для меня? Проклятие? Почему именно я? Я разглядываю его острые грани, наблюдаю за изменением моего лица в отражении. Моя плоть касается его отчужденнного металла, из пальца начинает течь багряная кровь.
Я встаю с тротуара, держась за голову и надеясь, что скоро моё страдание закончится. Тело будто рассыпается под тяжестью моего "я", но я продолжаю идти.
Я быстрым шагом захожу в свой кабинет и закрываю дверь на замок. Руки трясутся. На пути сюда и до сих пор я ощущаю пристальный взгляд тысячи глаз. Они следят за мной, осуждают. Всегда готовые напасть, злобные овчарки, из их рта течёт, пенясь, слюна. Капилляры напряжены до предела, кажется они скоро взорвутся, наполняя глазницы густой кровью. Темные и невидимые, они преследуют меня, надеясь урвать хотя бы кусочек. Заставить меня сожалеть, стыдиться. Бояться. Они рыщут по коридорам, их тяжёлое дыхание с рыком раздается между белых стен. Они хотят, чтобы я упал в грязь лицом, чтобы я потерял хватку. Засомневался в своём профессионализме. Они гонятся за мной с самого рождения, я их единственная вечная цель. Я хватаюсь за нож, готовясь обороняться, когда дверь в мой кабинет отворяется.
– Ким, ты совсем крышей поехал? – грузная фигура Бобби Уэтвилла показывается в дверном проёме, я прячу намерение самообороняться, надеясь, что он не станет продавливать меня ещё глубже.
Он поворачивает голову в мою сторону. Весь взъерошенный и помятый, я прижался к стене, напрягая все возможные мышцы, как будто бы стараясь в эту самую стену войти, исчезнуть в ней, спрятаться.
– Боже, посмотри на себя. – он подходит ближе.
– Не смей говорить со мной таким тоном. – выдавливаю я.
– Что за клоунада? Ты весь отдел позоришь своими выходками. Что за херня только что была в кафетерии?
– Не смей, сука, говорить со мной таким тоном.
Я решаюсь лишиться опоры в виде стены, пытаясь отойти к своему столу, попутно указывая на ублюдка пальцем. Возможно получится переиграть его с помощью его же метода.
– А что мне нужно было делать? Просто слушать, как меня поливают дерьмом? Прямо как ты, да? – я делаю резкий выпад корпусом в его сторону.
– Да всё что угодно, но не угрожать человеку ножом прямо посреди обеда! Ты окончательно ебанулся что ли?
Он подходит ко мне вплотную, нарушая мое личное пространство, касаясь меня тканью своего халата. Тут же он получает толчок обеими руками, сбивающий его с ног.
– Не приближайся ко мне, уёбок.
Он несколько секунд лежит на полу, после чего начинает вставать, взяв опору на правую часть своего грешного тела. Овчарка. Я, трясущимися руками, держусь за свой стол, пытаюсь обойти его и сесть, почувствовать успокаивающую мягкость дорогой ткани с узором в виде геометрических фигур, созданной на заказ руками мастера.
– Ты болен. – поднявшись, он бросает взгляд прямо мне в глаза. Я чувствую, как моё тело содрогается от этих слов.
Он разворачивается и выходит из моего кабинета, хлопнув дверью.
Этот неубранный коридор продолжается вперёд настолько, насколько мои глаза способны видеть. С каждым метром он изгибается, поворачивается на несколько градусов вбок, разрастается в моем восприятии, пространство принимает вид калейдоскопа. Я кое-как выхожу из-за угла, мои ноги стараются изо всех сил, чтобы дотащить меня до заветной двери. Я вытираю глаза, собираюсь с мыслями. На этот раз всё точно получится. Я же не какая-то тряпка. Я сильный человек. Я беру то, что мне нужно. Я ничего не боюсь. Я иду, держа спину прямо, мой взгляд устремлён вперёд.
Мысли немного смазываются, рецепторы, что недавно казались мне вполне функциональными, сдают позиции. Я перестаю что-либо чувствовать, когда захожу в квартиру. Я не слышу слов, не вижу силуэтов. Мои бешеные глаза метаются из стороны в сторону, стараясь сконцентрироваться на чём-то. На лбу проступает пот, с меня спадает моё пальто. Я практически потерял сознание или, быть может, лишился рассудка. Нет, я совершенно здоров. Возможно, я немного переволновался.
Я сажусь на диван, немного более дешёвый, чем тот, что стоит у меня в квартире. Помещение в принципе не выглядит как то, где бы я хотел находиться. Как то, где я когда-то мог жить. Я небрежно достаю из карманов брюк сигару и металлическую зажигалку с гравировкой быка. Да, я такой. Я самый настоящий бык. Рвусь вперёд и всегда добиваюсь своей цели.
Дым, почему-то такой тяжёлый, поднимается к потолку. Я откидываюсь на спину дивана, закидываю ногу на ногу. Впервые в своей жизни я чувствую такую лёгкость.
Мою идиллию прерывает какое-то отдаленное бормотание, странная компиляция звуков.
– Что ты здесь делаешь? Зачем ты снова всё рушишь? Почему поступаешь так со мной?
Зрачки сужаются. Давление подскакивает. Сердце начинает биться в два, нет, в три раза быстрее нормы. Лицо покрывается холодным потом, сигара выпадает изо рта, к горлу подступает то ли ком, то ли рвота. Мысли заполняют голову. Страх, отчаяние, в происходящее не хочется верить. Боже, что я здесь действительно делаю? Что я делаю в этом доме? Какого черта мне вообще показалось хорошей идеей прийти сюда?
Я вскакиваю с дивана и с криком вбегаю в угол комнаты, держа перед собой нож, сжимая его так сильно, что кажется на руках начинает выступать кровь. Меня шатает из стороны в сторону.
Фигура передо мной закрывает рот рукой.
– Алло, алло, Бобби? Бобби, я… Бобби, послушай меня, пожалуйста… Ты был прав, ты был прав во всём с самого начала, Бобби, я… Господи… – сердце сжимается в груди, я изгибаюсь в неестественных позах. – Бобби, Господи… Я просто хочу, чтобы ты знал… Ты был прав, ты действительно был прав. Я болен. Мне действительно нужна помощь… Возможно меня пора уволить с этой работы, потому что… – сквозь слезы пробивается смешок – Потому что я, наверное, действительно ненормален. Я сделал очень много плохих вещей, в которых я бы хотел тебе признаться… И я несу полную ответственность за них. Я действительно виноват, Бобби… Я…
Я сижу в углу комнаты, запутавшийся в проводе телефона. Всё вокруг меня вибрирует, пульсирует, сжимается. Пространство давит на моё сознание, загоняет его в ловушку. Я всасываю носом сопли, вытираю слёзы рукавом. Воротник душит меня, но я ничего не могу с этим поделать. Боль пронзает всё моё тело, палец беспорядочно жмёт на тревожную кнопку раз за разом. Я прижимаю колени к груди, обхватываю их левой рукой. Правая, постанывая от болей, трясется и держит телефон, на другой стороне которого сонный Уэтвилл, который даже не удостаивает меня ответом.
– Бобби, я… Мне сейчас очень плохо, я теряю контроль над собой… Пожалуйста, скажи мне, что ещё не всё потеряно. Я же могу измениться? Я… Бобби, я знаю, что всё очень плохо, ты мне постоянно об этом говорил и в общем… Да, да, всё очень плохо. Но просто… Давай завтра сходим в кафетерий вместе… Пожалуйста, Бобби…
Я слышу грохот, дверь выбивают оперативники Фонда. Из проёма струится дым, капитан отшатывается назад, бросая на меня взгляд.
Господи… Что же я делаю?