Препарат должен храниться в общем хранилище медикаментов Участка 147 в ячейке хранения повышенной защиты №1455. Для получения доступа к OLS-34 необходимо иметь приказ от одного из перечисленных лиц: заведующего Участком 147, начальника группы исследователей мемогенеза, начальников Отдела меметики или Отдела эпистемологии. Выдача препарата для использования оперативными группами в рамках миссий, связанных с меметической угрозой, производится по приказу, подписанному начальником координационного центра МОГ Эта-10 («Не вижу зла»)
Научный сотрудник Отдела меметики Юрий Павлович Воронцов готовился к своей первой полевой операции в качестве исполняющего обязанности командующего. Его команде предстояло убедиться в отсутствии признаков меметического заражения после тотальной зачистки, проведённой мобильной оперативной группой психиатрического комплекса.
Работа казалась несложной. Воронцов неоднократно сталкивался с последствиями меметического заражения и не боялся крови, вони и грязи, которые неизменно ему сопутствуют. Он знал, что столкнётся с мужчинами и женщинами, неспособными остановить свои конвульсивные ритуалы, вынужденными бесноваться в бесконечном трансе, переступая через тела своих истекших кровью или погибших от обезвоживания друзей.
Всё это было не важно — его волновало только обещанное повышение. Если его утвердят — он навсегда забудет о работе «в поле».
Воронцова всегда привлекали гуманитарные науки, особенно философия и языкознание, и он был бы рад стать одним из тех преподавателей, у которых слово «автомат» в лексиконе означает исключительно оружие, а зачёт можно было получить только, прочитав книг примерно в два раза больше, чем было задано на семестр. Всё к тому и шло бы, если бы на парковке его не окликнул высокий седой мужчина.
— Прекрасный доклад! Должен признаться, я также читал ваши комментарии к исследованию по герменевтике и остался весьма впечатлён! — Он никогда не забудет тот прохладный осенний кофе в университетской забегаловке. Они проговорили три часа, после чего договорились встретиться позже и продолжить беседу в более подходящей обстановке.
В руках у Юрия осталась визитная карточка доктора Стивена Ленгфорда.
Планёрка прошла быстро. Задача МОГ заключалась в том, чтобы выключить весь возможный свет, войти в комплекс, уничтожить всю живую силу и выйти.
Исследователи, в свою очередь, должны были зайти на территорию зачищенного объекта, обнаружить, задокументировать и уничтожить все источники меметического заражения. В этом процессе им помогали сотрудники D-класса. Одних направляли вперёд: часть из них была с завязанными глазами, другие использовали аппаратуру для видеозаписи, чтобы запечатлеть ужас, царящий внутри.
Как только сотрудник D-класса наткнётся на мемагент, исследователи удостоверятся, что мемагент запечатлён на плёнке, МОГ Эта-10 устранит его, а затем другой D-класс уничтожит опасное изображение. В зависимости от размера территории во время вторичной зачистки могут погибнуть до тридцати сотрудников D-класса. В ходе самой крупной известной Воронцову зачистки погибло около пятидесяти человек, включая исследователей и оперативников.
Сегодняшняя операция обещала быть короткой — исследовательской группе было выделено десять «расходников» и десяток охранников, что можно считать даже избыточной мерой предосторожности. Это было вполне понятно.
В психиатрическом комплексе, нуждающемся в дезинфекции, всего три этажа, два крыла, по десять кабинетов и палат в каждом, а также фойе и столовая с котельной. Задача выглядела нетрудной. Разведчики МОГ отчитались о видимом отсутствии потенциальных физических угроз и о наличии большого количества графических источников меметического заражения. Пришло время действовать.
Зачистка началась в 00:30. По очевидным причинам подобные операции проводятся исключительно в абсолютной темноте, и для этого МОГ Эта-10 была оснащена тепловизорами — единственным способом эффективно устранять угрозу без риска заразиться самим. Юрий услышал, как капитан отряда отдал приказ выключить свет, как скрипнула дверь запасного выхода, а затем двадцатиминутная тишина иногда прерывалась короткими автоматными очередями. Когда всё успокоилось, рация прошипела отчёт о завершении операции, после чего неожиданно прозвучало кодовое слово: «эксклюзив». МОГ столкнулась с чем-то странным. Страннее обычного. Воронцов был готов к подобному исходу.
Оказавшись в Фонде, молодой исследователь ещё долго пытался понять, в каком же всё-таки статусе находится эта загадочная организация и откуда берётся финансирование на частные самолёты. Но эти и подобные вопросы отпали в тот момент, когда кураторы и кадровики начали вводить его в курс аномальных дел.
После подписания стопки макулатуры с вариациями на тему «как же тебе будет плохо, если ты нарушишь режим секретности» ему, наконец, выдали около нулевого уровня допуска — дававшего доступ в библиотеку и некоторые архивы, позволявшие составить верное представление о новой реальности.
Юра был в своей стихии: книга за книгой, файл за файлом, жадно поглощая новую область изучения, периодически расстраиваясь от чрезмерного цензурирования, вымарывания и в сердцах матеря этот вездесущий шильдик «[ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ]». Его также обязали посещать лекции «Введение в меметику» и «История инфоугроз», где раскрывались базовые аспекты его нового исследовательского направления. Тогда молодого учёного впервые посетили тревожные мысли: меметическое заражение, когнитивные и перцептивные угрозы, вирусоподобные идеи, индекс когнитивного сопротивления — к Воронцову постепенно приходило осознание всей серьёзности переплёта, в который он умудрился попасть. Он будет должен работать над исследованием опасных материалов, изучать и анализировать огромное количество данных, которые для него — лишь строчки, напечатанные на высококачественной бумаге, но по ту сторону этих стен — реальные искалеченные и оконченые жизни…
— Доктор Лэнгфорд… Я не уверен, что смогу… — Стивен снисходительно посмотрел на мальчишку поверх своих очков с толстыми линзами.
— Ты хочешь вернуться обратно? Туда, к старикам, из года в год обсасывающим премудрости ещё более древних стариков? Фонд примет твоё решение, тебя обработают амнезиаками, и ты забудешь всё, что здесь происходило, всех, кого здесь встретил, и всё, что узнал. Ты готов? Здесь у тебя будет шанс повлиять на этот мир, помочь нам противостоять слепой жестокости аномалий, насколько это будет в твоих силах.
Со Стивеном Лэнгфордом они теперь виделись редко. Он дал понять, что работает над какой-то секретной и очень важной программой и что когда-нибудь они смогут заняться ею вместе, но не раньше, чем Воронцов получит звание старшего научного сотрудника. Юра не был бы собой, если б не нашёл более быстрый путь по карьерной лестнице. Он стал полевым исследователем, вместе со своей командой, работавшей над анализом, локализацией и изъятием мемагентов с их последующей каталогизацией и постановкой на содержание. Сложный и иногда опасный путь был его гарантированным билетом наверх.
Сегодняшняя операция была той самой, после которой Юрий Воронцов получит приписку «старший» в своём статусе. После пяти лет работы простым исследователем начальство наконец разрешило ему возглавить исследовательскую группу, хотя многим было не по нраву отпускать такого блестящего агента к «бумагомарателям» — теоретикам. Но всё уже было решено. Юра получил подходящее задание, группу, а также коды взаимодействия с Эта-10. Инструкция к коду «эксклюзив» гласила: проверить, изолировать и передать находку в Фонд для дальнейшего изучения.
Всё прошло на удивление гладко. После проверки первого этажа и потери всего двух дэшек группа разделилась. Юрий Воронцов отправил исследователей завершать проверку второго этажа, а сам, в сопровождении охраны и нескольких сотрудников D-класса, поднялся на уровень выше — туда, где его ждал командующий отрядом зачистки, объявивший код.
Группа обследовала этаж, уделив особое внимание административным кабинетам, где надеялась обнаружить сведения о мемагенте, его источнике и свойствах. Они изъяли видеозаписи с камер наблюдения для дальнейшей передачи в технический отдел на изучение и, наконец, встретились с капитаном Эта-10, стоящим в дальнем конце коридора, измазанного и скользкого от крови.
Капитан жестом указал на дверь позади себя.
— Проверено, мемагент стёрт. Не переживайте. — Он толкнул дверь и вошёл внутрь. Юрий следовал за ним, ожидая увидеть такой же мрак, как и в остальных частях комплекса, охваченного последствиями сегодняшней короткой, но кровопролитной бойни. Он приготовился к кошмарному зрелищу: полумёртвые, неестественно изогнутые тела бесконечно вычерчивают калом или кровью рисунки и прочие сопутствующие заражению ужасы. Однако, зайдя в камеру, на мгновение замер в недоумении. Комната была довольно чистой. Дверь, по словам капитана, была заперта изнутри с помощью кусков одежды, протянутых от ножки кровати к ручке, а сам пациент жив и относительно здоров.
Под прикрученной к полу кроватью тихо стонала, прикрывая голову руками, пациентка клиники. Девушке на вид было около сорока, но внутреннее чутьё подсказывало Юрию, что на самом деле она гораздо моложе.
Под ногами что-то неприятно перекатывалось и хрустело, и Юрий инстинктивно опустил взгляд. На полу лежал десяток разбитых ампул с растворами и вскрытых баночек с разноцветными таблетками и капсулами.
— Как вам такое? — Капитан сначала посмотрел на Воронцова, затем на пациентку психиатрической больницы, снова на Юрия и, наконец, на маленькое окошко двери камеры, измазанное кровью. — Мы протёрли стекло, но, вне всякого сомнения, на нём был намазан какой-то узор. Я уверен, видео с камеры слева это подтвердит. — Юрий молчал. Разобраться с этим здесь и сейчас не представлялось возможным.
— Пакуйте её. Ещё что-то похожее есть? — Капитан быстро кивнул и указал на две двери, перед которыми стояло несколько бойцов отряда.
— Забирайте всех. Там разберутся. Утром мне нужно будет предоставить доклад о проведённой операции наверх, прошу к тому времени подготовить список раненых и убитых сотрудников, оперативников и дэшек, а также точное количество устранённых субъектов. Вас и ваших ребят ждёт суточный карантин, вы знаете протокол. Однако после карантина вы вместе с теми, кто был с вами в момент обнаружения «эксклюзива», будете нужны в исследовательском центре для дачи показаний.
— Вас понял. Выдвигаемся, — ответил капитан МОГ Эта-10 «Не вижу зла», заглянув Воронцову в глаза и увидев там мрачную улыбку.
На коленях у Юры лежал полный отчёт о произошедшем в больнице. Увесистые 75 страниц текста, подготовленного аналитиками Фонда, раскрывали информацию, полученную из документов, врачебных записей и стенограмм видеоматериалов, снятых камерами наблюдения, отвечавших на вопросы о том, откуда в учреждении появился мемагент, кто оказался первым носителем, какие меры предпринял персонал и что произошло далее.
Если говорить кратко, один из пациентов, согласно медкарте, страдал тяжёлой формой шизофрении, осложнённой онейроидным синдромом. В записях лечащего врача отмечалось, что после очередного приступа у пациента появилась настойчивая потребность в рисовании. Ему предоставили несколько листов бумаги и цветные мелки, после чего у больного наблюдалось гиперактивное поведение — он метался по палате от стены к стене, бормоча бессвязный бред, и время от времени бросался к бумаге, создавая свои искривлённые шедевры.
Несомненно, меметическое заражение началось в тот момент, когда пациент номер ноль завершил своё творение и продемонстрировал его одному из сотрудников. Заражение стремительно распространилось по всей клинике всего за два дня, что, в сущности, неудивительно, учитывая высокую заразность мемагента и замкнутую больничную среду. Далее в отчёте фигурировали расшифровки записей с камер наблюдения и другие данные, полученные из медицинских отчётов, отражающие стремительное поголовное заражение как персонала, так и пациентов больницы.
Однако Воронцова сильнее волновала другая часть отчёта, описывающая события, происходившие на третьем этаже, в палате в конце коридора. Судя по данным с видеокамер и медицинской карточке пациентки, сумевшей сохранить человеческий облик, незадолго до помешательства персонала ей были введены ударные дозы нейролептиков. За ужасом, разворачивавшимся на этаже, она наблюдала в состоянии помутнённого сознания, вызванном хлорпромазином, что, похоже, и спасло ей жизнь.
Как оказалось, ненадолго. Анализ крови, проведённый уже в Фонде, выявил высокую концентрацию различных препаратов, что в сочетании с истощением и стрессом всё-таки её убило. Один из последних не заражённых сотрудников, по-видимому, решил сбежать, захватив с собой как можно больше медикаментов, но, похоже, не особо преуспел. Предполагается, что из его медицинского халата девушка впоследствии соорудила приспособление, чтобы держать дверь закрытой, и приняла летальную дозу препаратов, выпавших из карманов.
Юра глубоко вздохнул. За долгие пять лет, проведённые в группе полевых исследователей, он успел насмотреться на самые разные травмы, увечья и смерти, спровоцированные меметическим заражением, но всё никак не мог привыкнуть к постоянному чувству потери, и смерть этой пациентки не была исключением. Он всё не мог перестать ломать голову над вопросом: могли ли они её спасти? Помогло бы это в их безнадёжной борьбе с аномальной заразой? Воронцову было жаль эту девушку, большую часть своей жизни проведшую в четырёх стенах, скованную тяжёлым недугом и ставшую свидетельницей кроваво-грязного кошмара заражения незадолго до своей кончины. Двух других пациентов, доставленных в зону 147, спасти также не удалось.
Однако, исходя из отчёта, Юра вдруг понял — их постигла редкая удача! Анализ крови всех троих выживших показал схожую картину — ударная доза левомепромазина и других фенотиазиновых нейролептиков, в конце концов убившая их, на какое-то время предотвратила прямое заражение мемагентом или замедлила его, и это было чертовски важно.
Отделу меметики предстояло изучить представленную информацию, разработать теорию и выдвинуть гипотезы, но всё это будет позже. Юрию Воронцову нужно было отнести отчёт главе меметических исследований. Он знал — в Отделе уже существует секретный проект, в котором разрабатывается теория противодействия мемагентам, и что у него, наконец-то, появился шанс к нему примкнуть.
Внезапно дверь, перед которой сидел Воронцов, распахнулась, и появилась молоденькая секретарша.
— Юрий Павлович Воронцов? Доктор Лэнгфорд вас ожидает.
Кодовое название: программа «Амфизиак»
Препарат OLS-34
Сведения касательно препарата, его состава, дозировки, основных и побочных эффектов, а также списка лиц, получивших препарат, и событий, напрямую или косвенно связанных с употреблением препарата засекречены согласно директиве КпЭ. Доступ к документам, показаниям, интервью и другой информации возможен только по приказу, подписанному заведующим Участком 147.
— Индекс когнитивного сопротивления, или ИКС, — весьма условная система измерения внушаемости человека. Как нам известно из курса психологии, внушаемость — это сумма множества факторов, таких как неуверенность в себе, низкая самооценка, чувство собственной неполноценности, покорность, робость, стеснительность, доверчивость, тревожность, повышенная эмоциональность, впечатлительность, слабость логического мышления и медленный темп психической деятельности. Нам давно известно, что повысить внушаемость возможно при помощи алкоголя и широкого спектра разнообразных наркотических средств. Однако повлиять на человека сколь-нибудь универсальным методом, чтобы понизить её уровень, не представлялось возможным. До этих пор.
Доктор Лэнгфорд перевёл дыхание и глотнул воды из предложенного ему пластикового стаканчика. Двенадцать пар учёных глаз смотрели на него, не мигая.
— Нами давно было подмечено, что некоторые люди, обладающие низкой степенью внушаемости, менее подвержены меметическому влиянию, откуда и родилась идея ИКС. Фонд долго бился над поиском возможности противодействия меметическому заражению. Слишком долго. И вот, благодаря недавней операции, краткий отчёт о которой, я уверен, был всеми вами прочитан, нам наконец-то улыбнулась удача. Многие из вас давно друг друга знают, некоторых из вас совсем недавно перевели из других зон и участков, но каждый из вас имеет необходимую нам здесь специальность и подготовку — химики, нейробиологи, психологи и, конечно же, специалисты в области меметики. Прошлая группа долгое время строила теоретический фундамент меметики, но вы станете нашим скальпелем, нацеленным на препарирование меметической угрозы. Всем присутствующим в этой комнате будет выдан соответствующий допуск третьего уровня. Я лично буду курировать этот проект, работать со смежными отделами и высшими инстанциями, особенно с всеми нами любимым комитетом по этике, поэтому оперативным главой этой исследовательской группы станет старший научный сотрудник, специалист в области меметического заражения и теории меметики — Юрий Павлович Воронцов. Он введёт вас в курс дела относительно ваших обязанностей, места работы и прочих мелочей, а также будет докладывать мне обо всём раз в неделю. За работу, друзья, дерзайте!
Архив
На вопрос о самом страшном месте на земле можно получить удивительно разнообразные ответы. Кто-то укажет на жерло извергающегося вулкана — и это будет вполне обоснованно. Другой заметит: «Могила близкого родственника или друга». Человек, знакомый с ужасами войны, расскажет о жизни в окопе под гул артиллерийских обстрелов, и все они, по-своему, правы, но у Юры было своё мнение на этот счёт.
Воронцов направлялся в архивную секцию «Z», скрытую за массивными гермодверями, запрятанную глубоко под Участком 147. Ни одно, даже самое крупное хранилище ядерных боеголовок или радиоактивных отходов не пугало бы его больше, чем эта подземная библиотека. Это был архив всех известных мемагентов. Почти каждая меметическая угроза, когда-либо встречавшаяся Фонду, была тщательно каталогизирована, описана и помещена на хранение именно сюда, в архив Участка 147.
Юра каждый раз испытывал напряжение, когда ему приходилось проходить мимо бесконечных стеллажей с контейнерами, содержащими смерть в самых различных, но одинаково отвратительных проявлениях. Наиболее распространённой её формой здесь были графические самореплицирующиеся мемагенты, увидев которые хоть раз, даже на краткое мгновение, человек был обречён на длительные и мучительные страдания и смерть, в основном от истощения или потери крови. Люди, попавшие под их влияние, не могли остановиться, вновь и вновь рисуя смертельный узор и передавая его другим, замыкая кольцо страданий. Лишь физическое устранение носителей мемагента могло прервать этот безжалостный круговорот и дальнейшее распространение заразы.
Однако это далеко не единственный вид угрозы, с которой ведёт борьбу Отдел меметики. И не самый экзотический. У Воронцова имелись данные, согласно которым где-то на этих полках находился аудиофайл — некая никому не известная композиция от неизвестной группы, содержащая спрятанную в мелодии последовательность частот, побуждающую прослушавшего искать любые способы её воспроизведения. Не имело значения, какой инструмент будет использован — фортепиано, скрипка или собственные сухожилия — мелодия должна звучать.
Исследователь, наконец, достиг искомого третьего отдела — хранилища мемагентов с условно-нелетальным воздействием. Не все меметические угрозы напрямую вели к смерти. Существовали и такие, которые просто заставляли людей безостановочно плакать, танцевать или имитировать эпилептический припадок. Образец, который искал Воронцов, вызывал непреодолимое желание чихать — один из наименее опасных и наиболее гуманных мемагентов, одобренный Комитетом по этике для проведения опытов на многострадальном D-классе. Конечно, даже такие «мемы» могут привести к смерти, но у них отсутствует функция саморепликации, что делает их на порядок менее опасными для изучения и более привлекательными для использования.
Отыскав нужную ячейку, Юра вызвал пост контроля, откуда ему продиктовали актуальный набор цифр, необходимый для открытия шкафчика. Система безопасности была несовершенна, и в связи с участившимися посещениями секции «Z» участниками группы Лэнгфорда безопасники искали новые способы обеспечить контроль над сохранностью и защищённостью хранилища.
Внутри находилась увесистая папка, полная всевозможных исследований, наблюдений, протоколов экспериментов и обнаружения мемагента, а также непрозрачный зип-пакет, содержащий, вероятно, синий конверт с пометкой об опасности восприятия. Юра проверил целостность содержимого, после чего закрыл кейс и поспешил к выходу. Ему было крайне неуютно в этом смертоносном подземелье.
OLS-34 – препарат, оказывающий комплексное воздействие на мозг человека, с целью повышения его индекса когнитивного сопротивления (далее ИКС). Другими словами, посредством применения препарата достигается максимальное повышение сопротивляемости аномальному внушению, и как следствие, проникновению вредоносных концептов в подсознание
Первая задача, поставленная перед группой Лэнгфорда, заключалась в подтверждении гипотезы Воронцова о влиянии нейролептиков на внушаемость. Однако ни доказать её, ни опровергнуть долгое время не удавалось. Как ни старались химики найти верное соотношение дозировок, сколько бы они ни перебирали наименования и типы препаратов, всё, чего они смогли добиться, — это замедлить проявление симптомов заражения. Кто-то высказал предположение, что проблема заключалась в количестве действующего вещества. Какая доза нужна для предотвращения заражения? Основной догадкой была — летальная.
И всё же Воронцов был уверен, что нейролептики действительно воздействуют на когнитивное сопротивление, а не просто угнетают функцию заражённого мозга, поэтому для следующего эксперимента доктору Лэнгфорду пришлось обратиться в комитет по этике за разрешением. Юра собирался устроить подопытному контролируемую передозировку промазином, заранее подготовившись к реанимационным действиям, интубации, промыванию желудка и прочему. Затем подопытного планировалось заразить мемагентом и наблюдать за последствиями. Никто особо не верил, что подопытный доживёт хотя бы до момента, когда у него прояснится сознание, но после одной неудачной попытки эксперимент всё-таки увенчался успехом.
Им просто повезло. Накачанному до отказа служащему D-класса показали мемагент и, убедившись, что он точно был воспринят, тут же приступили к выполнению необходимых процедур по нейтрализации отравления нейролептиками, спасая жизнь подопытного с целью выяснить, заразился ли он или нет. Команде удалось стабилизировать его состояние, и, ко всеобщему удивлению, ни во время реабилитации, ни позже он не проявлял никаких признаков заражения мемагентом.
Это была победа! По словам Лэнгфорда, увенчавшаяся успехом инициатива старшего научного сотрудника Юрия Павловича Воронцова была весьма холодно принята комитетом по этике, однако результат одного лишь этого эксперимента продвинул теоретическую и прикладную меметику далеко вперёд, ведь была обнаружена прямая связь меметики и нейробиологии, что переводило всю науку из плоскости гипотетической в плоскость практическую. Сам доктор Стивен Лэнгфорд не стеснялся во всеуслышание хвалить решимость и упрямство Воронцова — весьма важные в этой работе качества. Уважая суждения своего начальника, даже те из команды, кто долго работал под его непосредственным руководством, отдали должное Юре и признали в нём толику того потенциала, о котором Стивен твердил все эти пять долгих лет.
Однако на этом удача Воронцова и закончилась. Да, высокие дозы фенотиазиновых нейролептиков способны заблокировать аномальное воздействие мемагента на мозг, но либо ценой тяжелейшего выздоровления от передозировки препарата, либо ценой комы или даже смерти. Более того, попытки повторить успех с другими классами нейролептиков провалились, и после третьей неудачи комитет по этике отозвал разрешение на продолжение экспериментов.
С этого момента в исследования включились специалисты других направлений — нейробиологи и биохимики.
Им были предоставлены самые передовые технологии для изучения мозговой активности: компьютерные томографы на основе рентгена, а вскоре и новейшие прототипы магнитно-резонансных томографов, к разработке которых приложил руку сам Эдельштейн ещё за пять лет до официальной презентации. Задача стояла ни много ни мало — выяснить, какая именно часть человеческого мозга отвечает за индекс когнитивного сопротивления. Шли недели, а видимого результата как не было, так и не предвиделось. Определённая концентрация препарата просто каким-то магическим образом предотвращала заражение субъекта меметической инфекцией и всё.
Ежедневно они анализировали сотни показателей, составляли десятки таблиц, изучали цифры в поисках отклонений от нормы — любых, даже незначительных флуктуаций, улучшений или ухудшений, — словом, искали любую хоть сколько-нибудь полезную для дела информацию. Однако день за днём, эксперимент за экспериментом, таблица за таблицей общая картина практически не менялась.
Пост охраны одного из корпусов Участка 147 был больше похож на центр управления полётами, чем на простой пункт наблюдения. Стены просторной комнаты были заполнены многочисленными экранами для наблюдения за коридорами, шлюзами и камерами содержания, от пультов управления змеилось великое множество проводов и кабелей, а на них самих находились десятки разнообразных лампочек, экранов с показателями, тумблеров и кнопок.
От приготовления очередной чашки кофе охранника отвлёк писк и моргание на одной из панелей. Сработало несколько датчиков движения в палатах психиатрического отделения, именуемого сотрудниками не иначе как Дурка. Однако лишь немногим было известно истинное назначение этого отделения и его важность для всего Участка. Как и было прописано в протоколе, охранник прозвонил по указанному номеру и сообщил о проблеме, но не успели на том конце распорядиться о принятии необходимых мер, как уже через секунду в комнате охраны звучал целый ансамбль пищащих динамиков и мигающих лампочек — все датчики активности в психиатрическом отделении корпуса сработали.
Дурка сошла с ума.
Воронцова разбудил настойчивый стук в дверь. Снаружи оказалась секретарша доктора Лэнгфорда, протягивающая ему бумажный конверт. Передав сообщение о том, что доктор ожидает Юрия в лаборатории, девушка быстрым шагом удалилась в направлении лифта.
— Похоже, что-то серьёзное, — пробормотал учёный и вскрыл полученный конверт. Внутри лежали приказ о присвоении сотруднику уровня допуска 3/К7/147 и пропуск в седьмой корпус Участка 147. На документах было указано сегодняшнее число. Юрий глянул на часы: почти пять утра.
— Быстро же они. — Он не стал медлить и накинул на себя первое, что попало под руку, заторопился к лифту.
В лаборатории его прихода уже дожидались доктор Лэнгфорд и несколько меметиков из их группы, сидевшие напротив чёрной доски со следами написанных мелом химических уравнений.
— Присаживайтесь, Юрий Павлович, через минуту я введу вас в курс дела, но сперва дождёмся остальных.
Через минуту в помещение вошли ещё два человека и заперли за собой гермодверь. Одного из них Воронцов узнал сразу — это был его непосредственный начальник, когда Юрий ещё работал «в поле», другого же он видел впервые. Седой, лет семидесяти на вид, мужчина представился Аароном Бергманом, заместителем управляющего седьмым корпусом Участка 147, и стёр с доски остатки формул.
— В этой комнате присутствуют только те, кто получил соответствующий уровень допуска, — доктор Лэнгфорд решил обойтись без долгого вступления. — То, что вы здесь услышите — небольшая часть весьма секретной информации, которой руководство решило с вами поделиться. Надеюсь, вы осознаёте всю тяжесть ответственности, ложащуюся на вас сейчас. Аарон Залманович, прошу вас.
Старик кивнул и прокашлялся:
— У нас не так много времени, чтобы разливаться мыслью по древу. Я знаю, что все вы, какие бы у вас ни были специальности на гражданке, проходили минимум шестимесячные курсы по теории меметики, когнитивистики и истории информационных угроз и уже имеете представление о том, о чём пойдёт речь. В таком случае каждый из вас хоть раз приходил к осознанию того, что мы, по большей части, отвечаем на вопрос «что?», а не «почему?». Однако для всей вашей прошлой работы с проявлениями аномалий ноосферы этого хватало с головой. Но теперь, в силу некоторых обстоятельств и специфики вашего текущего задания, было решено посвятить вас в некоторое дерьмо, в надежде, что именно вам удастся выкопать из него жемчуг.
Лэнгфорд и Бергман переглянулись, и Стивен едва заметно кивнул. Воронцов всегда подозревал, что информация, с которой ему и его коллегам приходилось работать, была, мягко говоря, неполной, но ничему не удивлялся и не жаловался, понимая, как работает система.
Он терпеливо ждал нового откровения, однако от него не ускользнуло лёгкое недовольство в голосе заместителя управляющего седьмым корпусом.
— Начну с простого… Относительно… Итак, ноосфера — гипотетическое пространство, содержащее всю информацию, когда-либо созданную, познанную и оформленную в человеческом сознании. По нашим понятиям, это, если хотите, ноль-мерное пространство, «живёт» и «расширяется» благодаря нам, людям, за последние пятьдесят лет наплодившим больше информации, чем за всю предыдущую историю человечества. Хотя, чисто технически, если я сделаю фотографию дерева, я не создам никакой новой информации, факт остаётся фактом — процессы осмысления, обработки, передачи, изменения и уничтожения информации также влияют на ноосферу, как и открытие нового закона физики или изобретение новой технологии. И пускай я всё ещё не волен выдать вам всю имеющуюся у Фонда теоретическую базу, однако хочу, чтобы вы уяснили одно — эта, иная, логика всё ещё подчиняется законам термодинамики: ничто не берётся из ниоткуда и не исчезает в никуда.
Аарон Залманович нахмурился и начал что-то схематично изображать на доске.
— Вы, должно быть, уже заметили противоречие в моём рассказе о расширяющейся ноосфере? Откуда же по итогу берётся информация для расширения? Она берётся из инфополя, в миллионы раз превышающего, если так можно выразиться, размеры нашей ноосферы. Бесконечный океан всех возможных проявлений информации, бурлящий и кипящий, переваривающий внутри себя бесчисленные концепты всего, что ещё не просто не познано нами, а даже и не имеет для нас никакого смысла. Вся ткань возможных физических, метафизических, гипотетических, абстрактных и сюрреалистичных вещей, явлений, процессов и прочего — всё это уже есть там, в практически бесконечном море информации. Мы назвали это пространство инфосферой — это одно из последних открытий в этой области. Наша ноосфера — просто маленький пузырёк на поверхности этого океана, отделённый от него тончайшей мембраной, неким абстрактным барьером, на котором мы и остановимся подробнее.
Он закончил изображать то, что, по его мнению, должно было проиллюстрировать его метафору об океане и пузыре, но быстро осознал всё несовершенство своих графических навыков и стёр рисунок.
— Пока мы не начали углубляться — я попробую ответить на некоторые ваши вопросы, но сразу же оговорюсь — нет, мы не знаем о нём почти ничего: ни о его природе, ни о происхождении, ни даже о его истинном предназначении. Наш отдел аналитики вывел некое математическое доказательство его существования, но, как вы сами понимаете, взаимодействовать с ним мы просто не можем. Не умеем.
В лаборатории повисло тяжёлое молчание. Откровение Бергмана привело в замешательство всех, за исключением, может быть, Лэнгфорда, но и тот выглядел задумчивым, хмуро созерцая свои лакированные туфли. Вопросов у Юрия было вагон и маленькая тележка, в основном о том, кто, когда и каким именно образом открыл инфосферу, как смогли зарегистрировать её влияние и как такой концепт вообще укладывается в существующую теорию меметики, но он смолчал, понимая, что даже сейчас его уровня допуска будет совершенно недостаточно для получения ответов. Вместо этого он раздражённо пробормотал:
— Почему вы рассказываете это нам? Почти все присутствующие здесь занимаются практикой, прикладными исследованиями аномальной природы мемагентов и разрабатывают методы противодействия. Наше, как вы выразились, «текущее» задание никак напрямую не связано с теорией меметики, ноосферики и им подобных.
Лэнгфорд оторвался от созерцания своей обуви и посмотрел Воронцову прямо в глаза. Его лицо выглядело суровым, но в его взгляде блестели искорки одобрения и азарта.
— Возьмусь предположить, что мы здесь именно потому, что напрямую изучали мемагенты, их морфологию, типологию и влияние на человека и, хотя у нас с вами разные исследования, исходя из того, что нас собрали в такую рань, я делаю вывод — боссам нужны меметики-практики, и это меня совсем не радует. — Подал голос бывший начальник Юрия, участвовавший в создании классификации и лично систематизировавший огромное количество мемагентов.
— В таком случае, с осознанием всего ранее сказанного, хоть и не всё до сих пор уложилось в моей голове, я не склонен считать, что произошло масштабное нарушение особых условий содержания или появился новый очаг заражения; для таких целей существуют дежурные группы, а мы, насколько мне известно, в такую не входим. — Воронцов перевёл взгляд на улыбающегося Бергмана. — Продолжайте ваш рассказ, Аарон Залманович. Мы напрасно тратим время на догадки.
— Согласен. Вернёмся к мембране. Как я уже сказал, мы многого о ней не знаем, но многолетние наблюдения за ноосферой помогли нам косвенно установить некоторые её функции и законы, и главный из них — защита. Барьер защищает нас от инфосферного влияния и взаимопроникновения концепций. Это правило работает в девяносто девяти целых, девяти десятых случаев с простыми идеями и в ста процентах случаев с крупными концептами. Отдел аналитики считает существующее соотношение обмена весьма незначительным, чуть выше вероятной погрешности в расчётах. И всё-таки инфосфера способна влиять на нашу ноосферу, которая, в свою очередь, влияет на физический мир и на людей. Мы ещё не уверены, аномально ли всё это или, наоборот, является чертовски нормальным порядком вещей, и вы вольны интерпретировать эти знания как вам заблагорассудится — ведь важно другое. За всё время наблюдения за этим барьером между инфополями мы пришли к выводу, что он весьма неоднороден. У него, так сказать, непостоянная толщина. Существует даже мнение, что барьера, как такового, и нет, а есть лишь разница в плотностях ноосферы и инфосферы, но главное, что непостоянство этого раздела создаёт эдакие области «повышенного давления» только в ноосфере. Задумайтесь, почему Участок 147, занимающийся изучением меметики, располагается именно в этой глуши? Мы находимся рядом с одной из немногих стабильных «потёртостей» вышеупомянутой мембраны. И, как я уже говорил, инфосфера, в нашем понимании, отнюдь не спокойное озерцо. Это огромный, бушующий океан, и иногда его «волны» довольно настойчиво стучатся к нам. Мембрана же практически полностью их гасит, однако… Думаю, все уже догадались, к чему я веду?
— Но у нас никогда не было технологий для отслеживания ноосферных возмущений, мы всегда оперировали лишь статистикой и изучали их постфактум! — спросил один из меметиков, яростно пытаясь протереть линзы очков. Ему ответил доктор Лэнгфорд:
— Это не совсем так. Технически, такой технологии действительно не существует, но то, что у нас есть, даже если и просто статистика, всё же позволяет узнавать и предсказывать подобные явления. У таких событий есть даже кодовое название — «Инфошторм».
— Вот мы и добрались до самого главного. — Бергман недовольно скривился в ответ на улыбку Стивена, отобравшего его реплику. — Да, действительно, некоторое время назад мы зафиксировали начало очередного «Инфошторма». Среди вас есть те, кто не слышал о седьмом корпусе? Этот психиатрический комплекс, именуемый в простонародье Дуркой, и есть наш детектор ноосферных возмущений. И да, он находится в самом центре местной области более тесного соприкосновения инфополей, если так можно выразиться. Вы всегда изучали меметику с позиции «что», пришло время окунуться в «почему». Вы уже встречались с последствиями ноосферной нестабильности — они всегда приносят с собой большое количество разномастных инфоугроз, однако зачастую верно и обратное — после «Инфошторма» в умах людей могут появиться и великие идеи, происходить удивительные открытия и рождаться прекрасные философии.
Инфосфера и ноосфера — части одного целого, поэтому мы предполагаем, что по обе стороны барьера находится примерно один и тот же кластер концепций, с некоторыми оговорками, и это, в общем-то, радует.
Аарон Залманович прервался на мощный затяжной зевок и глянул на часы.
— Наблюдая за малым, мы можем делать предположения о природе многого… В Дурке находится определённое количество людей, гиперчувствительных к возмущениям в ноосфере. Некоторые из них — гении, но по большей части все они сумасшедшие. Мы ещё слишком мало знаем о корреляции между информационным шумом в инфополе и психологическими заболеваниями, но уже сейчас можно с уверенностью сказать, что те, кому не посчастливилось оказаться в корпусе номер семь, обладают весьма редкой особенностью к восприятию информационных колебаний. То, что для обычного человека в обычном месте будет просто вдохновением, для них есть всепоглощающая, сводящая с ума своею громкостью плеяда навязчивых идей. По их поведению мы можем отследить начало «Инфошторма» и уже научились отличать его от естественных ноосферных колебаний. Мне искренне жаль, что это практически вся доступная вам на данный момент информация, которую мне позволено вам рассказать. Но, как было верно подмечено, передо мной сейчас группа практиков, а не теоретиков, и задачи перед вами стоят другие, нежели изучение и разработка теоретических выкладок, так что на этом всё.
— Теперь о задачах. — Подхватил темп говорившего доктор Лэнгфорд. — Команда теоретиков в эти минуты документирует и систематизирует информацию непосредственно в корпусе семь, а аналитики уже связываются с другими зонами с приказом передавать им информацию обо всём необычном из всех известных точек утончения, всё, что может иметь отношение к ноосфере, и составляют новую карту вероятной нестабильности барьера, которая будет готова максимум через несколько дней. Вашей же задачей будет изучение полученного материала на предмет… Да, в общем-то, всего подряд. Ищите всё — несостыковки или противоречия теории меметики, странности в, казалось бы, уже хорошо изученных местах, но главное — любую новую и потенциально полезную информацию. Если конкретнее — всё, что относится к биохимии, психологии, вирусологии, математике, логике, философии — всё должно быть изучено и систематизировано. Я понимаю ваше недоумение, вы не аналитики, но здесь другой случай. Понимаете, «Инфошторм» — это не прорыв плотины, это, скорее, диффузия. Множество исследований, к которым у вас теперь, к слову, есть частичный или полный доступ, подтверждают теорию о том, что оттуда к нам проникает не всё подряд, а только то, что близко нашей ноосфере в каждый конкретный момент взаимодействия. Это частично касается и аномалий, что способны в такие моменты проскочить сюда, так что будьте осторожны. Ваша задача — выудить хоть что-то полезное из того бреда всемирной шизофрении, который уже лежит на ваших столах в соседнем помещении. Аналитики не обладают вашим опытом и познаниями, как теоретическими, так и практическими, поэтому настал ваш черёд.
Доктор Лэнгфорд поднялся со своего места, и остальные последовали его примеру. Молчаливой процессией они двинулись к выходу, ожидая разгерметизации помещения. Каждый пребывал в глубоких раздумьях, и лишь Юра решился прервать нависшую тишину вопросом, адресованным Лэнгфорду:
— Это значит, что наша группа поиска средства для повышения когнитивного сопротивления расформирована?
— Не совсем. У остальных её участников задачи не поменяются. Но вы на какое-то время будете вынуждены оставить работу над препаратом. Будем надеяться, ваше новое задание не будет пустой тратой ресурсов.
Воронцов был не в восторге ни от сказанного, ни от недосказанного, но в этот раз смолчал.
Лэнгфорд и Аарон были весьма убедительны, однако все понимали, что и группа, занимающаяся препаратом, и вся эта возня с «Инфоштормом» как-то связаны между собой, а это значит, что либо цели команды Лэнгфорда значительно изменились, либо вся правда о них никогда не была озвучена. Но, несмотря на это, приказы Юра обсуждать не собирался, и Стивену всё ещё доверял, а посему — пусть хранят свои секреты.
Описание:
OLS-34 – препарат оказывающий комплексное воздействие на мозг человека, с целью повышения его индекса когнитивного сопротивления (далее ИКС). Другими словами, посредством применения препарата достигается максимальное повышение сопротивляемости к любому виду внушения. В основу препарата легло новое соединение - 4,4'-дигидрокси-1,1'-бис(пиперазин-1-ил)-10H-[УДАЛЕНО]-10,10-дисульфид-2-(2-метил-1, [УДАЛЕНО], 3-оксазол-4-ил), которое, вкупе с препаратами фенотиазинового класса, а так же рядом других соединений позволило добиться существенного уровня сопротивления аномальным эффектам мемагентов.
— У меня получилось, — ошеломлённо выдохнула девушка-химик и помассировала веки. Откинувшись на спинку кресла, она достала сигарету из портсигара и прикурила от едва тлевшей спиртовки. Получилось, чёрт возьми! Она мысленно улыбнулась и попыталась расслабиться. Нужно поскорее написать отчёт, собрать коллег, повторить четырнадцатичасовой процесс синтеза соединения и отправить образцы нейробиологам на эксперименты, а потом… Впрочем, на то, что будет потом, ей было наплевать. Свою задачу она выполнила сполна, и если начальство не поставит новых, она намерена просить перевод из этой дыры, даже если ей придётся выхлебать целый литр амнезиаков.
Отдышавшись, девушка торопливо заполнила отчёт и вызвала остальных химиков в лабораторию. Нужно было срочно поставить в известность старшего по лаборатории, а также старшего исследовательской группы — благо во всех корпусах и зданиях комплекса была налажена стабильная телефонная связь.
Через полчаса в кабинете уже было не протолкнуться, в глазах рябило от множества халатов всех оттенков белого, воздух стал спёртым, и было очевидно, что система охлаждения и вентиляции едва справляется. Однако никто не обращал на это ни малейшего внимания. Все взгляды были прикованы к слегка смущённой и явно усталой девушке — талантливому химику, только что совершившему невозможное.
Данных, собранных за пять или шесть дней «Инфошторма», хватило на три с половиной месяца кропотливой работы аналитиков всех мастей и рангов. Половину времени заняла лишь сортировка информации, потому что работа выполнялась тщательно, вручную и неоднократно проверялась сотрудниками разных уровней, отделов и должностей. И пускай на ранних этапах было отсеяно девяносто восемь процентов всей информации, оставшиеся два процента давали такой объём, что к процессу систематизации, каталогизации, оценки и осмысления пришлось привлечь гораздо больше персонала, чем планировалось изначально. Отбор информации велся во всех направлениях, но особое внимание уделялось биологии, психологии, химии, философии и смежным дисциплинам. Всё, что имело хоть малейшее отношение к этим областям, было тщательно записано, отсортировано и отослано экспертам в соответствующих сферах.
Что же в конечном итоге было найдено? Несколько новых способов синтезировать метамфетамин, множество философских идей с суицидальным подтекстом, новое психологическое расстройство, три десятка интересных сюжетных поворотов для фильмов ужасов — список можно продолжать бесконечно. Особенно же пристально рассматривались все данные по органической химии, было найдено много интересных и потенциально важных соединений, которые в будущем могут повлиять на развитие лекарственных препаратов — что само по себе неплохо. Но ещё лучше — Фонду действительно повезло.
Воронцов впоследствии часто задавался вопросом, так ли случайно произошло это неимоверное совпадение или кто-то знал способ слегка направить «Инфошторм» в нужном им направлении... Так или иначе, один из химиков обнаружил запись невозможной последовательности молекул — соединения, не имевшего смысла, но включавшего в себя фрагмент, который можно было идентифицировать как следы диэтилендиамина, что и привлекло его внимание.
Долгие попытки синтезировать искомое вещество не привели ни к каким результатам, но, за отсутствием других хоть сколько-нибудь перспективных вариантов, начальство выделило в распоряжение исследовательской группы дополнительные мощности и кое-какую аппаратуру с налётом аномального в надежде, что это поможет. Никто из химиков, принимавших участие в этом проекте, впоследствии не мог вспомнить ни причины своей одержимости созданием именно этого соединения, ни даже полного его состава, но факт остаётся неизменным: после долгих недель неудач биохимикам и меметологам был наконец представлен итоговый препарат.
Побочными эффектами от единичного принятия OLS-34 могут быть спутанность, повышенное внутричерепное давление, бессонница, депрессия, и проявляются в 15-20% случаев. При регулярном употреблении в течение нескольких месяцев неизбежны необратимые изменения в психике, провалы в памяти, параноидная психопатия, маниакально-депрессивный психоз, онейроидный синдром, диссоциативное расстройство личности и нейродегенерация.
Во избежание риска летального исхода крайне не рекомендуется смешивать данный препарат с любыми другими лекарственными средствами.
— Что вы мне принесли? Я просил сыворотку для повышения индекса когнитивного сопротивления, а вы мне даёте какое-то успокоительное сомнительного происхождения, с побочными эффектами, как у лучевой болезни, сифилиса и дизентерии в одном флаконе! — Аарон Залманович попеременно закатывал глаза, фыркал и перекладывал с места на место папку с документами. Доктор Лэнгфорд молча поиграл жевалками. Дождавшись, пока заместитель управляющего седьмым корпусом участка сто сорок семь успокоится, он перегнулся над столом и протянул только что подготовленный отчёт.
— Он работает, Аарон. Да, это не мятная конфета, зато этот коктейль совершенно полностью подавляет восприятие любых мемагентов. Любого принципа передачи — хоть графического, хоть аудиального, хоть тактильного. Да, оперативникам определённо будет туго, особенно под конец действия препарата, но ничего, бывало и хуже. Они хотя бы будут живы, Аарон! Мы сможем, наконец, перейти через этот чёртов барьер!
— А как они будут вести боевые действия в таком состоянии? Тут сказано, — мужчина пролистал несколько страниц вперёд, — повышенная сонливость, тревожность, понижение концентрации, головокружение и чёрт знает что ещё, и это только в первые полчаса после укола! А есть ещё и накопительные последствия! Это же будет просто куча вооружённых до зубов овощей, Стивен, разве нет? — Бергман яростно протирал запотевшие очки, но синтетическая ткань его рубашки не очень способствовала результату.
— Я хотел подождать результатов полевых испытаний и позволить тебе оценивать эффективность препарата уже после подведения их итогов, но я думаю, что начинать готовить спецотряд нужно уже сейчас. Я прошу тебя заняться отбором и подготовкой личного состава немедленно. Ты знаешь, кто нам нужен, Аарон. Посмотри внимательно на побочные эффекты и подбери специалистов соответственно. В конце концов, этот препарат — действительно лучшее, что у нас есть. Не поверишь, но чтобы полгода назад достичь того же результата, Юра накачивал подопытных подобной наркотой до почти летального состояния. А сейчас их разве что подташнивает и голова кружится… ну, почти. Да и к тому же химики уже работают над формулой, способной эффективно нейтрализовать эту дрянь. Поэтому полевые тесты будут проведены в ближайшее время, необходимые разрешения уже готовятся, а МОГ уже начинают проходить адаптацию к препарату. — Лэнгфорд позволил себе расслабиться, видя, что по другую сторону стола Аарон Залманович уже не производит попыток возражать, а только лишь отвлечённо барабанит по стопке бумаг. Стивен почти видел, как вращаются шестерёнки в голове этого до чёртиков умного старика.
— Мда, хороши же будут наши бойцы. Группа «В слюни», не иначе. У меня нет цели зарубить проект, хоть вся эта кутерьма и имеет стойкий запашок. Я всего лишь просчитываю риски, и мне не нравятся полученные результаты. Слишком ненадёжно, слишком тонко, понимаешь? Как будто мы пытаемся выиграть в рулетку, но в револьвере ощутимо больше одного патрона… Ладно. Будут тебе специалисты, дай только срок. Но задачу они возьмутся решать только после того, как получат гарантии, что комитет одобрит твой антидот, не раньше. Иначе они будут слишком уязвимы. Прости, Стивен, но ты и понятия не имеешь, как сложно будет найти людей такого уровня, о котором ты просишь, и тратить на них мои ресурсы, чтобы потом потерять их из-за твоих «таблеток счастья», я не стану. — Лэнгфорд улыбнулся, кивнул и собрал со стола бумаги. По дороге обратно нужно будет не забыть зайти в секретный отдел и кое-что сжечь. Выходя за дверь, он всё ещё улыбался.
В конце концов, от успеха этой авантюры зависело не так уж много. У него ещё было несколько уже одобренных начальством проектов, которые ждали только команды на старт.
Но если всё вдруг не закончится провалом — ему, доктору Стивену Лэнгфорду, поставят памятник, отлитый в бронзе, прямо при въезде в участок 147, одобрят любую сумасшедшую аферу, ещё и станут умолять присоединиться к ним, а его новорождённый Отдел меметики будет так же известен, как и ныне почивший проект «ОПИУМ», и даже больше. Ну а в случае неудачи всё, что произойдёт негативного — дурка лишится части финансирования, а со старческих плеч упадёт очень умная, но не очень дальновидная голова одного чиновника с еврейскими корнями.