Тень. О сидел на её краю и глядел на деревья, которые своими ветвями почти дотянулись до светящего Отца. Отец вдыхал воздуху перед погружением под стелющуюся Мать, становился шире и ярче. О тоже вдыхал перед тем, как нырнуть в речку, и ему было тепло внутри от того, что он такой же как Отец. Каждый вечер Отец нырял в Мать, чтобы напитать её нутро силой, а утром вылезал с другой её стороны и грел светом всех своих детей. Горько, что О больше не увидит Отца. Будет ли горько Отцу не увидеть О завтра?
О не знал. О был маленький, и этого он не знал. Охотники знали куда больше, чем О, например, как обмануть Зверя. Но О знал то, чего не знали Охотники. О видел Странника из леса.
Странник глядел из ползущей к О тени и издавал странные вздохи. Он то мычал, то свистел, то рычал. О не понимал, зачем ему это делать, но каждый вечер приходил посмотреть. Они никогда не приближались друг к другу ближе, чем на бросок камня.
О кликнули. Охотник с тонкой острой палкой подошёл к нему и ткнул в бок. О попытался отпрянуть, но Охотник схватил его за руку и потянул в другую сторону. Сопротивляться О не стал. Лишь метнул взгляд в сторону темного леса. Никого не было видно.
По зубам Охотника О понял, что тот зол. Им пришлось идти через всю поляну к другому краю. О и Охотник шли через поселение. Из хижин выглядывали глаза, и О узнавал в них других О. Провожать в последний путь могли только Охотники.
О и Охотник приблизились к краю поляны, где готовилось Действо. Охотники, измазав в саже руки, становились в боевую фигуру. О посадили прямо к её носу. Вскоре Отец исчез с неба и всё покрыла тьма. О увидел выходящих из леса Оленей.
Их рога тянулись к земле, иногда задевая корни и вскапывая дёрн. Олени остановились напротив Охотников, и вожаки обеих сторон выступили вперёд. Олень и Охотник обменялись трепетом, склонив головы к земле. Затем Олень обнюхал О и, убедившись в его здоровье, передал Охотникам Дар. Действо для Охотников закончилось, и разобщенной группой они удалились к центру поляны. О следовал за Оленями.
Так глубоко в лесу О никогда не был. Олени вели его сложным извилистым путём, так что О даже не пытался запомнить его. Вдалеке виднелся Огонь. Затем О различил в его свету рога, большие, как старые деревья. Затем он увидел его, Подземного Оленя, высунувшего на поверхность свою пасть. Олени послушно пали перед ним. О повторил движение. Вожак Оленей указал О ползти в его рот.
Внутри Подземного Оленя было тепло. Узкий проход вскоре вывел в просторную залу. В ней стоял Подземный Олень и странный жужжащий шум. О снова пал ниц, но Олень не дал ему закончить преклонение, схватил его за волосы и поволок к возвышающемуся постаменту. О не успел опомниться, как тело оказалось сковано давящими жгутами. Подземный Олень возился над ним, задевая то грудями, то лапами, то хоботом, пока тело О полностью не обездвижилось в странном изогнутом положении.
О закричал до того, как Олень пронзил своим рогом его под ребро. Крик сменился визгом, затем воем. Звериным воем. Олень нависал над ним и со страшным оскалом на морде ковырял рогами серый потолок. Комья ужасно горячей глины сыпались на О, мешая ему кричать и обжигая его тело и лицо. Один попал ему прямо в глаз. О зажмурился до того, когда потолок над ним провалился.
Тьма объяла его.
Пыль мешала О дышать. Кашель. О протер нос, и с удивлением почувствовал свободу в руках. Одним глазам он осмотрелся. Пещера обрушилась, всё небо заполнили бесчисленные звёзды. На полу рядом лежало два тела. Мертвое тело в шкуре животного, всё искусанное и растерзанное. Его обломанные рога были воткнуты под хвост. С другой стороны лежал Странник, голый, весь в шрамах, истекающий кровью, но такой живой. О не видел настолько живых существ. Странник посмотрел на О своими слезящимися кровью глазами, и О непроизвольно подумал о звездах в небе. Казалось, раньше все прятали от О эти звёзды, а теперь он может так легко до них дотянуться.
О приблизился к Страннику и нежно облизал кровь с его щёк. Странник оскалился, но не так, как Охотники, по-другому. Развернулся к нему и снова начал мычась-свистеть-рычать, и теперь уже О понял, о чём он поет. О месте под светлым розовым небом. Где никому больше не придётся умирать или убивать. О плакал своим оставшимся глазом, и он нежно слизывал слезы с его щёк. Странник повалил нежное телОтмена. Выход.
Отключение: точка, две точки, три точки.
Новое предложение специально для Вас, Ён! Установите Гексографию Про!
Безлимитная генерация
Отсутствие нативной пропаганды
Повышенная размеренность метабазы
Три витка бесплатна, а затем всего Крест, где крест.
Откреститься. Мне и с ДемоУргом хорошо. Где там я.
Принцепс Ён, статный и величественный, снимает с себя Тиару ДемоУрга. Подобострастный Жрец ДемоУрга, в меру ухоженный, но обвитый гербами домусов-спонсоров, с благостью принимает обруч и отходит в сторону. Перед принцепсос остаётся лежать застывшая орнаментом картина: двое голых юношей трутся друг об друга телами.
Соскочила сегодня ведьма, промт неудачный значит. Почему так всегда? И что по мане?
В поле зрения появился крупный, явно поворовывающий, сенатор. Своими злачными губами он огласил, что казна почти пуста, за время последней игры был задоначен лишь один токен. До того как принцепс успел от него отмахнуться, он вставил о необходимости выслушать мецената и представителя фирмы-провайдера.
Позже, а что по зрителям?
Сенатор своим толстым задом попятился назад, открывая доступ к напольному орнаменту. Тот быстро менял картинку. Можно было разглядеть, как каждый камешек мозаики поворачивался новой цветной гранью вверх. Все вместе они позволяли принцепсу видеть огромную арену и круглые трибуны вокруг неё. Трибуны не были пусты, даже полностью заполнены, но по размерам ни сколько не доходили до грандиозного Колизея, так, периферийный амфитеатр. Судя по динамичным волнениям на его краях, зрители постепенно уходили, неудовлетворённые концовкой Игрозрелища.
Врубай рекурсию.
На пюпитре амфитеатра можно было разглядеть самого принцепса в тронном зале, смотрящего на маленький колизей у своих ног. Зрители на местах постоянных гостей радостно зашевелились, подбрасывая над собой сердца и кубки, очень уж им нравится подобные выходки. Ён посмотрел вверх и увидел те же трибуны с другого ракурса. Теперь они казались бесконечными, тянущимися до поднятого горизонта, вечно радующиеся и вечно пьяные под вечно розовым небом. Изредка над ними возвышался колоссом его золотистый профиль, мудрый и молодой. Памятник величайшего их бога и их гладиатора.
Кайф. Что там с встречами, го в термы.
Могучие императорские термы могли бы поражать гостей своим масштабом и архитектурным совершенством, если вы прямо сейчас подПропуск. Термы поражали гостей своими стоическими гладкими стенами и аскетичным убранством. В кальдарие витал очищающий и освежающий пар. Вода, приходящая по акведукам, весело плескалась в длинных ароматных бассейнах. В одном из таких сидел и ждал Ёна меценат: "Приветствую, принцепс. Отличное действо было сегодня!". С венком на голове, с мудрым лошадиным лицом, с двумя маслянистыми юношами в обнимку он был даже больше похож на Римского Императора, чем Ён. "Наша фирма находит его граничащим с правилами", — совсем не интегрированный в контекст сцены деловой клерк в пиджаке и по грудь в воде смотрелся комично (данный тип иронии одобрен SYNTHETIC CONTENT POLICY). "Ваше игрофильмы распространяют неэтический контент."
Облять-двадцать-пять. Моё творчество является криптоисторической реконструкцией, основанных на реально существующих научно неподтвержденных археологических данных, дающих полное представление об культурных взаимоотражениях массового контента определённого хронологического промежутка.
Клерк некоторое время смотрел на Ёна, пока наконец не сказал: "Ваша апелляция принята на рассмотрение. Наша фирма рекомендует пользоваться проверенным исходным материалом, мы пришлём вам пробники". Клерк вытащил из кейса папку, положил на сухой пол, щёлкнул замком и исчез. Вода заплеснула образовавшуюся воронку. Меценат закатил глаза и обратился к принцепсу: "Так их, бюрократов. Мы не для того ману доим из себя, чтобы не иметь возможности посмотреть хорошее шоу. Что ты не досмотрел, кстати?"
Гачи и так хватает.
"Ну, о вкусах не судят", — он потрепал своих спутников по волосам, — "К чему это. Я дозакину тебе токенов на счёт, но ты в этот раз не подкачай, устрой помасштабней представление. Я же знаю, ты умеешь." Сзади к Ёну подошли слуги с чистыми тогами и полотенцами, намекая на необходимость покинуть бани. Каждый император властвует лишь в своей империи.
Пох, открой файлы секьюрити оф чайльд порн.
…
Шучу, ты же понял, о чем я.
Темные катакомбы под Вечным городом были полны тюремных камер, чьё содержимое охраняется легионеры от мира, в не редких случаях, мир от содержимого. Спускаясь по винтовой лестнице, принцепс Ён видел: сумасшедшего игрушечника, обезумевшего от своей кукольной власти, обитого бронзой гладиатора, неустанно тренирующегося в ударах саблей, варварского колдуна, устроившего народное восОстановись.
Вот его введи в разговорную.
Сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели и поставили перед креслом принцепса человека лет двадцати семи. Этот человек был одет в старенький и разорванный красно-черный хитон. Голова его была прикрыта кожаной повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был ещё один глаз, в углу рта — свисающее до подбородка щупальце. Приведенный с тревожным любопытством глядел на принцепса.
Что, ты ведешь восстания?
Человек качнулся вперёд и заговорил: «Да, я, Великий карцист Ион, начал восстание приблизительно в 1800 году до нашей эры в одной из самых северных провинций Империи Дэвы. Её абсолютно рабский уклад, оправданный теократией, уничтожал собственный народ. Я разработал учение, названное позже Саркицизмом, направляющее силу Богов против них самих же.»
Что за учение.
«Саркицизм — это практика изучения и преобразования своего внешнего и внутреннего тела с целью сделать его неуязвимым ко злу. Весь мир и мы, в том числе, созданы злыми богами, Архонтами, для жертвоприношения питающегося нашей болью Ялдоваофа. Я же встал на путь мытарства, борьбы с шестью Архонтами.»
И как дела?
«Последний остался.»
А что, в комплекте с тобой есть еще кто-то.
«Да, в моей миссии мне помогало четыре Клавиагара, мои верные соратники: Орок, мой самый преданный боевой товарищ, Саарн, моя холодная подруга, Надокс, мой глубокомысленный наставник, Ловатаар, моя страстная любовСтоп.
Не слова больше, а то накаркаешь. система, в Пантеон.
Пройдя через величественный гранитный портик, принцепс Ён оказался под прекрасном каменным куполом, освещаемый единственным окулусом на его вершине. В восьми нишах стояли статуи семи мраморных богов. Не задумываясь, Ён подошёл к ДемоУргу. Тот, бесстрастно, ждал промта для нового мира.
Чек крайний промт.
Тьма, пастораль, реконструкция, зооморфно, реалистично, фанреализм, драма, древность, девы, ритуал, освобождение, звезды, боги, эротично, 6arh, ënstyle, и так далее (99+).
-Пастораль, -зооморфно, -звезды. +ион, +саркицист, +карцист, +саркицизм, +гуру, +конспирология, +боль, +научность, +мудро, +конфликт, +романтика, +онаион, +гротеск, +гигантизм.
Новое предложение специально для Вас, Ён! СРОЧНО ВЫЙДИ ИЗ МАТРИЦЫ БЕЗ ШУТОК ЭТО НЕ РЕКЛАскип.
Подключение. Загрузка: чернота, гной, гул, костёр.
Пещеры дышали смрадом. Благо, зреть причину этого смрада было не обязательно: вокруг костра сошлась такая туча людей, что многовековые отложения гнили не показывались в свете огня. Туча гудела недовольно.
Вокруг костра на корточках сидело семеро: у каждого была острижена голова, у каждого — раскрасневшиеся, прищуренные глаза, у каждого — рубцы на всём теле. Между ними по очереди садились люди и просили. Просили о помощи, совете, сострадании. Война шла долго, лето от лета не становилось легче и всем было тяжело. Сердце Иона обливалось кровью.
Семь карцистов одновременно опустились между Ионами, и попросили о начале военного совета. Близлежащая провинция сопротивлялась захвату не так сильно, как прилегающие, но уже было известно о движущихся на Восстание северного когорта Дев. Ионы рассчитывали до зимы утвердится на этой земле, и уже потом созывать военный совет для корректировки тактики.
— Дело не в тактике, мы обеспокоены действиями клавиагара, — начал Тсиц’рак. Лес, ночь, звериная песнь, мечты о лучшем мире.
— Что известно об Ороке?, — хором спросили Ионы.
— По-прежнему ничего. Девы плотно сомкнули армию вокруг Сердца и не пропускают даже слухов, — отметил карцист Х’ушан-гури-мунаха, — Мы бы хотели обсудить Саарн.
— Да, — продолжил карцист Рафыссут-ц’уг’донм, — Мы обеспокоены размером её бесконтрольной власти. Казнь без суда тридцати четырех воевод, не говоря о воинах, которых мы не успеваем считать. Земледельцы даже не понимают, что убийства в их кругах дело рук не Дев.
— Народ напряжен, воины считают это произволом, мы согласны, — карцист Онгор-худлаа начал, а карцист Мрэд’й-худлаа закончил фразу, — Мы требуем запретить Клавиагару решать судьбы людей без одобрения военного совета.
Туча загудела сильнее. Где-то за этой грозной, горячей, голодной толпой разлагались их задушенные во сне братья и сестра, отравленные матери и отцы, иссушенные и изувеченные любовники. Когда Саарн вершит свою кару, она не смягчает наказание.
Ионы встали, и толпа смолкла. Каждый из семерки повернулся спиной к костру и обратился к своему народу. Их тихий хор прошёлся по пещере эхом.
— Да, когда Саарн вершит свою кару, она не смягчает наказание. Но она действует во благо нашего народа. Наши поработители бесчеловечны и мерзки, но они и столь же коварны. Наш мир держится на доверии, и занесённый в наш тыл враг может навредить сильнее, чем сотня на поле боя.
— Мой сын был честным человеком!, — донеслось до Иона со спины, другие крики он остановил жестом рук.
— Да, я понимаю вашу боль и горечь и готов выслушать каждого лично. Но нам нельзя терять единство, Матриархат сеет среди нас раздор и ждёт раскола, а Мы не будем ему потакать. Военный совет окончен.
Карцисты встали и разошлись. К Иону подковылял тощий человек в прозрачной смольной плащанице. Свет костра огибал его тело, и Иону казалось, что он смотрит на свою тень.
— Саарн, да разорвутся твои цепи.
— Да разорвутся твои цепи, Ион. Ты ждал меня?, — Силуэт покачивался, и по кроям смазывался с миром вокруг. Голос у него был низкий и с хрипотцой. Наверно, если бы тени действительно разговаривали, диалог бы с ним звучал именно так.
— Да, и я обеспокоен. Народ боится тебя. Боится за своих родных. Если мы переживём ещё один раскол, нас снесут девы. Что тобой движет? Гнев?
— Напротив, тоже что тобой, Карцист. Я хочу увидеть мир без боли. Но он не настанет, пока мы не уничтожим тех, кто его видеть не хочет.
Сложно было понять, как тень придвинулась к Иону ближе. Наверно, слегка увеличилась. Или, быть может, это связанно с внутренним ухом.
— Я знаю, что тебя тревожит, милый. Не страх народа. Не ошибки на фронте. Тебя пугает количество не согласных с тобой людей. Все эти муравейники, староверы и циркачи, идущие за тобой лишь до поры до времени. Девы не всесильны, они лишь умеют отыскать нужные точки в людях.
Ион молчал.
— Они не идеальны. Они слабы. Они перегрызут друг другу глотки, если не вести их жёстко и держать в узде.
— Ты не права.
— Я всегда права.
— С любым человеком мы можем договориться, ведь за нами правда. Разве не меркнут все желчные богатства Архонтов на фоне наших настоящих ценностей: любви и понимания? Разве может кто-то предложить лучше путь, чем дорога в Адитум? Ты ошибаешься, веря в силу внешнюю, а не внутреннюю.
Сердце Иона обливалось кровью.
— Отныне ты будешь подчиняться военному совету.
— Ты ведёшь свой народ к бездне.
— Я прекрасно знаю, что делаю.
Тень молчала.
— Ты должна понять, Саарн…
Тень колыхалась, но уже явно не под чью-то мелодию в голове, а повинуясь движению пламени в очаге.
Как же больно.
Ион потрогал свою грудь — свежая кровь милым тонким ручейком вытекала из раны. Сердце Иона обливалось кровью. Кто-то вытаскивал шип из его спины, но Ион уже летел лицом навстречу полу.
Как же больно.
Всё исчезло, а затем я проснулся от падения на пол. Первым же делом я сел писать этот отчёт, не сдерживая себя и изливая всё, что мне приходило в голову. Страх забыть что-то оказался лишним; все сцены и образы транса въелись мне в память очень крепко и по-прежнему кажутся мне живыми и яркими.
Беру на себя ответственность не редактировать отчёт, потому что его «художественность» гораздо точнее может описать мой опыт, чем любая другая форма. Конечно, некоторые образы при вербализации в текст могли не удержать свою многозначность, но большая часть, вероятно, интуитивно обрекли лучшую из возможных Форм. Пояснения пока расположу ниже в форме примечаний
Тень … телО — первый (самый ранний, оставшийся у меня в памяти) эпизод является дробным, примитивным по форме и утрировано простым по содержанию историей об неинициированном члене охотничьего первобытного общества. Конфликт общества и индивида.
О, Отец, Охотники, Олени и т. д. — центральная фигура наименуется «О». Несомненно, тесная взаимосвязь с архетипом кольца, повторением, цикличностью. Неоднократно подчеркивается, что О — ребенок. Понятен ритуальный мотив убийства и воскрешения, причем в рамках предложенного мифа О мог получить роль Отца или Огня (архетип Всеотца, возрождающей и уничтожающей силы), Охотника (самоочевидно, активного члена общества) или Оленя (служитель культа, пассивного члена общества, см. Подземный Олень).
Странник — фигура не из общества, аномалия в социальном плане. «С» как разрыв архетипа кольца. Вероятно, напрямую отсылает к саркицизму, но в весьма упрощённой форме.
Подземный олень — очевидно, хтоническое животное-прародитель, связывающее «Общество» с Всематерью. Термин «Пасть» совмещает в себе как надземную голову, так и повелительный глагол. По «канону жанра», чрево хтонического животного становится пиковой точкой в процессе инициации. От сюда же образ существа, вынашивающего самого себя. Взаимосвязь с биологическими жилищами саркицистов, Кираакам, косвенная.
странный жужжащий шум — расшифровать некоторые элементы инициации для меня сложнее. Данный момент судя по всему отсылает к мотиву Страника, но меня не покидает чувство разнородности этого «странный» и «странника», косвенно отсылающего к мотиву Саркицизма. Возможно, это отсылка на какой-либо другой объект на моей службе, но ничего больше не всплывает в памяти.
то грудями, то лапами, то хоботом — Подземный олень либо обладает признаками гермафродита, но смысла вуалировать фалл я не вижу, поэтому скорее всего это первый признак «модификации» тела, так называемого, пастырства плоти.
под светлым розовым небом / под вечно розовым небом — явная отсылка на Икунаан, термин из протосаркицистических текстов, обозначающих мир после Апофеоза, некий Рай для людей или материальный аналог Нирваны. Во втором эпизоде по всей видимости отождествляется с футуристической средой.
звезды — в рамках космологии саркицизма не принято считать ассоциировать звезды с чем-то положительным. Чаще прослеживается мотив подчинения Архонтам всех небесных светил, и в положительном контексте встречается только в мифе об Великом Карцисте, оросившем солнце своей кровью, превративший его в проводник своей воли и символически направив его против установленного движения.
оставшимся глазом — в купе с мотивами Охоты, Зверя и Рогов, и дальнейшими референциями к этому эпизоду можно заключить, что данный «О» соотносится с фигурой клавиагара Орока. Вопрос в том, в какой степени? Утвердившийся канон в большинстве протосаркицистическух культов Урала предыстории Орока — раб-гладиатор при Дэвитском матриархе, сбросивший оковы с помощью Иона. В моем случае суть совпадает, но атрибутика глобально отличается (см. Девы и Дэвы). Возможно, имеет место некий протоОрок, образ которого в последствии повлиял на создание канона.
Тьма объяла его — невозможно сказать объективно, кто прервал ритуал, О или Странник.
Девы — Империя Дев по всей видимости является матриархальной аномальноактивным архаичным обществом,
Дэвы — Империя Дэв сначала вовсе отсутствует, затем «ретроспективно» (см. варварского колдуна) появляется как ссылка на современный источник, и лишь затем вовсе вводится в историю в сильно искажённой форме. Я не буду во время текущего проекта вводить проблематику Дэв на первый план, но на будущее оставлю вопрос о том, была ли Империя Дэв необходимой предпосылкой к Саркицизму, или более позже наложившейся аномалией.
Отмена. … Загрузка. — второй эпизод является неким логом-диалогом оператора и системы по форме и коротенькой зарисовкой по содержанию. Строится утрированная футуристическая среда с интерактивной симуляцией, рекламными интеграциями, прогрессивной повесткой.
Врубай рекурсию — мотив закольцованности принимает новую форму. Это и оператор, смотрящий на себя глазами зрителей, и, вероятно, интенция по поводу моего личного наблюдения за образами во время транса.
Римского Императора — мотив римского государства кроме футуристического эпизода больше никак не проявляется, а также мало имеет связи с Саркицизмом.
SCP — совпадения исключены. Вероятно, в видении так подчеркивается конфликт между моими/нашими знаниями о Саркицизме и фактами, которыми распологает объект.
чернота … больно — третий эпизод наконец описывает Иона на прямую. Сцена из его жизни в разгаре революции, возможно, описанной в Валкзароне в стихе о тишайшем падении. Активен необычный для протосаркицистической литературы мотив внутренних разногласий между общинной.
Человек качнулся — нельзя утверждать, что перед Ёном находится реальный Карцист. Это отражение (см. Врубай рекурсию), причем если не зеркале моей Организации, то в зеркале настоящего времени. Некоторые фразы взяты напрямую из рабочих досье. Если продолжить эту мысль, то не только Ион, но и меценат, и провайдер, и зрители, как и образ принцепса, и, вероятно, его реакции на отсутствие гетероэротики в матрице.
Ён — одна из транскрипций наименования Великого Карциста у Васнья. Возможна суггестивная связь с восточно-азиатскими фамилией и высшего бога-демиурга из мифологии Коми.
«Последний остался.» — несомненно, сильно выбивающаяся фраза из общего диалога. Здесь стоит пояснить, что главным серым пятном в изучении саркицизма является судьба Иона после падения империи Калмактама. Спектр версий, представленный в зафиксированных материалах поражает своей широтой. В данном случае нам говорится об прохождении пяти из шести мытарств.
сидело семеро — не распространённая, хотя и существующая, среди протосаркицистов концепция о том, что Иона всю жизнь сопровождали шестеро клонов/двойников-карцистов/версий из иного пространства, спасавших его от покушения.
Сердце Иона обливалось кровью. — данный эпизод сконцентрирован вокруг неизбежности конфликта между двумя индивидами. Ион должен осознавать, что отношения всегда влекут за собой горечь: редко от утраты, и чаще от предательства. Не зря в предыдущей сцене нарочито сопоставили потерянного Орока и разнузданную Саарн.
муравейники, староверы и циркачи — хотя существует много неосаркицистических текстов, пересматривающих данную догму, но во всех протосаркицистических культах революция представлена как сплошное монолитное движение угнетённых против угнетателей. Для построения предположений, кем являются эти группы, у меня вообще нет никаких документальных источников.
Адитум — греч. адаптация названия Adí-Üm, Ади-Юма. Согласно последним гипотезам, исторический Адитум — это конфедерация групп, объединенных верой в саркицизм и возглавляемые Карцистами, которые единолично управляли своей ячейкой. Пик влияния «империи» приходится на 1200 год до нашей эры. Следы их культуры доходят до Анатолии. Её упадок связывают с катастрофой Бронзового века.
Текущая гипотеза такова: объект, ввиду моему не саркицистическому мировозрению зашел в моё сознание из далека. С архетипичных общечеловеческих образов. А когда крепкий контакт был установлен, наоборот протянул сквозь меня все наложенные «футуристичные» образы, пока не дошёл до моих отношений к Иону. Выбора сцены покушения на Иона мне пока не ясен, надеюсь, его прояснят следующий эксперимент.
Я лег на кушетку и ввёл в себя объект в той же контистенции. Начал ждать. В этот раз, вероятно, ввиду прежде целостного контакта, я запомнил этап перехода. Примечательно, что изменялось не моё окружение, а моё восприятие оного. Покрытый белой плиткой стены стали костяным хитином. Синтетический ковёр — постеленной кожей. Квадратная световая панель стала дырой в потолке, через которую бил солнечный свет.
Всё это в целом вызывало горькие эмоции. Даже промелькнула мысль, что лучше бы они остались теми искусственными вещами, не несущими на себе следы чужого тепла, но я её отогнал. Пытаясь определить, что это за место, я сначала вспомнил реальный мир, а затем проявились воспоминания Иона: длинная вереница плоти, сквозь которую я медленно вращался вокруг чего-то невообразимого.
Я, но как уже Ион, смог воспринять мой, доктора Комо, опыт, что, вероятно, указывает на создание в моём сознании прочной кольцевой связи между реальным и сомнамбулическим состоянием. Я интуитивно понимал всё. От «технологии» Пастырства Плоти до реальной космологии мира, так плохо сходящиеся с надуманными законами «нормальной» науки, которые сейчас мешают мне объяснить всё на бумаге.
Я поднялся с жировой софы, повернулся. Маленькая зала была расколота пополам, как птичье яйцо. Выйдя через щель, оказался на одной из улочек Адит-Ума. Город приветствовал вернувшегося Царя-колдуна дуновением запаха смрадной плоти.
Битая мостовая под дюжинами моих ног норовила липкими от крови камешками двинуться вслед за мной. Осевшие без связок мертвые дома будто пытались спрятаться от сотен глаз на мне. Солнце грозило зайти за мясного колосса, неподвижно выглядывающего с западной границы города. Через несколько лун пищеварительные кислоты опустятся до сухожилий, и тогда страж в последний раз обнимет свой город. Мой город. Ничей город.
Я не заметил, когда рядом со мной начал находится маленький старец. Его лицо было плотно застегнута черной маской с рельефным изображением плачущего мученика. Кожа ему заменяла свисающие одеяния и была расписана сотнями мелких знаков. Язык безголосого оратора. Раскатав перед нами одно из своих полотен, Надокс тонкой тростью начал выскабливать новые слова:
«Карцирст», «содержание», «одиночество», «страх».
Я развернул букет руки с длинными клыками между линий жизни и стал писать рядом. Зеленовато-желтая кровь послушно выступала наружу, сворачиваясь в нужные символы:
«Одиночество», «отсутствие», «счастье».
Надокс подтолкнул свой кожаный свиток, и он покатился вниз по склону улицы. В своём разговоре, размеренном и тихом, мы прошли весь некрополь насквозь. Мима казарм, мимо общих столовых. Мима храмов любви и дружбы. Мима приютов и моей резиденции. Мы говорили обо всём. О будущем и прошлом, о вымышленном и настоящем, о горе и радости, о богах и людях, о голоде и насыщении, об обществе и единице, о возможностях и желаниях, о друзьях и врагах, о правде и одиночестве. Обо всём, чему Боги придумали слова, а Надокс придумал символы.
«Одиночество», «есть», «слово».
«Слово», «есть», «Ложь Ялдаваофа».
Я взглянул на Надокса, вернее, перевёл взгляд с его бесконечной по площади кожи на его конечное старое тело. Я не чувствовал зависти к этому существу, тысячелетия проведшего в полной изоляции от человеческого вида и речи, и потом ещё ушедшего в отшельничество на больший срок, спасаясь от человеческих букв. Зависть я победил. И не чувствовал гнева за то, что он знал в деталях способах сохранения Бессмертной Империи вечно, но рассказал лишь сейчас. И гнев я победил. Мне не было интересно, какие ещё знания он прячет в своих складках на теле, полных затерявшихся в них исследователей. Интерес я победил. Я не боялся его, ибо граница между мной и ним пролегала так далеко между нами, что наши силы там уже теряли значение. Страх я победил. Я не хотел его поглотить, как он, и как я когда-то, поглощал мои предрассудки, слабости и немощи. Голод я победил. Но я любил его. Надокса. А он:
«Любовь», «есть», «слово».
Я слишком долго верил, что Любовь побеждает всё, чтобы не угодить в последнюю ловушку. Чем было бить это «любить». Что мне делать, любимый?
Надокс свернулся внутрь себя, обнажив на земле осколки черных, с железным блеском, плит, позвоночником вылезающих из земли. Мы стояли посреди пустыни, ночной, с редкими звездами, пустыни под песчаным небом.
«Чтение», — указал Надокс. Я присмотрелся к неизвестным рунам на дощечках, но понял их значение в обход здравомыслия.
«Так писала Важьюма, творящая мир свой,
Выводила клином на дощечках знаки:
«И он проснулся, Ион, лишь любимый.»
Его рядом больше не было. Как тогда Саарн, в середине. И как Ороко с самого начала. Кто там остался. Ловатаар?
Я начал читать: «Закончила фразу,
Отвела Важьюма клин от дощечки.
Прочитала Важьюма последнюю фразу,
Подивилась она движенью рассказа.
Скорбь Иона Важьюме была понятна,
Носила Важьюма скорбь рядом с сердцем.
Жила Важьюма жизнь человека,
Раба Богов неба, страшных архонтов.
Бесчинства чинили дэвиты народу,
Народ содрогался, не ждал он спасенья.
Жертвами падали, кровь проливая,
Девиты служили архонтам на небе.
Важьюма родился, алхимика сын он,
Тайный отпрыск Царицы, уралмак справедливый.
Все пути он изведал, посетил все святыни,
Сокровенное видел, тайное зная,
Принес он весть о пастырстве плотью.
Поднял народ он, разбил цепи рабства
Дворец царицы утопил в крови он
Разрушил идолы, разбил все храмы,
Шесть раз сражал архонтов телесных.
Достиг он бездны, где Великий Пожиратель,
Рана на мире, глодал вечность.
Сражался Важьюма, но терял он не мало,
Друга всякого, братьев, сестер ли
Съел Пожиратель, пока он сражался.
Пала в чрево его царство Калмактама,
Дети Важьюма не дождались спасенья,
Всё было сожрано, ничего не осталось.
Важьюма остался один во вселенной.
Един со вселенной Важьюма остался.
Тогда изменил он своё состоянье,
Разверзг себе чрево, сам стал он Важьюмой.
Из своего праха сотворила землю,
Из пролитых слёз раскинула небо,
Дыханьем наполнила жизнью планету,
Заняла окровавленный трон абсолюта.
Но не был мир страшен, сотворённый Важьюмой.
Страдание плоти лишь в отсутствии ласки,
А лаской Важьюма людей награждала.
Но к ласке своей приковать не желала,
Свободен сын новый жить в своём разуменьи.
Теперь лишь одно беспокоило сердце
Ион, чьи поиски, так с Важьюмовым схожи.
Если мир не цикличен, а Важьюма не знала
Кем рождён был Великого Зла Пожиратель,
Не настанет ли новая страшная эра, столько в счастье живущих не порвуться ли жизни.
Орок, Саарн, Надокс, созданье Важьюмы.
Не вернуть будет больше тела их и души.
Ты сотвòрец мой, Ион Расковавший,
Готов ли платить эту цену за что-то?
Важьюме не нужно твое поклоненье,
не надо считать мои повести ложью,
Важьюма просит твоего усмиренья,
И тебя готова осыпать любовью.
Так писала Важьюма, творящая мир свой,
Выводила клином на дощечках знаки:
«И он проснулся, Ион, лишь любимый Ловатаар, которая смогла сохранить свои чувства к нему лежа глубоко в коре земли, опустошенной мириадами концов света, происходившеми с каждым жившим человеком в индивидуальном порядке, и теперь звала Иона тысячами иссохший ртов, манила к себе черной от копоти их былой любви кожей, пахнувшей ладаном и серой, как тот самый жертвенный алтарь, разлучивший её с матерью, и ждущий её последнего плода, чтобы ссечь её вытянутую румяную голову с нежных извилистых плеч, на которые Ион в передышке облокачивал свою кудрявую голову, оценённой ею в указе на всю империю числом рабов за каждый волос на теле того, кто принесёт Ионову голову ей в руках, и когда лучшие, выщипанные как куропатки, воины приносили Ловатаар головы-трофеи, по их бескровным губам она читала его стихи и вела с ним заочные беседы, споря и смеясь вместе с ним над глупостью мира, который сейчас, как и тогда, состоял только из них: вымученной ветром, песчаной и сухой земли, и яркого шара из сжигающих друг друга от силы трения рук, ног, клешней, членов, растущих во все стороны из крыльев, конечностей, пуповин, тянущихся с его животов, брюх, кишок, перевирающих плоть, время и персиковые косточки от фруктов, которые они одновременно кусали с разных сторон, и не жуя, сливали губы в поцелуе, достаточным по времени для того, чтобы маленький зеленый росток начал пробиваться сквозь свою скорлупу во влажную землю, к которой стремительно несся Ион, перед погружением вдыхавшем больше и больше воздуха через носы, уда, рты, лога, уши, оходы в многочисленные лёгкие окружавших , как крылья ангелов тело, его сердце, не перестававшее обливаться кровью даже в руках Ловатаар, вырвавшей его самолично на вершине старейшего в мире зиккурата, построенным без единого куска камня, лишь из привезённых останков всех умерших со времён сотворения мира людей, живые потомки которых с ужасом смотрели на её трясущееся основание, качающуюся середину и разваливающуюся верхушку, когда Ион и Ловатаар вместе взгромоздились на алтарь, пахнувший ладаном и серой, и стерли его и весь зиккурат в пыль, озадачив отсутствием каких-либо следов от сверхчеловеческой империи поколения, которые родились слишком поздно, что бы верить в мифы, и слишком рано, чтобы застать пробуждение в земле огромного оставшегося в полном одиночестве тела Ловатаар, которая теперь шептала, стонала и пела приближающемуся, возросшему до космических размеров телу Иона о том, что они создадут новую бессмертную империю, они родят новых детей, которые не будут друг с другом сражаться, и некому будет больше разорвать их союз, настолько яркий, что все эмоции в прошлом и будущем станут его блеклым отзвуком в чужих сердцах. Сердцах, обливавшихся кровью. Ион остановил своё движенье за момент до того, как коснутся сухой скалистой мембраны.
Оставляя кровавый след, извивающийся словно жгутик, затухающий красный огонёк полетел гаснуть во тьму.