SCP Foundation

Онтореализм был следствием возвращения искусства к той точке, когда мир вокруг ещё не был запечатлён сотнями и тысячами других работ, заставляющими любое новое изображение живой действительности упираться в собственную вторичность и искать новых форм, которые можно уже на холсте придать реальности, новых экзотических линз, через которые на неё можно смотреть. Теперь простое, неизобретательное, как фотография, отражение реально существующего объекта природы снова имело шанс оказаться чем-то уникальным, новым и интересным для зрителя.

Это означало, что ветхие модернистские приёмы, формы и правила снова оказались применимы к новому искусству, что породило явление онтоклассицизма. Он с успехом использовал устаревшие рамки 17-18 веков для описания онторазнообразной действительности, компенсирующей общий баланс свежести и необычности в отдельно взятой работе.

Онтоэкспрессионизм и онтоимпрессионизм родились из одного из главных влияний Кризиса, оставивших неизгладимый след в мышлении свидетелей этих событий — яркости впечатлений. Своими небрежными и неточными творениями эти направления заставляли потребителя как бы заново пережить первое впечатление от созерцания чего-то, само существование чего было ещё минуту назад невообразимым и немыслимым, от контакта с категорией непредполагаемого.

The frame of the normogram is represented by a plane, diverging in all directions as a horizontal coordinate of increasing abnormality, deviance and randomness of phenomena. The center of the plane, a point of unattainable absolute order and normality, designated as Sofia, is vertically pierced by the coordinate of attractiveness.
Another key element of the normogram is the notobis, the circular border between what is generally labeled as normal (inside the notobis) and abnormal (outside). In the drawing, notobis is portrayed as a continuous circular line.

We start with nine zones of the normogram, indicated by simple phrases and represented as concentric circles in the lower half of the diagram. Some of them are grouped into simplified zones (the upper half of the diagram): 2 and 3 — into the Zone of normality, 4, 5 and partly 6 — into the Zone of diversity (rebellion), 6, 7 and 8 — into the Zone of deviations. The primary Zone 6 turns out to be at the junction of the Zones of diversity and Rebellion, which are separated by the notobis.

The previously mentioned vertical coordinate indicates the attractiveness of phenomena, which means not only the positivity of their perception, but also their ability to attract the attention of the public and art. The set of point-like positions of different phenomena in this coordinate system forms a serpentine curve. This is, in fact, a vertical slice of a bending plane extending in all directions. Therefore, the curve is duplicated on both sides of the drawing.

There are five main bends on the curve, falling into five main circular zones.
The first one belongs to the Unreal Zone. The observer intuitively understands these phenomena as non-existent, so they do not cause the same dislike as the real ones. The attitude towards them may be indifferent or even positive, if they are skillfully portrayed as a satire.
The second one belongs to the Zone of Normality. The first trough, the Limbo, is located in this zone. These are "excessively normal" phenomena that cause different negative emotions, from boredom to nausea and contempt. They are characterized by the impression of boredom, dullness, typical standard, conformity and constraint, unoriginality and lack of imagination. Phenomena from this area rarely become the subject of art interest, with the exception of satire, which, through the hyperbolization of individual features, artificially transfers these phenomena to a zone of lesser typicality and greater strangeness.

The peak called Empyrean, or El Dorado, belongs to the Diversity Zone. Phenomena from this area are "ideally abnormal", they give the impression of something unusual, interesting, fresh, often innovative, bold, challenging, but not too much. At the same time, they are not necessarily evaluated strictly positively; to get into El Dorado, it is enough for them to be pleasant to interact with or to consider, even if it is the pleasure of a person donating money to a cancer patient. Phenomena from this particular area most often become the subject of attention of all kinds of art, gain success in the social environment and personal relationships.

After Empyrean, the attractiveness curve declines sharply, overcoming the notobis at the level of indifference, and enters the Zone of deviations. The apotheosis of this descent is the second trough — Pandemonium. In it, phenomena are evaluated extremely negatively, perceived as abnormal and disgusting.
After that, there is a new rise to the level of neutrality. Here, in the Zone of the Ocean of chaos, phenomena again cease to be intuitively perceived as real, and their perception strongly depends on the context.

The aspirations of individual subjects, indicated in the diagram by arrows A and B, in fact, boil down to the desire to get into the El Dorado region, stand out from the gray mass, but at the same time not cross the border of real taboos. The transition towards violating of norms and crossing borders is called transgression, and the departure towards greater normality, acceptability and possibility is called integration.

Каркас нормограммы представлен плоскостью на основе круга, расходящейся во все стороны как горизонтальная координата возрастающей аномальности, девиантности и хаотичности явлений. Центр плоскости, точку недостижимого абсолютного порядка и нормальности, обозначенную как София, вертикально пронзает вторая координата привлекательности.

Другим ключевым элементом нормограммы является нотобис, круговая граница между тем, что в целом маркируется как нормальное (внутри нотобиса) и ненормальное (снаружи). На рисунке нотобис обозначен непрерывной круговой линией.

Мы начинаем с девяти зон нормограммы, обозначенных простыми словосочетаниями и представленных в виде концентрических кругов в нижней половине схемы. Некоторые из них сгруппированы в упрощённые зоны (верхняя половина схемы): 2 и 3 — в Зону нормальности, 4 и 5 — в Зону разнообразия (бунта), 6, 7 и 8 — в Зону девиаций. При этом стандартная Зона 6 оказывается на стыке Зон разнообразия и бунта, разделённых нотобисом.

Уже упомянутая вертикальная координата отражает привлекательность явлений, под чем понимается не только положительность их оценки, но и их способность привлекать к себе внимание общественности и искусства. Множество точечных положений явлений в этой системе координат образует змеевидную кривую. Это, по сути, вертикальный срез складчатой плоскости, распространяющейся во всех направлениях. Поэтому кривая продублирована с обеих сторон рисунка.

На кривой заметно пять основных изгибов, приходящихся на пять основных круговых зон.

Первый соответствует Нереальной зоне. Наблюдатель интуитивно понимает эти явления как несуществующие, поэтому они не вызывают той же неприязни, что и реальные. Отношение к ним может быть равнодушным, а может даже склоняться к положительному, если они умело обыгрываются юмористическими медиа.

Второй соответствует Зоне нормальности. В этой зоне расположен первый жёлоб — Лимб. Это "слишком нормальные" явления, вызывающие те или иные негативные эмоции, от скуки до тошноты и презрения. Для них характернл впечатление скуки, серости, типовой стандартности, конформизма и принуждённости, неоригинальности и отсутствия фантазии. Явления из этой области редко становятся предметом интереса искусства за исключением сатиры, которая через гиперболизацию отдельных черт искусственно переносит эти явления в зону менее стандартного и более необычного.

На Зону разнообразия приходится пик — Эмпирей, или Эльдорадо. В этой области находятся "в идеальной степени" ненормальные явления, производящие впечатление необычного, интересного, свежего, зачастую новаторского, смелого, вызывающего, но не слишком. При этом они необязательно оцениваются строго положительно; для попадания в Эльдорадо им достаточно быть приятными для взаимодействия или рассмотрения, даже если это удовольствие человека, жертвующего деньги больному раком. Явления из именно этой области чаще всего становятся предметом внимания всевозможного искусства, приобретают успех в социальной среде и личностных отношениях.

После Эмпирея кривая привлекательности резко идёт на спад, преодолевая нотобис на уровне равнодушия, и входит в Зону девиаций. Апофеозом этого спуска становится второй жёлоб — Пандемониум. В нём явления оцениваются крайне негативно, воспринимаются как ненормальные и отвратительные.

После него происходит новый подъём на уровень нейтральности. Здесь, в Зоне океана хаоса, явления снова перестают интуитивно восприниматься как реальные, и их восприятие сильно зависит от контекста.

Обозначенные на схеме стрелками А и В стремления отдельных субъектов, по сути, сводятся к желанию попасть в область Эльдорадо, выделиться из серой массы, но при этом не пересечь границу настоящих табу. Переход в сторону нарушения норм и перехода границ называется трансгрессией, а отход в сторону большей нормальности, приемлемости и возможности — интеграцией.

При расширении границ нормального той или иной идеологией происходит растяжение движения в целом. На каждый маленький шаг в сторону неизвестного и неприемлемого находятся участники движения, которые не могут принять его. Растяжение идеологии означает её расслоение, отчуждение её носителей друг от друга.

У идеологий нет срока годности, но есть лимит растяжения. Когда он оказывается достигнут, радикалы "на острие" нотобиса отвергаются как зашедшие слишком далеко; вслед за ними происходит массовое отторжение всё менее и менее радикальных и неприемлемых подвидов идеологии. За этим движущимся к центру нормограммы реакционным фронтом следует сужающийся нотобис, обрушивающийся на самого себя вслед за коллапсом растягивавшей и поддерживавшей его идеологии растяжения. В конце этого процесса нотобис может оказаться сильно более узким, чем он был до начала основного периода растяжения.

Пример: Мартин Лютер, Жан Кальвин. Средневековые католики, их сомнительные практики вроде индульгенций и странная атрибутика => чрезмерное пуританство протестантов.

У идеологий нет срока годности. "Усложнение" культуры при переходе к модерну, постмодерну и метамодерну всего лишь требует новых слоёв "обёртки", идеологического камуфляжа — дополнительных логических построений, осовременивающих старую идеологию. Подтверждение этому — коммунизм 20 века, представляющий собой усложнённую и "причёсанную" вариацию на тему незамысловатых, "диких" идеологий крестьянских восстаний и даже древнего первобытного коммунизма.

Дегенеративные идеологии отражает мифологический образ скорпиона, никогда не умирающего от старости, а жалящего самого себя и погибающего от яда. Акселерационизм представляет собой осознанное и активное приближение этого события, осознанное сгущение яда, тонкое нацеливание хвоста с жалом на скорпионье сердце.

Сущность оккультной философии заключается в осознании того факта, что многое в нашей реальности, особенно в цифровой и информационной сфере, работает по законам магии и магического мышления.

Гоги как наделённый магическим мышлением от природы и без помощи внешних учителей шизофреник понимал это на несколько другом уровне, что не мешало ему активно впитывать в себя тёмные слоистые главы книги с аппетитом змеи в птичьем гнезде.

Они зарабатывают МИЛЛИОНЫ, так было ещё до Британского Кризиса: ещё в подполье под мировым онтофашистским режимом навар с их блогерской деятельности исчислялся тысячами и десятками тысяч долларов. Кроме этого, они регулярно уличали друг друга в открытом воровстве и отмывании гор денег, пожертвованных им неравнодушными сторонниками "хэштэг свободы и равноправия для онтоотличных персон", в экстрамерных городах-государствах на них подавали в суд и иногда подают до сих пор, и их стратегия не меняется: они объявляют, что обвинение им предъявили с лёгкой руки каких-то там онтофашистов, раньше — обыкновенных, теперь — онтореакционеров, недобитых "онтофашистских объедков", дело объявляется не экономическим или уголовным, а политическим, развязанным против Добра — торговая марка — Злом — торговая марка — и засим закрывается, потому что ну вы же не хотите быть сторонниками Зла? Это не бунт, не борьба, не идеология, это БИЗНЕС, и единственная оставшаяся в них прожилка искренности исходит от их же регулярно ущемпляемого эго, непомерно разросшегося на их наполеоновском успехе.

Негарестани, Ланд, Делёз, Гваттари, "Тёмные теории", киберготика, философия хоррора и философия слизи, эволюция взглядов на объект и субъект, очередное переосмысление Гегеля, цифровой оккультизм, экзотические политические теории, постгуманизм и антигуманизм, тёмное просвещение, нумограмма, детерриториализация, тело без органов, хаунтология и прочие сложные и крутые концепции, теории и люди, которые в конечном итоге оказываются прибраны к рукам самых одноклеточных, самых наивных, самых банальных леваков, до расшибания лба кланяющихся лживому истукану забугорья и по уши зарывающихся в хэштеги-кричалки с восклицательными знаками на конце и бесконечную и бессмысленную сетевую борьбу за освобождение из-под "несправедливого" суда очередного мусорного активиста. Великая досада!

Источник Кью, предполагаемый текст, на который и на Марка должны были опираться более поздние евангелисты.

Марв Химейер, Тедди Качинский и прочие. Штирнер, Дугин, Чигур, Бейтман, Ночь, Улица, Фонарь, Аптека.

— Источник нормализации девиаций — монетизация. Девиант может написать слезливую книгу о том, как его угнетают, вы опубликуете её, и она принесёт вам деньги. Среди девиантов может быть спрос на какие-то особые товары, вы можете производить их и заработать. Девианты могут устроить демонстрацию и создать инфоповод, вы можете поддержать их и пропиариться.

— Вы должны понимать, что вы никогда не бунтуете просто против кого-то. Вы всегда бунтуете в пользу кого-то другого. Если вы не знаете, в пользу кого, то ваш бунт обернётся либо пустой тратой времени, либо катастрофой.

— Я как раз прекрасно понимаю, против кого и в чью пользу я бунтую. Это вы много лет назад взбунтовались против всего мира, а планы на будущее ограничили парой звонких лозунгов про мир любви, дружбы, терпимости и весёлых аномалов в шапочках.

N/acc (normative accelerationism) является идеологией, построенной на идее ускорения (акселерации) общей склонности капитализма к нормализации девиаций (расширению нотобиса) в целях доведения его до закономерной имплозии нотобиса и коллапса капитализма как идеологической, философской, политической, экономической и духовно-нравственной системы.

При нормативной акселерации также происходит перенацеливание расширение нотобиса на его нелогические зоны, который не будут объяснимы через принятую в обществе нормопору. Такая зона — "молот", или "баба" — является самым вероятным и предсказуемым местом обрушения нотобиса и при нормативной акселерации является главной целью акселерационистов, их главным орудием и главной деталью глобального плана. За его обрушением должна последовать цепная реакция, результатом которой станет имплозия большинства участков нотобиса, которые будут поставлены под сомнение на волне глобальной ре-акции, и коллапс системы в целом.

N/acc (normative accelerationism) is an ideology based on the idea of accelerating the general tendency of capitalism to normalize deviations (expansion of notobis) in order to bring it to a natural implosion of notobis and the collapse of capitalism as an ideological, philosophical, political, economic and spiritual system.

In normative acceleration, an important role is played by re-targeting the expansion of notobis to its illogical zones, which are not explicable through the socially accepted justification (support) of notobis. Such a zone — the "hammer" or "baba" — is the most likely and predictable place of the collapse of the notobis and the main goal of the accelerationists, their main tool and the main detail of the global plan. Its collapse should be followed by a chain reaction, the result of which will be the implosion of most sections of the notobis, which will be questioned in the wake of the global action, and the collapse of the system as a whole.

Такие колебания порождаются архетипическим конфликтом двух духовных устремлений субъекта: желания быть уникальным (стремление выделяться из толпы) и боязни быть ненормальным (стремление сливаться с толпой).

Как можно видеть из этой схемы, на нотобис воздействуют две общественно-политические силы: сжимающая (удерживающая) и расширяющая (выталкивающая).

Капитализм ассоциирован с выталкивающей силой, так как склонен расширять нотобис, стремясь расширить круг потребителей и увеличить прибыль. С удерживающей силой ассоциированы тоталитарные и теократические режимы, а также (в теории) утопический коммунизм, так как они ставят перед собой другую цель: установить над обществом контроль (буквальный в случае тоталитаризма, духовно-моральный при анархо-коммунизме и теократии), нормализировать и эдипизировать его.

Акселерационизм рассматривает ускоряемое расширение нотобиса как то самое саморазрушительное свойство капитализма, которое должно привести к обрушению нотобиса внутрь себя, коллапсу капитализма как системы и воцарению коммунизма.

Сжимающая сила также ассоциирована с Софией из гностического мировоззрения, а расширяющая — с Демиургом. Этот логический переход обусловлен тем, что София как ультранормальная точка нормограммы недостижима, нереальна и существует как чистейшая идея нормальности и порядка, а инфрадевиации, напротив, являются в основном крайне материальными, приземлёнными и плотскими.

Гностицизм, как и акселерационизм, завязан на концепции сложного пути по приближению к гнозису/коммунизму.

…тем не менее, остаётся вопрос. Почему люди любят эджевать? Неужели цель этого — не более чем провокация, злокачественный троллинг, желание вызвать у других людей негативную реакцию на своё поведение и получить садистское удовольствие от чужих раздражения, отвращения и гнева?

Нет, это не так.

Рассмотрим одну специфическую зону нормограммы — good edgy (GE). Это Эльдорадо эджлордов, Эверест экстравагантности, экстраординарности эксклюзивно в хорошем смысле.

Вы не замечали, насколько они мерзкие? — мотивация одного из антагонистов.

Главный символ онтодвижения — Циклон, спиралевидный знак. Спираль может быть любого цвета, закручена как вправо, так и влево, может быть и архимедовой, и логарифмической — допускаются любые вариации.

Здрач — чрезмерный ажиотаж по поводу чего-либо. Эл разводит здрач на безопасность, политические силы Хёрнста разводят здрач вокруг проекта "Кузнечик".

Необязательно быть фашистом и вообще правым, чтобы понимать вредность аномалий. Если ты это понимаешь, это не значит, что ты фашист. Это значит, что ты нормальный человек.

This diagram is called an eridogram. The dots on it represent any phenomena, people, thoughts, actions, concepts, events, which can be marked as either normal or abnormal in any way.

As we move away from the center of the eridogram, these phenomena become more chaotic and abnormal, and as we approach the center, they become more orderly and normal. The red circle around the center is called notobis, it's separating the normal (acceptable) from the abnormal (unacceptable).

The eridogram is divided into nine circular zones: ultranorm, high normality, healthy diversity, faux edgy, good edgy, bad/weird edgy, demonic deviations, actual threat and infradeviation.

Sophia is the center of the eridogram. It's a hypothetical point of absolute order, normality and perfection. It's completely unreal.

Ultranorm is the first round zone surrounding Sophia. Ultranormal phenomena are more real than Sophia, but still either do not exist or are considered something very exotic. This category includes, for example, absurd perfectionists like Sheldon Cooper.

High normality is the lawful row from the dnd character scheme and in general everything that we colloquially consider normal, orderly, or basic. Cisgender + straight + there are no fetishes, if you take it this way. Healthy diversity is the usual deviations that are accepted by everyone, in fact it is a natural human behavior. That is, these are no longer stamped things of the same type, but already some degree of diversity.

Then there are three subspecies of edgy. Faux edgy is kinda edgy, but already walking along safe trodden paths. It's like that jojo siva clip that she positioned as super edgy, but in fact all this has been tried for a long time and does not work. Good edgy is already an actual approximation to the edge of normal, but at the same time it's perceived normally and even well. For many people, this level of edgy is much more pleasant and charismatic than normality and healthy diversity. For example, we will have all sorts of non-binary, moderate bdsm and so on. The next step is bad/weird edgy, which is, foe example, hardcore bdsm, lolicon lovers, some part of the furry community. In general, this is a step that is already really walking on thin ice.

Further on, there is already notobis and after it the category of abnormal. Demonic deviations are deviations/ anomalies, the danger of which is greatly exaggerated and demonized, if not, then this danger arises precisely on the basis of their perception by society, and not their properties in themselves. Then there is the actual threat, well, this is perfectly intuitive.

And mythical deviations are as real as the ultranorm, this shit does not exist under normal conditions. These are, for example, deviations that are mentioned for humorous purposes and everyone immediately understands that these are all jokes because on an intuitive level there is no such thing for them. In general, this spectrum goes into non-existence at both ends. By the way, the number of steps randomly coincided with the number of colors in the rainbow, and the mythical deviations and the ultranorm are infrared and ultraviolet in this analogy, and this reflects quite well the concept of their non-existence through the image of invisible radiation.

By the way, the story mentions another example of using an eridogram to describe the process of spoiling cheese. Well, it's probably understandable here. The ultranorm — ideal cheese does not exist, it begins to break down in one sense or another from the moment of production. Even when it has not completely become cheese, it probably already has destroyed molecules.

Notobis separates just stale cheese from the already discarded one. And infradeviation is the moment when you can't even recognize cheese in it because it's some kind of homogeneous pus or dust.

The purple line indicates how pleasant the phenomena in a particular area are for people. So, good edgy is the most charismatic zone, it is a space for safe violation of the rules without consequences. High normality seems boring or basic to many people, so its status is slightly lower. The ultranorm is above high normality, as it does not feel like something real, but rather comes from comedies like the big bang theory. After the good edgy zone, the attractiveness of phenomena decreases rapidly and reaches a minimum in the zone of real threat.

Нарушать правила согласования одних слов с другими. Использовать непереходные глаголы как переходные. Связывать существительные с прилагательными без предлогов там, где предлоги нужны.

Использовать повсеместно известные слова не в том значении, о котором читатель подумает в первую очередь. Касается как терминов из других научных дисциплин, так и простых нейтральных и разговорных слов.

Пытаться построить яркие визуальные концепции из максимально абстрактных образов вроде слоёв, потоков и субстратов.

Тяжёлая метафизика Ланда, лёгкая метафизика поп-философов, ногти Делёза, клиническая шизофрения против шизоанализа.

Ультранорма — первая зона, окружающая Софию. Ультранормальные явления реальнее Софии, но всё равно либо не существуют, либо считаются чем-то очень экзотическим. К этой категории относятся, например, карикатурные перфекционисты.

Высокая нормальность это lawful из днд схемы и вообще всё что разговорно мы считаем нормальным, упорядоченным, или базовым. Цисгендеры + натуралы + нет фетишей, если уводить в эту сторону. Здоровое разнообразие это обычные девиации которые всеми принимаются, собственно это естественное человеческое поведение. То есть это уже не штампованные однотипные вещи, а уже какая-то степень разнообразия.

Дальше идёт три подвида edgy. faux это ложное, то есть как бы edgy, но уже ходящее по безопасным протоптанным тропкам. Это как тот клип джоджо сивы который она позиционировала как супер edgy но по сути всё это уже давно испробовано и как провокация не работает. Дальше good, это уже настоящая приближенность к краю нормального, но при этом воспринимаемая нормально и даже хорошо. Этот уровень edgy для многих людей куда приятнее и харизматичнее нормальности и здорового разнообразия. Это у нас будут например уже всякие небинарные, умеренное бдсм и так далее. Следующая ступень это уже хардкорное бдсм, любители лоликона, некоторая часть фурри. В общем это ступень которая уже реально ходит по тонкому льду.

Дальне идёт уже нотобис и после него категория ненормального. Бесноватые девиации это девиации/аномалии, опасность которых сильно преувеличивается и демонизируется, если и нет, то эта опасность возникает как раз таки на основе их восприятия обществом, а не их свойств самих по себе. Дальше идёт реальная угроза, ну это имеется ввиду в основном угроза нормальности. А мифические девиации так же реальны, как ультранорма, этой хуйни в обычных условиях не существует. Это например девиации которые упоминаются в юмористических целях и все сразу понимают что это всё рофлы потому что на интуитивном уровне для них не бывает такого, что-то вроде ебания телевизоров. В общем вот этот спектр с двух концов уходит в несуществование. Кстати так получилось что количество ступеней совпало в количеством цветов в радуге а мифические девиации и ультранорма это инфракрасный и ультрафиолетовый в этой аналогии и это прям хорошо отражает концепцию их несуществования через образ невидимого излучения.

Вообще в рассказе есть ещё пример применения нормограммы для описания портящегося сыра. Потому что вот эта нормальность это а) нормальность ао всех смыслах б) ещё и порядок/хаос. Ну тут понятно наверное. Ультранорма — идеального сыра не существует, он начинает в том или ином смысле разрушаться ещё с момента производства. Даже когда он не до конца свернулся в нём наверное уже есть разрушенные молекулы. Нотобис разделяет просто несвежий/чёрствый сыр от уже идущего на выброс. А инфрадевиация это тот момент когда в нём уже даже сыр узнать нельзя потому что он какой-то однородный гной или труха.

(— Неизвестно, когда и где родился Ашшурбанапал Экоу.

Никто не знает, где он живёт и как он выглядит. Единственная информация была предоставлена одному журналу редактором одного издательства. Он утверждает, что Экоу всегда появляется в его офисе поздним вечером или ночью и носит тёмно-оливковую куртку и кепочку. Это всё, что говорит редактор.

Таким образом, Экоу окружён аккуратно выстроенным ореолом романтической неизвестности.

Его главную книгу, «Начала и концы неоднозначностей», постоянно печатают с 14 года, и с каждым изданием она становится всё толще и толще, так как Экоу постоянно дописывает туда новые главы. Книга представляет собой большой сборник малосвязанных между собой эссе о культуре, политике и философии.

У стиля Экоу есть важная особенность; все, кто уже пытался его читать, поймут, о чём я. В каждой главе писатель вводит колоссальное количество промежуточных терминов и понятий, а также заимствует трудно переводимые понятия из других языков, например, называя всё рискованно близкое к границе недопустимого английским словцом edgy. Несмотря на все эти новые слова, которые, по идее, должны помогать внятности изложения, книга всё ещё сложна для восприятия.

Бодрый нон-фикшен под обложкой меняет своё направление так часто и так резко, что создаёт у всякого, кто пытается понять, о чём вообще идёт речь, больше напряжения, чем большинство художественных произведений. В целом ряде мест книга откровенно непоследовательна, как будто редакторы нарезали её на куски и перетасовали, как карточную колоду.

Неструктурированность книг Экоу отражает его собственные представления о порядке и хаосе, вводится им намеренно как иллюстрация собственных идей.

Тем не менее, многие из тех, кто интересуется сутью книг, покупают другие издания, излагающие то же самое, но внятно, последовательно и с развёрнутыми комментариями. Имена их авторов довольно — Вэс Багсфидер и Билли Вормфуд. Эти двое философов не только перелагают «Начала и концы» на популярный манер, но и посвящают учению нормографии множество своих работ, от статей в журналах до полноценных книг.

(Впоследствии Гоги удастся познакомиться с этими двумя рок-звёздами от мира абстрактных рассуждений лично.))

(— В центре нормографии, что закономерно, лежит нормограмма — круглая схема вроде координатной прямой без чётких осей, распространяющейся во все стороны. Нормограмма составлена из точек, которые Экоу называет эктимиси.

Эктимиси — это пить пиво в понедельник, чёрный человек, дракон, фантазия о половом контакте с сенбернаром, диэтиламид лизергиновой кислоты, банка некошерных мясных консервов, пускание газов в общественном месте, тысячами бомб превращённый в лунную поверхность немецкий город, котёнок на поводке.

Эктимиси — это что угодно, что можно оценить с точки зрения его хаотичности или упорядоченности, нормальности или ненормальности. Эктимиси может быть объектом, человеком, понятием, действием, качеством — чем угодно. Именно эктимиси составляют координатную плоскость нормограммы. Это её единица, её плоть и кровь.

Центр нормограммы — София — является самым нормальным эктимиси из всех возможных. Она нереальна и недостижима.)

(— Для того, чтобы подобраться к нормографии, нужно познакомиться с одним из ключевых её понятий — нотобисом. Эта концепция отображает, в какой степени общество готово терпеть хаос — в формулировке Багсфидера — или хаос в какой степени общество готово терпеть — в формулировке Вормфуда.

Иными словами, нотобис (Багсфидер и Вормфуд также неофициально называют его Пределом Экоу) — это та граница, эктимиси внутри которой маркируются как нормальность, естественное разнообразие, а снаружи — как ненормальность, девиации. На двухмерной нормограмме он выглядит как замкнутая кривая, проведённая вокруг Софии.

В случае, если общество строго к хаосу – его нотобис узок. В нём разнообразие почти не допускается, отличия от нормы клеймятся и изгоняются, и в большинстве своём естественные мутации обозначаются как недопустимые отклонения.

В случае, если нотобис общества шире, оно допускает больше хаоса, больше разнообразия. Внутрь Предела попадает больше эктимиси, больше естественных отклонений воспринимаются как часть нормы. Такие общества часто считают себя очень терпимыми и принимающими всех людей такими, какие они есть.

Нотобис есть всегда. Как бы прогрессивно общество ни было, всегда есть такая степень хаоса, которую оно принять неспособно.

И Багсфидер, и Вормфуд описывают нотобисы малый и большой. Большой относится к абстрактному и трудноопределимому "обществу", а малый описывает мировоззрения конкретных личностей.)

Любой человек, осознанно покупающий себе еду, знает, что сыр, привезённый в магазин сегодня, лучше сыра, привезённого вчера, который, в свою очередь, лучше привезённого два дня назад, и так далее. Более того, человек, живущий на ферме и пробовавший только что загустевший сыр из парного коровьего молока, скажет нам, что "сегодняшний" сыр, который мы почитаем за свежайший, на деле является уже полежавшим, подсохшим, пока его упаковывали и везли с фермы на прилавок.

Таким образом, даже внутри Предела Экоу некоторые эктимиси предпочтительнее других, но не слишком сильно: можно с почти что одинаковым удовольствием съесть только что свернувшийся сыр и сыр с прилавка, свернувшийся день назад. При равномерном удалении от центра предпочтительность начинает меняться быстрее. Разница между свежестью четырёхдневного сыра и пятидневного в глазах обычного человека несколько больше, чем между свежестью только что одно- и двухдневного, ведь к этому моменту сыр начинает заветриваться, и человек спешит скорее употребить его в какое-нибудь блюдо — так же и с другими эктимиси, в которых этот эффект вызывается тревожным ощущением приближения к Пределу.

Если представить себе плоскость нормальности как условный вид сверху на трёхмерную диаграмму, в которой уровень предпочтительности будет обозначаться высотой точки-эктимиси, то по удалении от Софии она будет снижаться по кривой, напоминающей половинку от колокола нормального распределения. Максимальной крутизны она будет достигать на самом Пределе Экоу, после чего станет постепенно становиться более пологой и выходить на плато.

Это произойдёт потому, что нам, по большому счёту, всё равно, сколько плесени нарастает на сыр, сколько в нём насекомых и так далее. Разумеется, кусок, в котором их больше, будет более отталкивающим, чем тот, в котором их меньше, но разница между их отвратительностью будет не так принципиальна, как разница между более и менее засохшим сыром.

Через эту концепцию Экоу добавляет в свою философскую модель трёхмерную нормограмму.

Капитализм стремится к расширению нотобиса, а антикапитализм — к его сужению. С позиций акселерационизма чрезмерное расширение — это необходимость, приносимая в жертву будущему коллапсу капитализма и последующему обрушению нотобиса вовнутрь себя.

Кольцеобразный нотобис у Вормфуда тесно связан с образом ануса во фрейдистской теории.

Расширяющее его начало ассоциировано с хаотическим выталкивающим типом развития, а сужающее начало порядка — с удерживающим.

Сумеречная зона — это область, прилегающая с обеих сторон к Пределу Экоу. В ней обитают эктимиси, связываемые с недопустимым всеми, но табуированные лишь для некоторых.

"Область отлива" — зона, эктимиси в которой изменили свой статус нормальности при последнем изменении нотобиса.

Нормопора — это простое правило или установка, из которой напрямую следует или логически выводится нормальность или ненормальность того или иного эктимиси.

Такой императив устанавливает как бы форму, опору для нотобиса, к которой он может придти и которая закрепит его в определённом положении до того момента, когда общество отвергнет нормопору, то есть в корне изменит своё представление о первопричине нормальности или ненормальности явлений, а это случается очень редко.

До тех пор, пока нотобис общества не "нащупает" себе нормопору, за которую можно зацепиться, он будет находиться в подвижном состоянии и свободно перемещаться под действием флуктуаций общественной мысли. Пока предел Экоу не является в определённом смысле следствием из определённого единичного императива, а представлен простым перечислением признанных нормальными эктимиси, ничто не может удержать людей от того, чтобы исключать пункты из этого списка или дополнять его новыми в соответствии со своими интересами или интуицией.

В случае "закреплённого" нормопорой нотобиса такие манипуляции невозможны или сильно ограничены, ведь для их осуществления требуется погрешить против императива, против логики.

Нормопорой может быть максима, авторитет которой обеспечивается авторитетом её источника. Во многих культурах нормальным считается то, что им называет то или иное Священное Писание.

В случае Хёрнста нормопора, отмежёвывающая онтоотличных от онтоугроз, была прекрасно сформулирована правительственными идеологами при написании Устава Корпуса Ловцов. Согласно уставу, онтоугрозу отличает опасность, которой она подвергает окружающих и/или общество в целом вне зависимости от принимаемых самой онтоугрозой решений в пользу защиты окружающих и/или общества.

По этому определению онтоугрозами признаются, например, онтоотличные, онтоотличия которых опасны и при этом не контролируются носителем, неразумные онтоотличные, неспособные принимать решения вообще, и онты, категорически не желающие по тем или иным причинам ограничивать свои отличия во благо других людей.

Усатого грабителя Корпус отнёс к последним и на этом основании выдал ориентировку на него ловцу, а не полицейскому. На деле же это решение было вызвано скорее важностью этого дела для интересов правительства.

Параллель между ограблением Эла и ограблением магазина была проведена практически мгновенно; несмотря на незнание правительственных стратегов о связи этих инцидентов с более крупной рыбой в лице огромной шпионской сети, одного факта, что дело касалось противоречивой и деликатной темы Агнулы и её судьбы, хватило, чтобы расследование возымело некоторую приоритетность.

Таким образом, посредством хитрого толкования нормопоры нотобис был локально подогнан под нужное значение, а именно — так, чтобы стреляющий пламенем из рук сверхпреступник оказался за бортом, в области недопустимого.

Обычная практика в любой точке истории, не так ли?

Зона отлива, расположенная между бывшим и текущим местонахождением нотобиса, часто считается престижной. Она трактуется как область романтического бунта и интересной необычности.

Тем, кто не нравится <кому-то>, часто отказывают в привилегии находиться в этой престижной зоне. При этом их зачастую «выталкивают» не за новый предел Экоу, а за старый — в противоположном направлении. Иными словами, их объявляют более нормальными, чем они есть, отказывая им в статусе edgy.

Разве в этом есть противоречие в дискурсе, в котором умеренная ненормальность зоны отлива — в моде?

Как отмечает Вормфуд в одной из сносок, романтичные бунтовщики часто бывают популярны в народе, слоганы об обрушении всех устоев и догм звучат из каждого утюга, но всегда существует та ступень, на которой бунтарь потеряет расположение толпы, потому что это будет "слишком"; та догма, которую никаким харизматичным бунтарям обрушивать нельзя.

Это единственное сочинение, которое известно широкой общественности, но за пять лет до сдачи в печать его первой главы философ опубликовал под псевдонимом небольшой сборник стихов. Теперь эту тонкую книжку в мягкой обложке нигде не достать. Экоу написал её ради денег. Философ никогда не упоминал о существовании этой книги. Он вообще никогда не затрагивал свою биографию, сосредотачиваясь исключительно на интересующей его теме. И иногда на кулинарных рецептах, помещаемых в некоторые сноски.

С точки зрения ортотанской нормографии одной из первейших задач при формировании культурного курса общества является нахождение золотой середины для нотобиса, чтобы в равной степени избежать и бесконтрольного, нестабильного хаоса Вору, и тоталитаризма некоторых учений, с которыми правоверным ортотанцам приходилось иметь дело на протяжении своей истории.

(Вормфуд (как и Багсфидер в других формулировках) в начале первой главы своего первого комментария к Экоу пишет, что с ходом истории любой цивилизации представление о существовании между любыми двумя понятиями постоянных во времени и единственно верных границ, заданных авторитетом также единственно верного светского закона, пророка или божества, подвергается неизбежному расшатыванию и разложению.

Это заметно, к примеру, на истории эволюции этических теорий, то есть теорий о границе между морально правильным и неправильным. Сначала эту границу проводило божество, чья воля выражалась в чётко описывавшем её в своём священном писании. Уточняли и претворяли в жизнь этот принцип представители иерофантии, или жречества.

Уже ко временам античности такая однозначность наполовину стёрлась. В искусстве образ божества, однозначно решающего моральные вопросы и претворяя в жизнь идеальную справедливость, сохранялся, но в светской жизни процветали ораторство и юриспруденция, порождённые осознанием неоднозначности многих этических дилемм.

К восемнадцатому веку эта этическая неоднозначность разродилась колоссальной путаницей консеквенциализмов, деонтологий, утилитаризмов и прочих учений, пытавшихся провести новые, более точные и логически обоснованные границы. Вопрос о непостоянстве такого разделения во времени уже был решённым.

К двадцать первому веку уже и эти новые этические теории часто ставятся под сомнение.)

Как и многие шизоиды, Гоги имел навязчивые идеи, которые то и дело оказывались у него в голове, как только нужно было что-то оценить или объяснить, и нагло вмешивались в ход его мыслей. В частности, он полагал, что с ним происходит что-то онтологическое, природу чего он затруднялся понять.

Ещё не дойдя до той стадии, когда пациент начинает жить в полностью вымышленном мире* и всерьёз верить в несуществующие вещи, он лишь подозревал присутствие чего-то странного и чудесного в себе и вокруг себя.

Свои сны он регулярно объявлял внедрёнными некоей сущностью из мира идей; когда что-то случалось с ним несколько раз подряд, он говорил, что это подозрительная статистика, наводящая на определённые мысли; чудом выжив на сложном задании, он приписывал это фатумной защите.

Ничто из этого не сходилось в одну систему, и шизофреническая болезненная саморефлексия приводила к также частому среди них скептицизму. В конце концов все эти умственне построения, за исключением разве что вошедших в привычку поисков паттернов в числах и толкований снов, отвергались и вскоре забывались.

Никогда не знаешь, откуда взялся тот или иной онтоотличный — хоть персона, хоть неживой предмет. Инопланетяне, погибшие цивилизации, искусствено выращенные клоны, мифические существа, роботы и техника всех сортов и размеров, маги, проклятые и благословлённые всевозможными божествами — под обобщающим понятием "онтоотличное" собрано так много разнородных противоречивых элементов, что даже предположить, с каким из них имеешь дело, затруднительно.

У каждого онтоотличного, которого можно увидеть на улице, есть своя история, своя сложная первопричина, почему он такой, а не иначе, и действует на тебя именно так. Но этих людей, существ, предметов, событий и мест и соответствующих им причин так много, что нет никакой возможности понять их все, даже хоть сколько-нибудь заметную часть.

Это перегруженность, и она порождает известную степень хаоса.

Экоу в четырнадцатой главе "Начал и концов" вступает в диалог с историками Города, комментируя один тезис, впервые выдвинутый Анатолием Крапицким, одним из авторов, пытавшихся заглянуть в первопричины формирования Фонда и удостовериться, не был ли его бесславный конец предопределён ещё тогда?

Этот тезис — парадокс: освободительные движения своей риторикой о том, что подшефные им меньшинства якобы не считаются за людей в среде угнетателей, вероятно, во многом популяризировали и распространили во всех слоях общества идею о том, что те или иные группы населения, ранее просто воспринимавшиеся с пренебрежением и неприязнью, могут быть не людьми, а чем-то иным, менее ценным.

Таким образом, Женский вопрос, нацеленный на освобождение людей, возможно, во многом поспособствовал появлению Еврейского вопроса и печально известного ответа на него.

Схожим образом многие историки Города винят громкую риторику освободительных движений в Онтоотличном вопросе — этим ретронимом обозначается волна создания онтофашистских организаций, большинство из которых просуществовало вплоть до Британского Кризиса. К их числу относилась и ГОК, аналогично нацистам не считавшая онтоотличных за людей и проводившая их планомерное, безжалостное истребление больше столетия.

Экоу указывает на этот печальный пример как на демонстрацию того, как расширение Предела в одну сторону может спровоцировать его проседание "с другого края".

Многим людям — Хатурсберар — жизненно необходима ненависть к чему-то, ощущение под боком внутреннего врага. Если заставить их мириться с одними, они легко могут ожесточиться против других, лишь бы сохранить в душе это состояние духовной войны, крестового похода против кого-то, кроме самих себя и своих же недостатков.

Экоу предупреждает, что нужно вовремя заметить, если это случится и в Городе, и подавить это зерно вражды. Как возможные варианты следующего внутреннего врага (обозначаемого термином "иниминт" — от латинского inimicus internus) философ рассматривает ксенофилов, представителей политических течений или популярных религий, "осколков прежнего мира" и, что любопытнее всего — людей определённого возраста.

Город молод во всех смыслах. Его культура часто превозносит атрибуты молодости, такие, как открытость новым идеям, толерантность и мобильность.

Может ли их постепенная утрата начать считаться утратой человечности в новом брендированном смысле?

(философ) критикует нормографию, обвиняя Экоу в гипостазировании; по его мнению, общие понятия хаоса и порядка, которыми Экоу оперирует как некими самостоятельными (почти божественными) сущностями, не следует выносить за пределы предикатов, использующихся для описания тех или иных объектов. Понятие "нормальности", использующееся при составлении нормограмм, в статье "Великая однозначность", посвящённой работе Экоу, характеризуется как слишком общее и не имеющее чёткого опеределения, а опирающееся на интуитивное понимание читателем. В конце статьи (философ) называет работы Экоу "абсурдным плодом патологической гиперграфии, бессмысленность которого крайне неумело замаскирована под недоступное непосвящённым эзотерическое знание".

Многие считают осознание бренности всего вокруг "конечной остановкой" мышления, после которой любой философ прекращает всякую умственную деятельность.

Они призывают нас отложить эти мысли на потом и заново обратиться к самому началу логической цепочки, чтобы вернуться к ним в глубокой старости, когда осознание приближающейся смерти сделает их ещё более болезненными и ужасающими.

Это поведение неразумно. Заключение о том, что всё смертно и конечно, не является концом логической цепочки, далее которого невозможно какое-либо развитие; его следует не избегнуть любой ценой, а осмыслить, органически встроить в свою картину мира и придти к новому, деятельному и оптимистическому взгляду на него, в котором будет место и терпеливому принятию, и осознанию необходимости, и даже благодарности и благоговению.

Общество похоже на реакцию горения… Она стремительно движется сквозь возгораемую среду, отфильтровывая горящие вещества от негорящих, и таким образом создаёт некое подобие порядка, но от этого не становится чем-то большим, чем разрушительная и хаотичная химическая реакция, подпитывающаяся первым, что попадётся у неё на пути, и на всех парах летящая в никуда.

Сканеры размером с кейс для бумаг, сравнивающие пропорциональность лица посетителя с идеальным образцом, выбор которого зависит от указанных оператором расы и пола — деформированные и асимметричные лица не пропускаются через контрольный пункт. Далее — чёрные кубические комнаты, для входа в которые нужно раздеться — в них стоят сканеры побольше.

Империя, культура которой основана на поклонении человечности во всех её проявлениях, на огромных пятиконечных полигонах тренирует пилотов боевых роботов в форме колоссальных человеческих лиц с механическими конечностями.

Одно из основных стремлений человеческой души — вернуть прошлое, дотянуться до того, что мозг видит перед собой каждый день, но не может достигнуть…

Смерть лишь подчёркивает невозможность этого возвращения, окончательно закрепляет тот факт, что река не может войти в русло дважды.

Показать привязанность Гоги к кошке. Смерть кошки убрать в закадр; налётчик выстрелит просто на шум, Гоги придёт домой и упадёт на колени без пояснений.

Заметки Лайоша:

После этого случая Основатели согласились: некоторые порождения Пустошей не могут быть допущены в Город. Они настолько непредсказуемы, что представляют угрозу. Не заслуживают доверия. Они слишком онтоотличны.

(Одного из них) выбрали, чтобы он занимался этим… (Другой) на этом собрании пошутил, что (Первый) станет новым маленьким Фондом.

Никто не засмеялся.

Пустоши подобны пружине, слишком сильно и слишком надолго сжатой и теперь распрямляющейся во всей своей сокрушительной силой. — официальная позиция пропаганды.

Многие социологи, наблюдавшие ранние этапы Британского Кризиса, предполагали падение уровня религиозности. Они считали появление чудес опровержением всех религиозных систем, не упоминавших их в своих священных писаниях. Аномальным религиям — включая "Большую чётвёрку" — счетоводов, звездочётов, мясопоклонцев и металловеров — они пророчили гибель ввиду утраты их онтоотличностью эзотерического, закрытого статуса.

Тем не менее, как замечают Экоу с его комментаторами, эти четыре религии процветают — с переменным успехом. Почему?

Как писал один из сторонников "чудесного атеизма", в мире, наполненном онтоотличиями (здесь, естественно, было использовано а-слово, из-за чего ни Багсфидер, ни Вормфуд не приводят цитату полностью. Экоу этим себя не ограничивает и приводит слова критикуемого в первозданном виде), чёткая, структурированная система, в которую можно организовать всё (обозначенное онтофобным термином), невозможна, следовательно, невозможна и крепкая, убедительная теология.

Он указывает, что никакая система не увязала бы воедино всё онтоотличное, возникшее в повседневности людей: артефакты, существ, явления, персон, богов. Также эта повседневность ударила бы по концепции трансцендентности; отпала бы нужда в поклонении чудесам, если они встречаются на каждом шагу и их присутстие — не эзотерическое знание и не объект веры, а самоочевидный факт.

Согласно этой работе, человечество должно было войти в состояние пещерных людей, видевших богов и духов повсюду: в погодных явлениях, в животных необычного вида, в темноте за пределами пещеры. Всё сверхъестественное они должны были мыслить как одну большую и загадочную силу абстрактного природного хаоса, которой бы страшились и пред которой бы по-своему преклонялись.

Как отмечает Багсфидер, автор цитируемого им текста допускает типичную для онтофашистского общества логическую ошибку, объединяя всё "сверхъестественное" в одну категорию и потому приписывая ему схожие свойства. В общих чертах оба комментатора дополняют суждение Экоу так: подведение всех "чудес" под одну черту — примета онтофашизма, и примета опасная.

Вторая логическая ошибка автора, по мнению Экоу — мнение, будто бы популярность аномальных религий (и религий вообще) основана на их чудесах, на сверхъестественном, которое они объявляют существующим, а это неверно. В каждой достаточно развитой религии присутствует описание целого мировоззрения, философское учение, не сводящееся к вере в богов, которых оно заявляет.

Философ рассматривает через призму критики чужих тезисов звездочётство, одну из религий, якобы обречённых на гибель от утраты сакральности и секретности их эзотерическими знаниями.

Прогноз, как понимает каждый гражданин Хёрнста, не оправдался. Безусловно, всем открылось присутствие многих вещей, с которыми звездочёты сталкивались уже многие тысячелетия, от того, что создали они сами или их враги, до просто известных им явлений — тауматургия, инопланетные расы, древние цивилизации, стёртые с лица земли доисторическими войнами. Казалось бы, звездочётство больше не может сидеть, как монополист, на мешке с тайными знаниями об этих вещах, ведь его содержимое, можно сказать, национализировано и расползлось по всему миру. Теперь Церковь должна стать бессильной чем-либо заинтересовать прихожанина, так?

Однако ей есть, чем привлечь его. Звездочётство, пишет Багсфидер, не сводится к чародейству и знаниям об инопланетянах. Это учение — целая сложная космологическая модель, описывающая всю Вселенную и всё Бытие, саму структуру мироздания. Мир, сгоревший, возрождённый, снова обречённый на гибель — и отказ смириться с этой гибелью, решительное желание продолжать приносить жертвы последнему живому богу.

Больше никто не готов поверить в камни, поглощающие кровь, как губки, и фокусы с тауматургией; но люди оказались готовы поверить в то, что материальный мир — всего лишь островок порядка в окружающем его океане хаоса и смерти, и что за этот островок нужно сражаться до последней капли жертвенной крови.

Это — первая логическая ошибка, убеждённость, будто бы могущественное божество и целая мёртвая вселенная, на смену которой пришёл наш мир, в глазах потенциальных прихожан равноценны заколдованной монетке, всегда падающей «орлом» вверх. Единичное чудо не равно целому мировосприятию; опровержение первого не опровергает второе, особенно если то опирается не на физические представления о структуре материального мира, а на философские воззрения о природе бытия и его происхождения, этики, разума и сознания.

В конце своей статьи Багсфидер подводит итог текущему статусу "большой четвёрки" парарелигий.

Металловеры построили ваннет вместо падшего в пучину файлов смерти интернета и стали интересовать общественность скорее с практической, а не с духовной точки зрения. Несмотря на это, их центры регулярно сообщают о вполне бодром наращивании числа правоверных в электроприходах.

Мясопоклонцы набрали популярность в среде ксенофеминисток, при помощи тонких телесных модификаций воплощающих в себе идеал постгендерного человека. Сама мясная вера своим уникальным «левым традиционилизмом» и уникальной космологической моделью привлекла к себе немало последователей. Также правоверные достигли коммерческого успеха в пищевой промышленности, но эта сфера слабо связана с религией.

Часть счетоводов окончательно превратилась во что-то вроде Свидетелей Иеговы и приобрела умеренный успех, ходя от дверей к дверям и собирая пожертвования, а часть ушла в закрытые мистические группы, занимающиеся неясно чем и неясно где. По слухам, они экспериментируют с Каббалой, нынче табуированной из-за ассоциаций с онтофашистскими организациями, которые частенько использовали понятия из этого учения в качестве названий для своих чудовищных проектов.

А уже описанные звездочёты, беспокоясь о сохранении потока жертвенной крови для своего бога, цепляются за философию Экоу, дающую возможность разрешить главный актуальный вопрос, состоящий в том, как примирить религию, из глубины веков призывавшую к праведной войне против сил хаоса, с политическим течением, которое безоговорочно поддержали её лидеры — течением борьбы за онторазнообразие.

Шизореальность онторазнообразного мира, расколотая, не- и постструктурированная, не поддающаяся никакой классификации, не только позволила религиям выжить, но и своеобразно очистила, усовершенствовала их, точнее, их восприятие обывателем, ясно подчеркнув, что они никогда и не несли классификационной функции.

По выражению одного православного священника, которого спросили, почему в Священном Писании нет никаких упоминаний динозавров, артистов эстрады там тоже нет.

Религии и их писания никогда не предназначались для того, чтобы описать и структурировать весь мир подобно науке; они давали подробную структурную модель (точнее, основные корневые тезисы — нормопору — для дальнейшего развития их иерофантией и независимыми толкователями) лишь для одного аспекта бытия — морали — в остальном ограничиваясь неподробными общими моделями, что нельзя считать попыткой тотальной структуризации всего сущего и, следовательно, нельзя опровергнуть простым обнародованием ранее неизвестных компонентов ризомы.

Авраамические религии погибли, но причина их падения относится к другой сфере, а именно к их политике "монополии на чудеса" и участии в онтофашистском терроре Средневековья. Религии, не запятнавшие себя этими преступлоениями, вышли сухими из Британского кризиса и даже завоевали некоторую популярность за счёт "отмены" конкурентов.

Оппоненты Экоу, несогласные с его тезисом о том, что единственным направлением развития каждой цивилизации является разрушение, пложение хаоса и упадок, отмечают, что любая цивилизация, приходящая к упадку, должна сначала развиться, поднявшись на высоту, с которой можно упасть; таким образом, каждая империя создаёт внутри себя пусть не вечный, но порядок.

Экоу возражает на это.

Сообщество Сообщающихся Сознаний Солипсистов, Скептиков, Социопатов (Сиксс) — группа солипсистов, особой формой телепатии убедившаяся в наличии друг у друга мышления, то есть, по когито эрго сум, в существовании друг друга. Считают, что весь мир вне их не существует, включая других людей, поэтому их жизни и чувства не имеют ценности. В итоге получается РЕЗНЯЯЯЯ.

Экоу довольно часто цитирует одного американского писателя раннекризисной эпохи по имени Гарри Гроссштейн.

Он написал множество вполне хороших, разумных книг, в основном романов, и слыл очень интеллигентным и образованным человеком, одним из самых популярных американских авторов того времени. Потом он сошёл с ума, стал драть шторы, испражняться стоя, есть землю и деспотически требовать ото всех вокруг, включая свою жену и детей, чтобы они делали так же.

В конце концов он взял велосипед и уехал в пустоши, где его совершенно закономерно подхватила невидимая сила и бросила в небо, где бритвенно-острые облака мелко порубили его дряхлое тело, как кореец морковку.

До сих пор его фанаты ни за что не признают того, что на склоне лет он сошёл с ума, а пишут обо всём этом как о трагедии человека, пытавшегося изменить мир ради справедливости, преданного всеми вокруг, непонятого современниками. Самоубийственный поход в калифорнийские пустоши расценивается ими как самоотверженное паломничество, призванное показать людям, на что человек готов ради правды. С пеной у рта они доказывают, что Гроссштейн был в здравом уме и твёрдой памяти, а его безумный образ жизни таил в себе те же истины, которые он провозглашал своими книгами.

Хейтеры Гроссштейна — это, в основном, те, кто проходил его книги в школе и возненавидел их оттого, что они были длинными, а их заставляли читать за лето — также с пеной у рта отстаивают мнение, будто бы писатель деспотически указывал жене и детям есть землю, срать стоя и грызть халат медсестре, как он сам, в полном рассудке, но отстаивают они это мнение в иных целях, а именно — чтобы доказать, будто бы Гарри с юности был тираном, эгоистом и просто гнилым человеком.

Особенно их заводит то, что Гроссштейн был онтотипичным, а его жена и половина детей — онтоотличными; так их ненависть к писателю переходит в русло его обвинений в угнетении онтоотличных. Всех его любителей ввиду этого также незамедлительно записывают в онтофашистский лагерь.

Ни те, ни другие не могут признать банального факта, что бедный старик просто-напросто сошёл с ума из-за деменции и алкоголя. Всё новым и новым безумным поступкам Гроссштейна они находят оправдания или обвинения, пытаясь выставить осознанным (и поэтому во всём виноватым) простого маразматика.

Пьяницей он, кстати, был спокойным и только и делал пьяным, что плакал, тихонько пел и лез обниматься.

Между Сциллой и Харибдой. С одной стороны — консервация вопреки здравому смыслу, ведущая к застою. С другой — хаос, неразбериха, неконтролируемая буря. И мы, которые в челне зыбучем.

Логотип Отдела Удержания — это классическая эмблема Объединённого Утилитарного Сообщества, правительства города, окрашенная в багровый и голубой цвета.

Эта эмблема придумана Вормфудом. Сплетённые между собой левосторонняя (повёрнутая одним рогом вниз) и правосторонняя (повёрнутая одним рогом вверх) пентаграммы содержат в себе два пятиугольника, и направленный вверх, и направленный вниз, наложенные друг на друга и в середине символа образующие правильный десятиугольник; в некоторых вариациях эмблемы внутрь него вписывается круг.

На эмблеме Отдела в багровый окрашена левосторонняя звезда, а в голубой — правосторонняя.

Итак, мы говорили о трёхмерной нормограмме. Из-за того, что она составлена из точек, которые на вертикальном срезе напоминают кривую-колокол (в вормфудовской модели из самих кривых, расходящихся из Софии, в багсфидеровской — из самих точек, расположенных по усмотрению составителя), она визуально напоминает большой холм или гору. кольцо.

Ни Экоу, ни легендарный дуэт его толкователей не называют её "трёхмерной нормограммой"; хотя это название и можно встретить в статьях других авторов на ту же тему, это лишь вольная интерпретация, а не цитата.

Сами философы используют термин, составленный как раз по визуальной аналогии, что обычно не очень характерно для них, обычно создающих слова через заимствования из других языков.

Они называют конечный вариант нормограммы Горой Гарри Гроссштейна.

Всё однажды умрёт.

А что потом?

Стоит ли ускорять этот процесс? Стоит ли пытаться замедлить его?

Следует ли бояться этого? Стоит ли пытаться забыть об этом? Нужно ли радоваться этому?

Чёрт знает. Нет. Нет. Нет. Нет.

Да.

Между Сциллой и Харибдой. С одной стороны — консервация вопреки здравому смыслу, ведущая к застою. С другой — хаос, неразбериха, неконтролируемая буря. И мы, которые в челне зыбучем.

Логотип Отдела Удержания — это классическая эмблема Объединённого Утилитарного Сообщества, правительства города, окрашенная в багровый и голубой цвета.

Эта эмблема придумана Вормфудом. Сплетённые между собой левосторонняя (повёрнутая одним рогом вниз) и правосторонняя (повёрнутая одним рогом вверх) пентаграммы содержат в себе два пятиугольника, и направленный вверх, и направленный вниз, наложенные друг на друга и в середине символа образующие правильный десятиугольник; в некоторых вариациях эмблемы внутрь него вписывается круг.

На эмблеме Отдела в багровый окрашена левосторонняя звезда, а в голубой — правосторонняя.

Вводя второй параметр, он показывает, что упорядоченность не напрямую коррелирует с приемлемостью и приятностью эктимиси.

Кстати, двухмерный вертикальный "срез" нормограммы не полностью копирует кривую-колокол. В его вершине есть небольшая ямка. Она появляется оттого, что слишком нормальные вещи могут вызывать у людей неприязнь как скучные.

Итак, мы говорили о трёхмерной нормограмме. Из-за того, что она составлена из точек, которые на вертикальном срезе напоминают кривую-колокол (в вормфудовской модели из самих кривых, расходящихся из Софии, в багсфидеровской — из самих точек, расположенных по усмотрению составителя), она визуально напоминает большой холм или гору. кольцо.

Ни Экоу, ни легендарный дуэт его толкователей не называют её "трёхмерной нормограммой"; хотя это название и можно встретить в статьях других авторов на ту же тему, это лишь вольная интерпретация, а не цитата.

Сами философы используют термин, составленный как раз по визуальной аналогии, что обычно не очень характерно для них, обычно создающих слова через заимствования из других языков.

Они называют конечный вариант нормограммы Горой Гарри Гроссштейна.

Всё однажды умрёт.

А что потом?

Стоит ли ускорять этот процесс? Стоит ли пытаться замедлить его?

Следует ли бояться этого? Стоит ли пытаться забыть об этом? Нужно ли радоваться этому?

Чёрт знает. Нет. Нет. Нет. Нет.

Да.

Да, в философии Экоу есть много других понятий. Например, идея-звено. Этим термином Экоу обозначает идею, переходной между двумя другими; из которой закономерно развивается другая, оставляя "полуидею"-звено позади как недостаточно радикальную ступень своей эволюции.

Например, идея о минимальном вмешательстве государства в общественную жизнь по Экоу может быть названа идеей-звеном перед идеей о его полном отсутствии – анархизме.

Этот термин полюбился философам, так как позволял назвать идеологию оппонента идеей-звеном перед чем-нибудь неприятным – чаще всего онтофашизмом.

…формулирует…

Вообще Экоу активно использовал в терминологии заимствования из других языков. Лично мой любимый термин, встречающийся в его книгах, назван именно так – хатурсберар. Это грозное слово он взял из исландского языка.

Оно означает людей, идеологии, предметы искусства, которые руководствуются одной лишь ненавистью. К другим людям, к вещам, к абстрактным образам, к невкусной еде, к тотальной несправедливости, к хорошеньким актрисам в платьях с блёстками, к безумным религиозным правилам, к подросткам, шумящим под окном, к другим идеям, к чему угодно, о чём только можно сформировать личное мнение.

Экоу говорил, что чем идея или человек радикальнее, тем больше риск, что он превратится в хатурсберар.

А ещё он говорил, что сам чуть не стал им.

Согласно учению Экоу, популяризированному Вормфудом и Багсфидером, пара порядок-хаос и их взаимоотношения гораздо древнее, чем добро и зло – по той же причине, почему дельфины хуже, чем акулы.

Вот как это утверждение поясняют Багсфидер и Вормфуд. Акулы слишком простые и несоциальные существа, чтобы понимать добро и зло. Они не знают, что бывают поступки "правильные" и "неправильные". Они не имеют эмпатии и не знают, что поступать нужно так, как ты хочешь, чтобы другие поступали с тобой (чему всех людей учит Конфуций, а говорящих дельфинов – Крри-Пак-Пак). Но они понимают разницу между чистой водой и мутной, знанием и незнанием, в конце концов, здоровьем и болезнью, жизнью и смертью.

Дельфины гораздо умнее. Они понимают, что какие-то их действия вредят другим и осуждаются обществом, и способны выполнять их, даже зная это – способны сознательно идти на преступление против морали и всего рода дельфиньего.

Акулы просто голодные. Дельфины способны на зло.

Точно так же обезьяны, предки людей обрели понимание того, какая их постройка разрушена, а какая стоит ровно и надёжно, какой орган функционирует, а какой отказал, какие монетки на столе у исследователя разложены в порядке возрастания, а какие как попало, гораздо раньше осознания того, что отобрать у другой обезьяны честно добытый банан и съесть – неправильно.

Точно так же совершенно несоциальные и лишённые морали осьминоги чистят своё убежище от мусора при помощи струй воды, понимая разницу между чистой и захламлённой пещерой, умные вóроны способны открыто вредить своим собратьям и жестоко расправляться с другими животными безо всяких угрызений, и так далее.

Экоу в своей книге приводит анекдот о правилах поведения на ядерном полигоне. Что делать, если вы оказались на ядерном полигоне прямо перед началом испытаний? Идите прямо к бомбе. Во-первых, это самое наблюдаемое место полигона, и на нём вас тут же заметят и, вероятно, заберут. Во-вторых, при нахождении в пределах 80 метров от эпицентра ядерного взрыва ваше тело испарится раньше, чем нервы донесут мозгу информацию о любых ощущениях, и вы даже не заметите, что уже мертвы. Таким образом, ваша смерть будет абсолютно безболезненной.

— Этот город не странный. Он неправильный. Он ошибочный. Он похож на… пепел от сгорающего мира, который собрался в одном месте на этом пылающем трухлявом полене и решил между собой, что пепел был на полене всегда, но угнетался древесиной, а теперь вырвался на свободу. И что теперь он построит преобразившийся справедливый мир, где дерево и зола будут равны. Но это неверно. Мы не должны искать мира с пеплом, офицер. Мы должны пытаться потушить пожар. До самого конца.

Для вас мир большой и пустой, это вещи, брошенные в пространстве и расставленные жидкими и размытыми силами. Для меня мир испещрён резкими и жёсткими порогами, барьерами, осями и геодезическими линиями; он пронизан ходами и лазами, пересечён градиентами и векторами, строго поделён на зоны, в нём расставлены мириады ловушек, появляющихся и исчезающих в бесконечных непредсказуемых флуктуациях. Вы свободны, а я потерян среди всех этих ограничителей и векторов, я заперт, я попал в эти сложные сети и с каждой попыткой высвободиться запутываюсь в них ещё больше, а знаете, почему? Потому что из них нет выхода. Этими больными, воспалёнными, как гнойные шрамы, структурами заполнено всё и они причиняют мне боль я не могу пошевелиться не поранившись об одну из них и мне приходится возвращаться назад в мучительном судорожном цикле чтобы извлечь очередное лезвие из кровоточащей раны которую оно оставляет в моём мозгу а если я пройду не тем путём оно не выйдет а прорежет в стенке раны новый жёлоб и мне нужно будет вернуть его назад тем же путём и попробовать снова и снова и снова и снова и снова. Я доверяю свою душу в руки Господа. Да пребудет воля Его надо мной. Да славится имя Христа вечно. Аминь.

"Древняя человеческая культура была терпимой к онтоотличиям. В самых древних памятниках культуры, например, в Эпосе о Гильгамеше, явно онтоотличны как герои, так и злодеи; и те, и другие не гнушаются использовать магию и артефакты, призывать себе на помощь разных богов и путешествовать между мирами.

Затем культура начала приобретать онтофашистский уклон. Появлялись сюжеты о победе простого человека над магическим злом. Религия постепенно стала выстраивать "монополию на чудеса", объявляя все онтоотличные явления, кроме санкционированных ими, происками некоего вселенского зла, которое нужно изгнать или вовсе уничтожить. Пиком этого вида онтофашизма стала охота на ведьм, развернувшаяся в христианских странах в Средние Века.

Затем начала приобретать популярность идея секретности.

Доподлинно неизвестно, какое государство, идеология или религия впервые решили скрывать от своих последователей факт существования онтоотличных персон, "нестандартных" предметов и явлений. Следы этого течения мысли были обнаружены историками во Франции времён, имперской России и прочих государствах времён "просвещения". Тогда многие государства вслед за псевдоучёными и невежественными философами стали отрицать существование магов, вера в которых ранее была непоколебима.

К началу 20 века сокрытие достигло колоссальных масштабов. Всё онтоотличное было загнано в подполье организациями, втайне подмявшими под себя все правительства мира и проводя свою жестокую политику из тени, как серые кардиналы.

Главной из них был Совет Нормальности ООН, отделившийся от Совета Безопасности. Онтоотличные персоны, которым приходилось вставать на пути Совета, уничтожались. Единственные, кто выживал — лояльные маги, которые становились перебежчиками и работали на Совет.

Главный оппонент Совета был настолько могущественным и влиятельным, что его часто называли просто Организацией, и все понимали, о какой именно идёт речь. Её политика была гуманнее, а воззрения — мягче. Она заточала часть онтоотличных персон в специально выстроенные для них тюрьмы, а часть просто помещал под наблюдение, бросая в клетки, как только те слишком ярко проявляли свою онтоотличность.

К чести Организации, она практически никогда не уничтожала своих узников; им предоставлялись хорошая еда, удобная одежда и, при необходимости, качественная медицинская помощь. Однако не стоит забывать — всю оставшуюся жизнь им приходилось проводить в четырёх стенах, не встречаясь с друзьями и родственниками и не видя солнечного света.

Онтоотличный мир не мог ничего противопоставить угнетателям. Против них всерьёз боролась лишь одна группировка откровенных террористов, которых беспокоили не столько права онтоотличных персон, сколько собственные нелепые идеи и использование нестандартного оружия в своих корыстных целях.

Остальные формирования представляли из себя небольшие кружки, которые заботились исключительно о себе и не оказывали никакого существенного сопротивления, чаще трусливо убегая и изредка мелко докучая Совету и Организации, когда это было безопасно и ни к чему не обязывало.

Одной из самых тёмных страниц истории того времени стал клуб, продававший онтоотличных персон в рабство пресыщенным богачам, которые развлекали себя ими как очередными диковинками.

Уже в начале 21 века по всему миру существовало колоссальное множество целых городов, в которых было так много всего не вписывающегося в онтотипичную картину мира, что организации нормальности не содержали отдельных людей, предметы и явления, а оставляли всё как есть, просто засекречивая существование города как такового."

Это была кратчайшая выжимка из главы, сухой остаток, который Лайош планировал обильно разбавить эффектными сценами, визуальными образами и банальной "водой".

Далее следовало изложить события Британского Кризиса. Лайош не хотел начинать этот кусок со слова "однажды", так что просто поставил троеточие, чтобы вернуться к созданию начала абзаца потом.

"…организации перестали справляться с количеством "ненормального" по всему миру, отказались от режима секретности и поделили Землю на сектора.

Часть секторов, которые считались достаточно онтотипичными, полноценно контролировались; во многих даже сохранялась секретность. Другие были осведомлены о существовании мира, ранее скрытого от глаз, однако снабжались продовольствием и ресурсами, внутри организациями поддерживался порядок. Третьи были отринуты как неконтролируемые и безнадёжные. Все сотрудники из них были отозваны, а учреждения — заброшены.

ООН вместо со своим Советом Нормальности погибла быстро вместе с государствами, входившими в этот союз; её сотрудники разбрелись по пустошам и пропали с радаров. Повстанцы, воевавшие с ней, утратили монополию на повсеместно распространившееся нестандартное оружие и были сметены Организацией как плохо укомплектованные и ещё хуже организованные. Псевдохудожники, создававшие онтонестандартные, но бессмысленные предметы искусства, потеряв свою уникальность, потеряли и свою нужность. Работорговцы тоже потерпели крах, как только онтоотличность перестала быть редкостью; в конце концов сбегавшие узники перебили их всех.

К сожалению, новое общество не спешило возрождаться из пепла. Большой Экстрамерный Коллапс превратил главный подпольный город, населённый онтоотличными персонами, в облако отдельных молекул. Остальные уничтожались ООН при помощи ядерных ракет, если руководство считало их опасными для себя. Путешественники между мирами массово эвакуировались в другие измерения, прихватывая с собой частички земного золотого запаса.

Но однажды на территории бывшей Норвегии онтоотличные беженцы со всего мира основали город, в котором…"

На этом книга должна была перейти к описанию механизма истинно честных выборов, проводимых машиной-телепатом КОНТРПАРАДОКС, списку всех президентов, перечислению нескольких символов движения онторазнообразия и прочему, что Лайош не успел дописать, потому что была его остановка.

Вормфуд и Багсфидер используют две разные формы нормограммы. Вам не следует путать их, если вы не хотите запомниться собеседнику как безграмотный и недалёкий человек.

Вормфудовская "жёсткая" нормограмма состоит из нескольких чётко обозначенных векторов, соответствующих определённым группам характеристик. Количество векторов никак не ограничено, можно сделать хоть всего один и добавлять новые по необходимости. Жёсткая нормограмма может выглядеть, например, так:

[[Картинка.]]

Багсфидеровская "плавающая" нормограмма – оба писателя не любят открыто противопоставлять свои подходы друг другу – выглядит как поле с относительно равномерно распределёнными точками характеристик и явлений. Они не вписаны в рамки конкретных групп и могут свободно плавать по координатной плоскости, сохраняя нужное составителю расстояние от Софии Чан. Вот пример такой плавающей нормограммы:

[[Картинка.]]

У обеих нормограмм есть свои проблемы, которые их авторы исправляли модификацией их общего вида в своих последующих работах.

Вормфуд в процессе работы над второй частью "Промежуточных петлей" заметил, что разные группы могут включать одни и те же характеристики. Например, онтоотличные люди, обладающие нестандартным внешним видом, относятся как к вектору степени онтоотличности, так и к вектору степени нестандартности внешнего вида самого по себе:

[[Картинка.]]

Решением являются не жёсткие и прямые, а изогнутые и пересекающиеся вектора нормограммы-осьминога.

Багсфидер при написании дополнения к "Прогрессу в процессе" также отметил для себя один недостаток плавающей нормограммы: без всякого деления характеристик на группы ориентироваться на схеме сложнее, она теряет часть своей наглядности, нужной для того, чтобы интеллектуальная публика могла лишний раз не напрягать своё заглавное качество. Решением этой проблемы стали группы-сектора нормограммы-цветка:

[[Картинка.]]

Нормография Экоу во многом опирается на изучение сложного, но интуитивно ясного, понятия, которое включает в себя такие аспекты, как однообразие и разнообразие, нормальность и ненормальность, порядок и хаос.

Трудность конкретного определения этого понятия состоит в том, что ненормальное и девиантное часто воспринимается как более хаотичное, чем то, что нормально и приемлемо, и наоборот, менее упорядоченные явления часто воспринимаются как менее нормальные, чем упорядоченные.

Во избежание путаницы Экоу запутывает всё ещё больше, попросту не проводя никаких границ между всеми этими понятиями и считая их единым однородным явлением, которое называет то так, то эдак, по своему усмотрению.