SCP Foundation

– О, Тоха, какие люди. Папироска будет?

Под козырьком возле входа в техникум стоял молодой русый парень высокого роста, с вытянутым лицом и носом с горбинкой – тот самый Тоха. Он курил. В ладони можно было разглядеть пачку – дешёвая «Ракета», такие можно было в любом киоске купить за 47 копеек.

Парень достал сигарету изо рта.

– А-А-А-А, БЛЯДЬ, НА-А-А-А-ХУ-У-У-УЙ! – крикнул он во всю силу своих лёгких.

На секунду он закашлялся.

Показавшийся из здания техникума парень издал смешок и ткнул Тоху в плечо. Судя по всему, внезапная реплика его никак не покоробила.

– Ну так есть? Или тоже стрельнул у кого-то?

Тоха картинно оскалился.

– Конечно есть!.. – начал он заговорщическим полушёпотом, выпучив глаза. – Шизосиги с галоперидолом, отняты у врачей-палачей!

Это было тохино амплуа, тохин любимый образ среди друзей – образ буйного пациента психбольницы. Не всерьёз, конечно. Была у него даже справка, что на учёте у психиатра он не состоит.

Оба парня засмеялись. Тоха протянул собеседнику одну сигарету из пачки. Тот молча закурил. Это был тохин друг, Лёва. Учился по той же специальности, но был на год младше.

Погода на улице была промозглая – лил противный мелкий дождь, небо заволокло тёмными тучами. Тоха убрал пачку сигарет в карман и укутался в кожаную куртку.

– У тебя ж пара щас, чо стоишь? – спросил Лёва, выдыхая дым.

– Да там этот… дед. Две пары подряд. Заёб уже.

Лёва устремил взгляд на тучи.

– Ну да… этот может…

Парни молча затянулись.

– Чо, сходим вечером к санитаркам в общагу? Ритка с третьего курса звала сегодня.

Тоха ухмыльнулся.

– Конечно. Покажем, почему не надо обижать шизов.

Собеседник подмигнул.

– «Седативные» с меня или с тебя?..

После пятой пары на горизонте уже постепенно тух ярко-оранжевый закат, отблески которого можно было разглядеть за многочисленными хрущёвками.

Тоха бросил взгляд на наручные часы. 18:34. Времени достаточно, можно всё успеть. Он несколько секунд следил за движением секундной стрелки, задумавшись.

«Полёт 17 камней». Испещрённый царапинами от песка серый корпус из хрома в форме маленького телевизора. Потёртый чёрный кожаный ремешок. Поблёскивающие позолоченные стрелки. Это были хорошие, надёжные часы. Последний подарок от отца до того момента, как он перестал быть самим собой. И лёг в психиатрическую лечебницу.

Когда-то, когда парень был ещё совсем маленьким, отец даже был любящим и участливым. Проводил с ним время, хитро улыбался из-под густых усов, рассказывая сыну очередную байку. А потом место семьи у него заняла служба. Тоха помотал головой и, нахмурившись, отвёл взгляд от часов.

«Надо будет, наконец, купить себе какие-то нормальные со стипендии. Это старьё уже на людях доставать стыдно…»

До общежития «санитарок» было полчаса на автобусе. Если делать крюк и заезжать к знакомому, у которого можно выменять заветные «Три семёрки» – минут пятьдесят. Институтского товарища Тоха ждать не стал и сразу направился в сторону трамвайных путей. На 26-ом от техникума можно было очень удобно доехать почти до квартиры знакомого с винного завода.

Мелкий дождь всё не кончался, поэтому до подземного перехода парень добежал, накинув на голову свою кожаную куртку.

Тоха отряхнул с себя капли, быстрым шагом двигаясь к раздвижным дверям метро. Привычным движением вставил жетон в турникет. Минута вниз по эскалатору.

Станция была полностью пустой. Шаги по кафелю гулким эхом отдавались под арочным сводом потолка. В ожидании поезда парень ходил между колоннами туда-сюда, иногда переключаясь на чеканный строевой шаг и прислушиваясь к возникающему эху.

Наконец, в тоннеле стали видны отблески фар. Вскоре к платформе выехал и сам состав.

За спиной Тохи раздался звук гидравлического механизма.

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция… – динамик скрипнул и зашуршал.

Парень фыркнул и взялся за поручень. Ехать было недолго, он не хотел садиться.

Недолго… Тоха задумался.

«Так, я же хотел заехать к Славику на Менделеевской… Это от шараги на 26-ом пятнадцать минут. Зачем я на метро сел? Жетон ещё потратил, блин. Надо выйти на следующей и вернуться… Кхм…»

Парень смотрел в быстро проносящуюся за окном черноту. И вдруг похолодел.

«У нас… у нас же в городе нет метро. Вообще никаких подземных коммуникаций.»

По спине пробежали мурашки. Тоха стал быстро оглядываться по сторонам.

Он ни разу в жизни не ездил на метро, поэтому не мог обнаружить в его интерьере никаких странностей, даже если они и были. Вагон как вагон. Он такие по телевизору в новостях видел, целиком забитые едущими на работу гражданами.

Парень выдохнул. Ладони вспотели.

«Это какой-то сон. После «Трёх топоров» срубило. Точно. Просто сами посиделки из памяти выпали. Надо как-то проснуться. Это жутковато. Главное не начать ссать, как бы ни хотелось. Ссать во сне – это ловушка.»

Тоха сильно ущипнул себя за запястье. Зашипел. Больно.

«Не работает… Надо что-то сильнее?»

Страх обволакивал парня всё больше. Он пытался отгонять от себя мысли, что происходящее сейчас – не сон или галлюцинация. Образ шизофреника – это просто образ, фарс. Быть им в реальности, как считал Тоха, до ужаса страшно. А у внезапно появившегося в городе метро рациональных объяснения было всего два – временное или постоянное помутнение сознания.

Парень ударился головой о дверные створки. Не очень сильно, но лоб заныл.

Наваждение всё не проходило. В сознании роились всё более пугающие мысли. Что, если он сейчас в палате для буйных, под препаратами? И этот несуществующий поезд – проделки его воспалённого сознания, отрезанного от всех остальных чувств?

«Нет-нет-нет-нет, сука, я не хочу закончить как батя! Это просто сон! Или пьяный угар!»

Ещё раз ударился, сильнее. Закусил губу от резкой боли. Снова ничего.

Тоха сдался и ещё раз оглядел вагон.

Судя по ощущениям, вагон ехал не строго прямо, а периодически сворачивал то в одну, то в другую сторону – вагоны то и дело наклонялись и тряслись. Но в окнах виднелась лишь сплошная чернота – ничего нельзя было разглядеть, даже кабелей на стенах тоннеля или элементов инфраструктуры путей.

«А в тоннеле ли я вообще?..»

Тоха осторожно прошёлся по вагону, осматриваясь. Он, наконец, обратил внимание на ещё одну странность.

Весь интерьер был как будто стерильным. Абсолютно чистая и ровная обивка на сиденьях, чистые блестящие поручни без жирных следов от рук, такие же чистые двери. Не было даже пыли или грязи на полу, кроме той, которую парень принёс на своих ботинках. В этом вагоне как будто никто никогда не ездил.

Тохе стало ещё более не по себе. Он сглотнул.

Ещё настораживало то, что в пути парень был уже как минимум десять минут. Слишком долго. Интервал появления поездов на станциях метро, как он знал, был меньше. Он должен был куда-то приехать… Но движение всё не прекращалось. И, кажется, даже не замедлялось.

Возле двери Тоха разглядел интерком для связи с машинистом, на котором мигала красная лампочка.

«Может… попробовать?..»

Парень подошёл вплотную к устройству. Несколько секунд колебался. Всё же нажал на кнопку.

Из динамика раздался оглушительный скрежет. Тоха отшатнулся, схватившись за уши.

Скрежет сменился щелчками и стуками, которые через несколько секунд прекратились. Раздалось шуршание помех и покашливание.

– …в целях вашей безопасности, пожалуйста, держитесь за поручни…

Динамик снова зашипел и замолчал.

Лампочка на интеркоме погасла. Изо всех окон вдруг начал литься нестерпимо яркий белый свет. Тоха зажмурился и вскрикнул, постаравшись прикрыть глаза руками.

Поезд ускорился. Сохранять равновесие, не держась за поручни, становилось всё труднее, но парень с закрытыми глазами не мог их нащупать. Вагон тряхнуло. Тоха упал, больно приложившись копчиком о пол. Он зашипел, схватившись за ушибленное место.

Поезд, казалось, непрерывно ускорялся. Парень осмелился открыть глаза. Из окон всё ещё бил яркий свет, но с пола можно было разглядеть хотя бы пространство перед собой. Тоха пополз вперёд, к межвагонной двери. Состав трясло всё сильнее. Не сумев подняться, даже опираясь на поручень, парень забился в угол возле двери.

Свет резко погас. Тоха зажмурился. Вагоны погрузились в полумрак. Интенсивнее застучали по шпалам колёса.

А через несколько секунд парень почувствовал, что под его вагоном больше ничего нет. Только пустота. Состав накренился. Тоха взмыл над полом. Перестук колёс прекратился. Поезд был в свободном падении.

Парень закричал и начал дёргать руками, стараясь зацепиться за поручень. Но вместо этого всё отдалялся от межвагонной двери, которая теперь была для него полом.

Интерком возле дверей вдруг снова ожил. В тишине раздалось шуршание.

– Психиатрическая лечебница имени Колотева.

Тоха вздрогнул. «Колотев» – это была его фамилия.

– Осторожно, двери открываются.

Интерком снова зашуршал и затих.

А ближайшая к парню двойная вагонная дверь со скрипом разъехалась. Из неё бил яркий свет, снова заставивший парня прикрыть глаза рукой.

Он буквально нутром чувствовал, что падать вагону оставалось недолго. Чувство было иррациональным, Тоха никак не мог объяснить свою уверенность… И из-за этого боялся ещё больше.

Сипло дыша и барахтаясь в воздухе, он лихорадочно карабкался к двери, хватаясь за ближайшие поручни. Всего пара метров…

Зашипел интерком.

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…

Оглушительный треск резанул по барабанным перепонкам. Интерком начал дымиться. Лампочка над дверями несколько раз мигнула. Створки начали медленно сходиться.

Тоха выпучил глаза, издав что-то похожее на писк. Надо было успеть. Осталось же совсем чуть-чуть… Чуть-чуть!

Схватившись за ближайший к двери вертикальный поручень, парень с усилием прокрутился на нём и оттолкнулся, солдатиком летя в сторону двери. Вспышка. Казалось, створки сомкнулись как только он целиком прошёл через дверь, лязгнув и обдав затылок парня холодным воздухом.

Тоха упал на спину, раздался хруст бетонной крошки. Затылка коснулось что-то холодное. Парень засипел.

Судя по всему, он всё-таки был жив. Только лицо саднило. Несколько секунд Тоха боялся открыть глаза, но всё же это сделал.

Перед ним были не раздвижные двери вагона, а массивная металлическая бункерная дверь, чем-то напоминавшая вход в бомбоубежище. Парень уловил гнилую вонь.

«Что за… господи…»

На гермозатворе были заметные следы ржавчины. И наполовину выцветшая красная печать строгим шрифтом без засечек: «Запечатано до 2387 года». А выше ещё одна: «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ».

Тоха тяжело дышал. Он поднял руки, чтобы ощупать лоб, но остановился на полпути. Его ладони были в запёкшейся крови.

Парень развернулся. Теперь он был не в поезде, а в маленькой кубической бетонной комнате с голыми стенами, по одной из которых под углом проходила ржавая труба. Слишком высоко, чтобы до неё достать. Раз в несколько секунд с неё падали капли грязной воды. В одном из углов комнаты уже образовалась мутно-коричневая лужа.

А прямо за спиной… прямо за спиной у Тохи лежал полуразложившийся обезображенный труп. Судя по всему – человека. Из одежды рядом лежал только грязный и заляпанный кровью рваный ватник.

Парень в ужасе схватился за рот, но тут же одёрнул руки, вспомнив, что они в запёкшейся крови.

«Нет-нет-нет, пожалуйста, умоляю, это всё ещё сон, галлюцинация, это всё не может… не может…»

Под ногами парень разглядел, судя по всему, то, что было орудием убийства. Ржавый кусок арматуры, практически целиком покрытый кровью и какими-то присохшими ошмётками.

Тоху вывернуло наизнанку. Он упал на колени, стараясь не касаться руками лужи рвоты, и с минуту переводил дыхание. По щекам потекли слёзы. Он лёг на спину, прислонившись затылком к холодному бетону.

Перед глазами был высокий бетонный потолок, в центре которого была длинная мерцающая лампа, окружённая насквозь проржавевшей защитной сеткой. А рядом была выведенная чем-то красным надпись печатными буквами: «ТЕБЯ НЕ ДОЛЖНО ЗДЕСЬ БЫТЬ. ЛЖЕЦ.»

Тохе показалось, что он оказался в бетонном гробу. Сердце бешено стучалось и не хотело останавливаться, по вискам начинали стекать капли пота. Всё происходящее было похоже на горячечный бред, который никак не хотел проходить.

«Нет, нет, это всё не реально. Я просто в одиночной палате. Моё сознание так её дорисовывает. Это не бетон, а мягкие стены. Мне просто забыли ввести успокоительное…»

Парень глубоко вдохнул и приподнялся.

«Этого просто не может быть. Не может… Как я сюда попал? Через дверь?..»

Гермозатвор выглядел надёжно запертым. В его центре торчал остаток выломанного крепления от вентиля, которым, видимо, гидравлические механизмы и приводились в движение.

Преодолевая брезгливость, парень поднял с земли окровавленный кусок арматуры. В отсутствие других вариантов он хотел попробовать расковырять дверь.

Но всего спустя минуту он понял, что ему никак к ней не подступиться. Некуда засунуть арматуру, никак не использовать её в качестве рычага. Дверь была закрыта намертво, механизмы не поддавались.

Удар арматурой в стык между стеной и дверью. Ещё удар. Ещё. Тоха захныкал. Удар. Удар. Удар. Парень стиснул зубы. Изо рта вырвалось хриплое сипение.

Через минуту он сполз по стене, выронив погнутую арматуру. И зарыдал, схватившись за голову. Другого выхода из комнаты не было. Утирая слёзы, Тоха, сам того не замечая, размазывал по лицу кровь и грязь с испачканных рук. Волосы в местах, где он держался за голову, начинали бурыми сосульками падать на лоб.

Слёзы затуманивали взгляд и не давали сфокусироваться. Но за что-то на краю поля зрения глаз всё же зацепился, когда Тоха поднял взгляд. Ему показалось, что возле возле выпотрошенного матраца появилось какое-то тёмное пятно. На несколько секунд он перестал всхлипывать и проморгался. Снова взглянул в ту сторону. Никакого пятна, только голая бетонная стена. Показалось…

Вдруг раздался стук. Быстрый, одиночный, но чётко различимый. Стук по металлу. Парень вздрогнул и поднял взгляд.

Звук был справа. Как раз со стороны гермодвери. Тоха очень тихо поднялся.

Ещё один стук. Сильнее. Парень, всё так же стараясь не издавать лишних звуков, поднял с пола погнутую арматуру.

Оглушительный и резкий удар заставил Тоху вскрикнуть от неожиданности. Ещё один удар. И ещё. Теперь они стали раздаваться каждую секунду. Стена, в которой находилась дверь, ощутимо задрожала.

«Твою мать, твою мать, что я наделал?!»

По лбу парня начал стекать холодный пот. Он мелко дрожал, лихорадочно оглядываясь и сжимая мёртвой хваткой арматуру. Тоха понятия не имел, что по ту сторону двери. Но он точно не хотел с этим встречаться.

Его окутал страх, затуманивающий взгляд и не дающий ясно думать. Парня как будто парализовало.

Он несколько раз моргнул. Снова показалось, что возле матраца какое-то тёмное пятно. Бросил в ту сторону взгляд.

Возле матраца была вентиляционная решётка. Парень мог поклясться, что всё это время её там не было.

Тоха снова моргнул. Решётка пропала. Возле матраца снова была ничем не примечательная голая стена.

Тоха всё ещё тяжело дышал. Стук в двери продолжался, казалось, с ещё большей силой. С ужасом парень заметил, что казавшаяся неприступной бункерная дверь постепенно выгибалась под ударами… нечто на другой стороне.

Тоха побежал в сторону матраца. Он присел на корточки. Попытался извлечь решётку голыми руками. Чуть не сорвал ноготь. Выругался. Моргнул. Ещё дважды.

Поддеть решётку краем арматуры не составило труда, даже несмотря на дрожащие руки. Затем потянуть противоположный конец на себя, используя его в качестве рычага… Проржавевшая решётка упала на пол. В нос ударил затхлый воздух. В стене теперь был виден узкий и абсолютно тёмный запылённый проход.

Тоха ещё раз огляделся. Других вариантов покинуть комнату не было. Поморгал для гарантии – может быть, где-то появится более удобная дверь? Это ведь должно так работать?

Но ничего не поменялось. Из комнаты, судя по всему, был единственный выход – тёмная шахта, не ясно куда ведущая.

Резкие удары в гермодверь, сотрясавшие всю комнату, заставляли думать быстрее.

«Значит… Когда я моргаю, шахта исчезает и возвращается в изначальном состоянии. Если я туда полезу, мне нельзя моргать…» – парень сглотнул, – «…иначе или исчезну, или… Застряну в бетонной стене.»

Тоху передёрнуло. Он ещё несколько раз моргнул. Почесал глаза. И снова просунул кусок арматуры в отверстие между решёткой и стеной. Скрип. Звук удара. Парень упал на пол и, не закрывая глаз, пролез в вентиляционную шахту

Затхлый воздух заставлял скривиться, пыль резала глаза, но Тоха помнил, что моргать нельзя ни в коем случае. Каждое движение отдавалось гулким эхом по тонкому металлу, из которого была сделана облицовка шахты.

Кусок арматуры парень волочил перед собой – мало ли, что ещё придётся ломать. Возможно – решётку на другой стороне. Он очень надеялся, что «та сторона» была близко. И что она вообще была.

Пыль резала глаза и забивалась в нос. Тоха чуть было не чихнул, но вспомнил, что при чихании человек непроизвольно закрывает глаза. Пришлось сдерживаться, пережав нос. Что-то внутри ушей заболело. Глаза заслезились.

Парень уже не мог ничего разобрать в темноте, проход в худо-бедно освещённый бетонный гроб скрылся несколько поворотов назад. Впереди была только вонючая пыльная тьма, в которой приходилось ориентироваться наощупь. Зато удары в гермодверь было больше не слышно.

Глаза болели всё сильнее. Нестерпимым было желание моргнуть. Тоха стиснул зубы. По щекам снова начали стекать слёзы.

Стенки шахты как будто сдавливали его со всех сторон. Парень никогда не был клаустрофобом, но в тёмном замкнутом пространстве он чувствовал себя всё хуже и хуже. Перед глазами было только его тело, вмурованное в бетон.

Шахта всё не кончалась. Не было видно вообще ничего. Тоха отчётливо понимал, что обратно он уже вернуться не сможет. Глаза не выдержат и закроются. Оставалось надеяться, что впереди выход всё же есть. Желательно не в такой же бетонный склеп.

Каждое движение поднимало тучи пыли. Парень закашлялся, но глаза не прикрыл. Боль по краям век становилась невыносимой.

Ещё один поворот. Впереди забрезжили… лучи света? Холодного, синеватого света. Выход. Хоть куда-то. Можно будет, наконец, закрыть глаза.

Последний рывок. Не моргнуть. Не поддаться…

Удар арматурой. Неловкий, едва ли даже в полсилы. В шахте было не развернуться. Решетка скрипнула.

Ещё удар. С неё осыпалось несколько хлопьев ржавчины. Ещё. Она, наконец, поддалась и выпала вперёд. Парень, быстро перебирая конечностями, снова пополз.

Наконец, он по пояс высунулся из шахты. Из-за слёз и затуманивания взгляда он не мог разглядеть перед собой ничего, кроме ярких световых пятен. Но он знал, что моргать ещё рано. Нужно было вылезти из шахты полностью.

Тоха, наконец, выкатился вперёд и рухнул на пол. Щекой он ощутил что-то гладкое и холодное. Он начал неистово моргать и попытался тыльной стороной ладони смахнуть с глаз слёзы.

Несколько секунд парень пытался отдышаться, моргая и сплёвывая набившийся в рот песок. Когда взгляд сфокусировался, он смог оглядеться.

Никакой вентиляционной шахты рядом не было. Тоха ещё несколько раз моргнул. Ничего не изменилось. Путь назад, судя по всему, был отрезан.

Парень оказался в каком-то полутёмном коридоре, освещаемом лишь мерцающим светом длинных ламп под потолком. Пол в коридоре был облицован пыльной белой плиткой, голые стены были выкрашены в светло-жёлтый. Тоха, прищурившись, посмотрел вперёд, но конца коридора не было видно, он выглядел бесконечным (или, по крайней мере, очень длинным). Обернулся. Снова прищурился. То же самое. У коридора, казалось, не было ни конца, ни края в любом из направлений.

Парень осторожно пошёл вперёд. На пути то и дело встречалась сломанная мебель или медицинский инвентарь: развалившаяся тумба, погнутая инвалидная коляска, скрученная стойка для капельницы, перевёрнутая панцирная кровать… Двигаться в заваленном хламом коридоре приходилось медленно.

От скуки Тоха бросил взгляд на наручные часы. Казалось, грязь и пыль, через которые он совсем недавно пробирался, их совсем не тронули. Ни новой царапинки, ни грязного развода. Но стрелки больше не двигались. Парень несколько раз щёлкнул по корпусу пальцами. Покрутил заводную головку. Ничего. Кажется, даже такой надёжный механизм всё-таки сдался. Пережил все тяготы афганской пустыни, но не пребывание во владении кошмаров. Тоха вздохнул и зашагал быстрее.

Раз в несколько метров с каждой стороны встречались потёртые деревянные двери с вырванными табличками. Тоха подошёл к одной из них и попытался потянуть ручку на себя. Заперто. Попробовал то же самое с соседней, дёрнул ручку сильнее. И эта дверь оказалась заперта. Как и ещё несколько дальше по ходу движения. Парень решил больше не тратить силы зря.

В коридоре стояла абсолютная тишина, нарушаемая только тихим жужжанием ламп под потолком. Тишина давила, вызывала тревогу своей неестественностью. Сломанной мебели и мусора на пути становилось всё меньше, но коридор всё не кончался. Тохе казалось, что он прошёл уже несколько километров. Однообразие окружения и постепенное исчезновение мебели на пути вызывали тревогу.

Однако спустя всего несколько минут парень услышал далеко впереди какое-то копошение. Было невозможно разобрать, что именно это были за звуки, но Тоха ясно понял, что тишина перестала быть давящей. Дальше по коридору было какое-то движение.

Парень ускорился.

«Может быть, там есть ещё кто-нибудь… Кто знает, что здесь творится. И как отсюда выбраться. Твою мать, куда я попал…»

Подходя всё ближе, Тоха увидел, что одна из дверей впереди открыта. Из неё в коридор падал такой же холодный мерцающий свет, как от потолочных ламп. Звуки копошения усилились, но к ним добавились… кажется, стоны? И неразборчивые реплики…

«Кто-то ранен?..»

До двери осталось всего несколько метров. Парень замер.

Из комнаты слышались сдавленные хрипы и копошение. Последнее было похоже на цокот множества когтей или лапок по металлу.

– Ты всё ещё можешь чувствовать боль?

Тоха вздрогнул. Голос был женский. И как будто… искусственный. Ровный, безэмоциональный. Не живой.

– Просто интересно.

Послышалось несколько щелчков. Шипение. Стоны неизвестного мужчины стали громче.

Парень начал двигаться к двери на цыпочках.

Женщина стала насвистывать какую-то простую мелодию, перемежаемую шипением и кликаньем. Как будто это был не человеческий голос, а запись с приёмника. Мужчина где-то в комнате снова захрипел.

– Ну что, малыш, как тебе твой новый набор ногтей? Старые мне всё равно не нравились…

Затаив дыхание, Тоха выглянул из-за дверного косяка.

За дверью была ещё одна комната с голыми бетонными стенами, только в центре этой была грубо вырубленная яма, огороженная проржавевшими поручнями. Под потолком были неизменные тусклые лампы.

Примерно в десяти метрах от входа, возле ржавых поручней, спиной к Тохе стояла… девушка. В ярко-розовом платье до колен, чешках и с двумя тёмно-каштановыми хвостиками, каждый из которых был завязан резинкой с пластиковой мордочкой кота на ней.

А в яме… К горлу парня снова подкатил ком. Губы невольно задрожали.

В яме был… полностью обнажённый обезображенный мужчина. Тоха сначала решил, что это труп, но тот пошевелился и хрипло застонал. У мужчины вместо обоих рук были гнилые окровавленные культи, с которых продолжала изредка капать кровь. Кусок челюсти был вырван с мясом, один глаз вытек. Пальцы на ногах посинели и вздулись, на остальном теле были кровоподтёки, разрезы, укусы… Это был едва живой кусок фарша.

Кусок фарша, окружённый и облепленный огромными жирными тараканами. Их были сотни, если не тысячи, они сновали по яме, по телу мужчины, копошились у его ран… Парня чуть не начало тошнить. Именно эти полчища тараканов он слышал, их копошение эхом разносилось по полупустому коридору. У Тохи перехватило дыхание.

Девушка наклонила голову, глядя на калеку в яме. Она несколько раз щёлкнула.

– Не-е-ет, даже с новыми ногтями ты мне не нравишься, солнышко. Пора привести тебя порядок…

Она хихикнула и подняла руки, странно, неестественно выкручивая пальцы.

Тараканы в яме пришли в движение. Они начали собираться в огромную организованную группу… И облепливать мужчину в яме. Он задёргался и начал мычать.

На лице Тохи застыло отвращение. Губы снова задёргались. Но он был не в силах отвести взгляд.

Продолжая выкручивать пальцы, девушка… издала очень странный, низкий писк. Он был похож на ультразвук. У парня заложило уши. Он был абсолютно уверен, что обычный человек физически не способен издать что-то подобное. Обычный человек.

Со стороны ямы раздались чавканье и писк. Облепленный тараканами мужчина как будто… начал подниматься. Из-под рядов тараканов начали пробиваться лучи ярко-красного цвета. Казалось, что калека светился изнутри.

Через несколько секунд Тоха понял, что тот не поднимается. Он начинает парить в воздухе, в нескольких сантиметрах от земли.

Девушка снова издала ультразвуковой писк. Яма вспыхнула ярко-красным светом. Парень зажмурился.

Когда он открыл глаза, девушка снова стояла возле поручней. В яме же было заметно привычное тараканье копошение.

Тоха сделал несколько осторожных шагов вперёд. Из-за косяка ему не было видно, что случилось с калекой в яме. Любопытство возобладало в парне над чувством страха.

Он остановился, широко распахнув глаза.

Узник на дне ямы преобразился. На нём больше не было ран, укусов и ссадин, внешне он стал выглядеть здоровым… за исключением рук, которые всё ещё были культями, пусть и аккуратно зарубцевавшимися. А ещё на нём были потёртые куртка и штаны цвета хаки, надетые, судя по всему, на голое тело. Тоха такие видел не раз – «афганку» не узнать было трудно.

Мужчина неразборчиво засипел. А затем закричал, заставив парня вздрогнуть:

– Я заслужил! Я заслужил! Я их всех убил! Я должен здесь быть!

Тоха сбивчиво выдохнул. Женщина возле ямы несколько раз хихикнул.

– Прости, милый, твои руки мне всё ещё не нравятся, – девушка снова механически щёлкнула, – ты же не против побыть без них, правда? Особенно учитывая, что эти руки сделали…

Мужчина снова задёргался.

– Я заслужил! Я должен страдать! Как они страдали! Я заслужил!

Тоха остро ощутил дежавю. Это поведение больного человека, очень сильно больного. В соседней с отцом палате лежал такой – мазохист с реактивным неврозом. Всё просил санитарок осудить его, расстрелять, повесить… Кричал, что виновен и заслуживает наказания. Когда-то отец сам этого больного навещал, то был его сослуживец… А потом навещать пришлось уже отца.

«Девушка» хихикнула и послала в яму воздушный поцелуй.

– Чтобы ещё с тобой сделать, любимый? – парень понял, на что были похожи щелчки. На звуковые дефекты зажёванной кассеты. – М-м-м…

«Девушка» подняла руку в подбородку, задумавшись.

– А! Может быть, снова содрать с тебя кожу? А?

Она захлопала в ладоши и начала притопывать на месте.

– Мне та-а-ак понравилось, как ты кричал… прошлые семнадцать раз.

Тоха не мог пошевелиться. Кусок арматуры выскальзывал из его вспотевшей руки. Он понимал, что нужно уходить, уходить как можно быстрее… Но не мог заставить своё тело слушаться.

– Не переживай… я снимаю кожу со всех своих молодых людей. Это весело!

С грохотом кусок арматуры рухнул на кафельный пол. Парень в страхе сделал резкий вдох и быстро поднял его, сделав затем шаг назад.

Неестественным, изломанным движением «девушка» повернула голову назад. Несколько секунд она смотрела на Тоху. Её мимика… Казалось, вместо мышц лица у неё были нитки или система гидравлических механизмов. Она оскалилась и повернулась к парню всем телом.

– Какой милый мальчик…

Голос «девушки» стал более вкрадчивым. Тоха замер, широко распахнув глаза и до побеления костяшек сжимая арматуру.

– Я думаю, у тебя тоже достаточно скелетов в шкафу… Но ты же будешь вести себя хорошо, правда? Хорошие мальчики заслуживают вознаграждение…

Она сделала несколько шагов вперёд. Тоха хотел отшатнуться, но не мог пошевелиться. Что-то держало его на месте. И это был уже не страх.

– Иди к мамочке…

На негнущихся ногах парень сделал шаг вперёд. Что-то как будто сдавливало ему череп. По лбу стекла капля холодного пота.

– Не переживай по поводу него… – неестественно выгнув руку, «девушка» указала на яму позади себя и оскалилась, – Никто не заставлял его кидать ту гранату… он всё заслужил…

Тоха снова до боли закусил губу. Нельзя. Нельзя. Надо бороться… Он застонал, но ещё один шаг не сделал. Голову словно сжали в тисках.

– С тобой всё будет по-другому… – голос «девушки» снова на секунду стал скрипучим, – не бойся… ты же умничка…

Волевым усилием парень отступил на шаг. Наваждение начало рассеиваться. Кукла приближалась.

– Хватит!.. – в её голосе послышались резкие, угрожающие нотки, – Плохой мальчик. Ты должен меня слушаться. Иди сюда…

Тоха стиснул зубы и до побеления костяшек сжал арматуру. К нему возвращался контроль над собственным телом. В ужасе он попятился.

«Девушка» наклонила голову и оскалилась. Она опустила руки.

– К ноге!

Голова раскалывалась. Содержимое черепной коробки парня как будто пульсировало. Он согнулся, стиснув зубы.

«Нгх… Н-нужно… Соп-противляться…»

Кукла была всё ближе. Голова… Тоха закричал. Он из-за всех сил старался выдавить из сознания команды, переключаясь с одной мысли на другую и стараясь не терять над телом контроль…

«Девушка» уже стояла к нему вплотную. Тоха видел перед собой тонкие ноги в розовых чешках. И копошащихся на полу редких тараканов.

Головная боль стала легче. Парень почувствовал, что тело слушается его лучше.

– Умничка… Всё правильно…

Тоха зарычал и резким движением дёрнул вверх руку с арматурой. Что-то хрустнуло и заскрипело. Перед глазами вспыхнул сноп искр. Раздался невыносимо громкий скрежещущий крик.

Давление на череп резко прекратилось. «Девушка» попятилась, держась за лицо. Из-под её ладоней то и дело выскакивали искры.

– Очень плохой мальчик… Ты должен быть наказан!

Она завизжала с мерзким металлическим скрежетом.

– ТЫ БУДЕШЬ ГНИТЬ В ЭТОЙ ЯМЕ, ПОКА НЕ ПОЙМЁШЬ, ЧТО ДОЛЖЕН БЕСПРЕКОСЛОВНО СЛУШАТЬСЯ ХОЗЯЙКУ!

Тоха зажал уши.

«Девушка» резко вскинула правую руку и снова запищала в ультразвуке. Тараканы в яме пришли в движение.

Застывший парень наблюдал, как они формируют единый широкий поток… И быстро выползают из ямы, направляясь прямо к нему, цокая по кафельному полу и перебирая крылышками.

«Девушка» сделала ещё несколько неуклюжих шагов. Тараканы с оглушительным жужжанием поднялись в воздух.

Тоха завизжал и бросился в коридор. За спиной он слышал только несмолкающие жужжание и цоканье. Рой тараканов приближался. А с ним – и мерзкая кукла.

Парень продолжал кричать и плакать, почти прыжками двигаясь по коридору. Тоха не хотел превращаться в ещё одного калеку на дне ямы. Его разум не выдерживал. Это не могло быть реально. Не могло. Почему так плохо? Почему это не кончается? Почему?!

Под его ботинками хрустели старые шприцы, шуршали обрывки ткани, скрипел мусор. Но все эти звуки почти невозможно было расслышать за жужжанием сотен крыльев и рваными выкриками чудовища, что его преследовало. Казалось, они не отставали.

К своему ужасу? Тоха не узнал коридор впереди. Мусора, казалось, стало гораздо больше – впереди маячили целые кучи обломков мебели, арматуры, медицинского инвентаря. Они поднимались практически до самого потолка, оставляя лишь узкий проход, в который едва мог протиснуться взрослый человек.

Парень обернулся. Кукла с роем тараканов пока сильно отставали… Но продолжали неумолимо двигаться вперёд. Тоха ринулся в проход, стараясь ни за что не цепляться и двигаться между завалами мусора как можно быстрее.

Но это с каждым шагом становилось всё труднее. Боль пронзила правое плечо. Неудачно торчавшая иголка от шприца.

«Чёрт, чёрт… Надеюсь, я не подхвачу тут что-нибудь…»

Впрочем, в то, что мусор вокруг стерильный, Тоха очень сомневался.

Указательный палец на левой руке. Парень тут же его одёрнул и зашипел. Торчащий из кучи осколок стекла. На пол упало несколько капель крови.

Звон тараканьих крыльев приближался. Как и стук шагов куклы. Тоха тяжело дышал.

Левое плечо. Снова погнутая игла от шприца. Парень зарычал. И поймал себя на странном чувстве, которому затруднялся дать описание. Он медленно отвёл плечо.

Запястье. Торчащий кусок арматуры. Парень задрожал. Но не от сильной боли. Он чувствовал себя странно.

– Иди к мамочке! – скрипучий голос, казалось, был метрах в десяти позади.

Тоха вскрикнул и постарался ускориться. Кучи всё не кончались. Парень выдохнул сквозь зубы.

Щека. Торчащий из обломка какого-то прибора гвоздь. Парень закусил губу… Ему хотелось замедлиться. Уколоть себя чем-нибудь ещё. Сильнее.

Он сглотнул. Резкая боль в щиколотке. Тоха застонал. Вздрогнул. Схватился за рот. Резко убрал руки, вспомнив, что они в грязи и крови. Он не хотел оборачиваться и знать, что его снова проткнуло, лишь ускорил шаг. С ним происходило что-то странное. Ненормальное…

Тараканы были всё ближе. Он слышал цоканье лапок по металлу, дереву, стеклу. Но страх, казалось, отошёл на второй план. Тоха хотел перестать бежать. Уколы и порезы были… приятными.

Парень до крови закусил губу и потряс головой. Он практически остановился. Колени дрожали. Нельзя останавливаться… Нельзя…

Он почувствовал какое-то движение на плече. Резко обернулся. Несколько тараканов, агрессивно жужжа, ползли по заляпанной клоками пыли кожаной куртке. А кукла… Кукла медленно появилась из-за облепленной тараканами кучи всего в нескольких метрах позади.

Тоха завизжал. Наваждение ослабло. Он боялся, что новые уколы снова поместят его в мазохистскую апатию… Поэтому начал обламывать куском арматуры все торчащие из куч острые предметы. Он практически бежал, размахивая импровизированным оружием и стараясь «пробить» себе дорогу вперёд.

Кучи, наконец, кончились. Тоха тяжело дышал, всё ещё зудели места недавних порезов.

Кукла с ордой тараканов были всё ещё на хвосте… Но сил снова оторваться от преследования парень в себе не чувствовал. Он понимал, что совсем скоро он рухнет от усталости. И скорее всего, больше не встанет. Адреналин долго подпитывал его, но ресурсы организма не бесконечны. Как Тоха жалел сейчас, что регулярно прогуливал пары физкультуры и так и не бросил курить.

Парень огляделся, стараясь найти какую-то спасительную соломинку, какие-то пути отхода… Но вокруг был лишь пустой коридор. И бесконечные запертые двери. Тоха взвесил арматурину в руке.

«Нет… Надо попробовать. Я всё равно скоро рухну от усталости. Других вариантов нет, я так не отобьюсь.»
Дёрнул ручку ближайшей двери. Заперто. Начал дёргать сильнее… И ощутил, как будто кто-то придерживает ручку с другой стороны, опираясь на дверь.

«Это опять наваждение! Не может здесь никого быть! Твою мать…»

Он быстро прислонился ухом к двери. Виски заболели и в глазах начало темнеть. Но он, кажется, что-то слышал с той стороны. Шуршание. Шёпот. Плач?

Острым краем арматуры Тоха ударил в зазор между косяком и дверью, где должен был быть засов. Давление на виски усилилось. Жужжание за спиной парня становилось громче.

Ещё несколько быстрых, сильных ударов. И так выдохшемуся парню они давались с трудом. Замок захрустел и подался вперёд, выламывая старое дерево вокруг себя.

Как будто эхом в голове Тохи раздался голос. Он был гудящим, отдавался гулким эхом, но казался очень знакомым…

– Стой! – резкий окрик заставил парня вздрогнуть. – Мы мимо не прошли? Сраный хлорпикрин, никаких ориентиров дальше собственной руки!

…слишком знакомым.

«Отец?..»

В сознании раздался звук, похожий на дёрганье двери.

– Точно тут! Дверь заложена, смотри, с той стороны что-то держит! – другой голос был тоже смутно знакомым, но в сравнение с первым не шёл. – Помоги выломать, Антоха!

Щелчок предохранителя.

– Помни, какое правило по поводу занятых моджахедами домов. Сначала граната – потом ты.

Тоха просунул арматуру и попытался открыть ей дверь, как рычагом. Раздался хруст древесины. Дверь распахнулась. Звук как будто эхом отозвался в его сознании.

Боль в висках стала нестерпимой. В голове раздался глухой взрыв.

Из дверного проёма впереди бил нестерпимо яркий свет, не позволявший рассмотреть что-то впереди. Под ногами начали мельтешить тараканы. Нужно было сделать шаг…

В сознании раздался усиленный эхом отчаянный крик, как будто постепенно удалявшийся. Перед глазами начали одна за другой мелькать картинки, словно слайд-шоу. Залитый кровью глиняный пол. Чья-то тонкая оторванная рука. Испещрённое осколками женское тело. Задыхающийся в конвульсиях смуглый мальчик.

Тоха шагнул в дверной проём. Писк в ушах. Вспышка. Жужжание над ухом смолкло.

Измождённый парень опустился на пол, опираясь ладонями на пыльный ковёр. Он тяжело сипел и жадно глотал ртом воздух. Сердце, казалось, готово было выскочить из груди. Тоха не помнил, сколько так просидел до того момента, когда, наконец, нашёл в себе силы, чтобы хотя бы поднять голову.

Коридор, в котором парень оказался, сильно отличался от предыдущего. На стенах были потёртые запылённые обои с причудливыми узорами в восточном стиле, под потолком – тусклые желтоватые лампы. Коридор был на редкость безжизненным. Ни кусочка мусора, ни одного предмета мебели – только толстый слой пыли на полу. И никого живого. Полная тишина.

Лицо парня обдал горячий ветер откуда-то с другого конца коридора. Закружилась потревоженная пыль. Тоха прикрыл глаза и закашлялся.

А когда открыл их, пыль уже осела. Впереди, всего в нескольких десятках метров, виднелась открытая боковая дверь. Парень точно помнил, что только что её там не было. Он замешкался, переминаясь с ноги на ногу… Но других вариантов продолжения пути было не особенно много. Тоха осторожно зашагал вперёд.

За дверью оказалось помещение какого-то бюро. Больше всего оно напоминало бухгалтерию – массивный письменный стол с кипами бумаг в центре, несколько заполненных документами шкафов… И толстый слой пыли на всём, что было в помещении. Вообще на всём.

На полу, на шкафах, на рабочем столе, на окне (сквозь него из-за толстого слоя пыли вообще ничего невозможно было разглядеть), на посеревшем умирающем фикусе на подоконнике…

За рабочим столом сидел жилистый лысеющий мужчина среднего роста в потёртом кителе цвета хаки. Он точно так же был покрыт толстым слоем пыли и немигающим взглядом смотрел на какую-то стопку листов, которую держал в руках. Стоявшего в дверях парня он не замечал или игнорировал.

Тохе стало жутко. Мужчина скорее походил не на живого человека, а на ещё один элемент мебели, восковую фигуру, добавленную в центр экспозиции для создания антуража.

Хотя парень отлично понимал, что это не фигура, он сомневался и в том, что это обычный, живой человек. Живые люди обычно не могут сидеть без движения так долго, чтобы покрыться пылью.

Тоха несмело постучал костяшками по косяку двери.

– Кхм… Здравствуйте? Скажите, пожалуйста, вы не знаете, где тут выход? Я, кажется, немного… заблудился.

Пару мгновений мужчина оставался недвижим. А затем его глазные яблоки повернулись к парню. Только глазные яблоки, больше ни один его мускул не дрогнул. Зато от такого зрелища вздрогнул Тоха.

Мужчина, всё так же не шевелясь, издевательски усмехнулся, не сводя с него взгляда.

Парень вдруг разозлился. Вокруг творится какая-то сраная чертовщина, опасности на каждом шагу, а это запылённое чучело смеётся! Тоха скрипнул зубами.

– Что тут смешного, а? Скажи, я тоже посмеюсь. Сволочь лысая!

– Заблуди-и-и-ился…

Мужчина засмеялся, издевательски ухмыльнувшись. Парень услышал явственный тихий треск.

– Мои ребята тоже тогда заблудились…

Злость сменилась испугом. От губ мужчины по его лицу расходились тёмные трещины, пока он продолжал тихо смеяться. Несколько крупных кусков кожи отшелушились с его щёк и губ, обнажив сероватое мясо и жир под ними.

Тоха попятился. Резкий стук. Затылком парень ощутил волну тёплого воздуха. Обернулся. Дверь за его спиной захлопнулась.

Мужчина за столом засмеялся ещё громче. Его кожа начала отслаиваться целыми кусками и опускаться на стол, медленно кружась. Он начал трескаться громче.

Тоха рванул к двери. Несколько раз дёрнул за ручку. Не поддаётся.

«Твою мать, твою мать… Почему я не взял с собой арматурину?!»

Смех мужчины, казалось, отражался от всех поверхностей внутри комнаты, заставляя воздух вибрировать. Тоха убрал руку с ручки. На ладони остались прилипшие куски отслоившегося металла и краски. Ручка тоже начала рассыпаться. Парень обернулся.

Всё в комнате пришло в движение. Всё вокруг разваливалось. Шкафы, документы, мебель… Всё рассыпалось хлопьями, которые начинали кружиться мелкими вихрями и, вопреки всем законам физики, отказывались оседать на полу.

– Заблуди-и-ились… а я сидел тут…

На смеющемся мужчине не осталось одежды и кожи. Он был похож на «мясную» половину анатомического манекена, только гораздо более жуткую. Мужчина продолжал смеяться. Мышцы и жир тоже начали с него отслаиваться и оседать на пол.

Тоха снова дёрнул за ручку. И вырвал её с мясом. Пока он ошалело смотрел на свою ладонь, выломанная ручка успела рассыпаться на мелкий песок и присоединиться к круговороту летающей по комнате пыли. Становилось всё труднее видеть и дышать. Тоха закашлялся. Пыль начинала забиваться в лёгкие.

«Окно!»

Парень быстро пересёк комнату, отмахиваясь от наполнившей воздух взвеси. Повернул ручку окна. Дёрнул на себя. Окно тут же рассыпалось в пыль вместе с рамой. А за ним была голая бетонная стена. Парень её ощупал. Опёрся всем весом. Никакой иллюзии. Голая стена. Здесь нет выхода.

– Кто-то умирает от пуль… – эхом раздавался голос мужчины, – а кто-то – как крыса в пыльном офисе…

Всё это время мужчина… вернее то, что от него осталось – почти всё его тело рассыпалось в пыль – не сводил с него взгляда и продолжал смеяться.

– Хватит! Хва… – Тоха закашлялся. Дышать было практически невозможно. Он с трудом мог разглядеть за летающими вокруг хлопьями собственную кисть.

Смех, казалось, стал ещё громче. С каждым вдохом в лёгкие набивалось всё больше пыли. От неё невозможно было отплеваться. Тоха задыхался.

Отмахиваясь руками от пыли, он шёл к тому, что раньше было рабочим столом. Мужчину не было видно в тучах пыли, но смех всё не прекращался. В ушах снова звенело.

Ещё несколько шагов. От мужчины не осталось ничего кроме двух блестящих, будто фарфоровых, глаз, которые не сводили с парня взгляд.

Он не мог вдохнуть даже носом – пазухи забивались, а попытки чихнуть или высморкаться приводили к попаданию ещё большего количества пыли в лёгкие… В глазах темнело.

В вихре кружились над рабочим столом листки, которые до этого держал в руках рассыпавшийся мужчина. Тоха попытался взмахом руки отбросить их в сторону, но в лицо ему резко дунул порыв горячего ветра, заставив отшатнуться и зажмуриться.

– Похоронки, отчёты о потерях, объяснительные… – снова раздался, казалось, из пространства вокруг голос мужчины, – мой рапорт об увольнении…

Парень опустился на колени. Мозгу не хватало кислорода. Смех вокруг стих.

– Сами себя не уберегли. И я из тыла их не уберёг…

Листки начали кружиться быстрее, рассеивая вокруг себя тучи пыли. Тоха подался вперёд, чтобы вдохнуть… Вспышка. Парень зажмурился.

Тряска. Запах бензина. Палящая жара. Хруст каменной крошки под колёсами. Шипение рации.

Он понял, что сидит на корпусе бронетранспортёра. Кажется, БТР-70. Парень видел один такой в воинской части, куда они классом ездили на уроке НВП. Вместе с ним на броне сидела ещё дюжина мужчин – все в расстёгнутых бушлатах цвета хаки, с автоматами в руках – АК-74 разной степени изношенности. Военнослужащих родной армии было трудно не узнать.

Парень, наконец, смог вдохнуть полной грудью. С минуту он снова жадно глотал ртом воздух, выплёвывая пыль и отчаянно сморкаясь.

Немного придя в себя, Тоха заметил, что его БТР – не единственный. Он был в составе колонны. Всего парень насчитал пять машин – три спереди и две сзади.

Колонна ехала по неширокому склону какой-то возвышенности, приближаясь к перевалу. Внизу виднелась выжженная песчаная равнина с редкими одноэтажными поселениями, окружённая возвышенностями.

Парень уже ничему не удивлялся. Ехать на БТР было гораздо менее страшно, чем гнить в кишащей тараканами яме, падать в пропасть вместе с поездом или задыхаться в тучах пыли… Но происходящее всё ещё было страшным. Тревожным. Хотя бы потому, что Тоха никогда в жизни не собирался садиться на БТР и куда-то ехать. Тем более ехать куда-то в Среднюю Азию в качестве военного.

Он был единственным среди десанта в цивильной одежде (пусть и заляпанной целиком кровью и грязью) и без оружия, но это, судя по всему, никого не волновало. Другие десантники не задерживали на нём взгляд больше нескольких секунд. Почти все выглядели утомлёнными и изнывающими от жары.

Тоха потормошил ближайшего военного за плечо. Тот нехотя повернулся и дёрнул подбородком: что, мол, надо?

– Скажи…те, – парень замялся, – а где мы вообще? Куда колонна едет?..

Солдат выгнул бровь. И через секунду, бросив на Тоху презрительный взгляд, отвернулся. Парень снова несмело взял десантника за плечо.

– Доёбывай кого-нибудь другого! – огрызнулся он, дёрнув рукой. – Шутник, сука…

Тохе стало неуютно. Даже не от грубости, а от того, что, судя по всему, прямыми вопросами от окружающих ничего не добиться. Они, кажется, видели в парне… своего?

«Так ведь и с бронетранспортёра не сойдешь даже. Подумают, что дезертир… Чёрт…»

Колонна начала замедляться. Из перешёптываний вокруг парень понял, что где-то впереди обвал. Ему это не нравилось. Внизу живота набирало силу мерзкое сосущее чувство. Что-то было не так. В последнее время всё вокруг не так. В том, что он всё ещё в ловушке, которая лишь раз за разом меняет декорации, парень не сомневался.

Техника окончательно остановилась. Многие десантники, пользуясь обстановкой, спрыгнули с бронетранспортёров, чтобы размять ноги. Тоха последовал их примеру.

Когда парень прикрывался от солнца, взгляд снова невольно упал на часы. Тоха моргнул. Стрелки, кажется, снова двигались. Часы показывали время – 14:20. И дату – 16 число, суббота. Всё было неправильно. Почти сутки он здесь точно не был, сказались бы голод, жажда, усталость… И дата была другая. 28 октября. Среда. Но настраивать часы заново не было ни желания, ни сил. Да и сверить их с каким-то эталоном не представлялось возможным.

Жара была невыносимой. Парень снял кожаную куртку, уже изрядно запачканную и с несколькими разрывами. Он даже на секунду забыл, где находится и что он недавно пережил – от жалости за куртку хотелось плакать. Совсем новая, из настоящей кожи, заграничная… Семья подарила на день рождения месяц назад. Теперь его сокровище и предмет зависти потока вряд ли подлежал восстановлению. Тоха вздохнул и проморгался, нежно поглаживая куртку.

– Андреич! Андреич, иди сюда! – раздался где-то позади незнакомый голос.

Тоха обернулся. Какой-то военнослужащий махал рукой, подзывая к завалу на дороге.

– Щас, секунду! Что там?

Тоха вздрогнул. Снова голос отца.

Тоха осторожно зашагал в сторону, откуда он ему послышался.

– Тут завал какой-то… Как будто только что камни попадали. Не нравится мне всё это…

Где-то над головой, с возвышенности, послышался хруст камней. Шаги. Парень поднял взгляд. Никого…

А через несколько секунд слева от Тохи раздался взрыв. Уши заложило, взрывная волна обдала парня горячим воздухом. Он замешкался.

Солдаты вокруг пришли в движение. Было слышно крики, стрельбу, но Тоха не мог ничего разобрать. Его несколько раз толкнули, пока парень, держась за уши, пытался снова обрести ориентацию в пространстве.

На вершине над головой парня появилось несколько смуглых бородатых людей в каких-то странных шапках и мешковатой одежде. Они тоже что-то кричали. Один из них держал в руках гранатомёт.

Справа от Тохи раздался ещё один взрыв. Парня снова обдало жаром, он рухнул на землю, подняв облако пыли. Уши были всё ещё заложены – отовсюду слышалась стрельба.

Тоха испуганно пополз к склону возвышенности, надеясь оказаться вне поля зрения нападавших. Его снова колотило.

«Отец… Где-то там ещё отец… Твою мать!»
Парень почувствовал, что ему на спину и затылок что-то капает. Всё чаще и чаще. Он отлично помнил, что небо минуту назад было безоблачным… На землю вокруг тоже на высокой скорости опускались капли, прибивая пыль к земле. Но это была не вода. Капли были ярко-красными…

Тоха перевернулся на спину. Над возвышенностью теперь висела огромная пульсирующая и вспыхивающая молниями бордовая туча. На колонну почти непроницаемым потоком лился алый дождь. Несколько капель попали парню в рот. Он снова повернулся на живот и начал отплёвываться. Но привкус всё же ощутил. Металлический. Как будто он лизнул ржавый язычок молнии на куртке.

Парень испуганно продолжал ползти к склону. Стрельба и крики продолжались. Совсем рядом ударила молния, оставив на земле обугленную окружность. У Тохи волосы в носу и ушах встали дыбом. Он вскрикнул и откатился в сторону, снова оказавшись на спине.

На него тут же упало тело, придавив к земле. Мёртвый вымоченный в крови десантник с простреленным черепом.

Тоха завизжал. Прямо перед его лицом оказалось содержимое черепной коробки убитого. Ошмётки серого вещества попали парню на лицо.

Он захныкал и судорожными движениями попытался скинуть с себя тело. Продолжая выть и шморгать, Тоха на карачках, быстро перебирая конечностями, опять пополз в сторону склона.

Вскоре он, наконец, прислонился спиной окровавленной скале. С ужасом он смотрел в сторону головных машин. Где-то там должен был быть его отец, гвардии старшина Колотев.

«Что он здесь забыл?! Сука, сука… Хоть бы это не было галлюцинацией, пока я в соседней палате от него лежу… Угх…»

Бой продолжался. Выжившие десантники укрылись за уцелевшими БТРами и яростно отстреливались. С возвышенности слышалась постоянная стрельба, крики… И мелодичное, громкое мужское пение. Оно пробирало до мурашек.

На горной дороге из-за непрекращающегося дождя уже были кровавые лужи. Земля размокла и чавкала под ногами. Видимость становилась всё хуже.

Тоха тяжело дышал. Он не видел выхода. Пытаться бежать назад, подставляться под пули? Помочь согражданам отбиться? Это даже не смешно… Просто ждать? А что потом? Убьют эти бородатые, как пить дать, убьют… В том, что десантники из этого боя победителями не выйдут, парень не сомневался. Позвать отца? Убежать вместе? А как до него дозовёшься, как убежишь?.. Между Тохой и БТРами пространство как на ладони… Обоих убьют.

Лужи крови на дороге вдруг пришли в движение. Они задрожали, по поверхности начали расходиться волны. Тоха испуганно посмотрел в их сторону. Он не чувствовал толчков или дрожи земли и не понимал, что могло привести их в движение.

Лужи забурлили. Пение со склона стало громче. Из одной из крупных луж вдруг начал бить фонтан из крови… Застывший в воздухе. Тоха вжался в склон. Он понял, что это не фонтан. Это щупальце. Пульсирующее и быстро меняющее форму.

Ещё несколько щупалец появились из ближайших луж одно за другим. Они извивались и разбрызгивали вокруг кровь. Сами лужи при этом, казалось, вообще не уменьшились в размерах.

Певец на возвышенности взял высокую ноту. Капли кровавого дождя остановились в воздухе. Щупальца замерли… и затем резким синхронным движением ударили по борту ближайшего уцелевшего БТР, за которым укрывались десантники. Машина сдвинулась на несколько метров вперёд, оказавшись вплотную к обрыву на краю дороги. Несколько десантников были раздавлены, ещё столько же – сброшены со скалы вниз резким ударом. Раздались крики, кто-то попытался перебежать за соседние машины, но был подстрелен бородачами с холма.

Ещё один удар. Машина вместе с остатками укрывшихся за ней десантников соскользнула вниз с обрыва. У Тохи застучали зубы и он ещё сильнее вжался в скалу.

Стрельба не смолкала. Зажатые в угол десантники начали вести себя агрессивнее. Наконец, заговорили на оставшихся БТР пулемёты.

На землю перед парнем упало два тела – убитые враги со склона. С хлюпаньем они рухнули в размокшую от крови грязь и не шевелились. Тоха зажал рот руками и запищал.

Щупальца сделали новый замах.

Удар. Пулемёт в БТР, на котором ехал парень, замолчал. Снова раздались крики. Из-за соседней машины показалась рука, сжимающая что-то тёмное и овальное.

«Граната!»

Тоха рухнул на землю возле тел двух моджахедов и прикрыл голову руками. Раздался взрыв. Осколки высекли над головой парня искры, каменная крошка осыпалась ему на шею и затылок. Тоха кричал, стараясь сжаться в позу эмбриона.

Ещё один взрыв. Тела перед парнем задёргались, нестерпимой болью пронзило левое плечо. Тоха вскрикнул и застонал.

Стрельба продолжалась. Он поднял глаза, сжимая плечо. Кажется, его ранило. Но он не мог отличить кровь, в которой был вымочен, от той, что должна была течь из его плеча. Оно пульсировало. Из глаз потекли слёзы.

Гранаты, как казалось, не нанесли щупальцам вообще никакого вреда. Они делали замах для последнего удара по уже накренившемуся бронетранспортёру.

Тоха вдруг почувствовал, что что-то скользкое и гладкое касается его ноги. Он взвизгнул и попытался отползти, испуганно оглядываясь.

Его лодыжку плотно обхватило ещё одно щупальце. Парень не заметил, как за его спиной образовалась небольшая кровавая лужа из стекающих по склону осадков.

Он попытался вырваться, но щупальце не ослабляло хватку. Тоха начал бить его свободной ногой, крича и всхлипывая. Раздался ещё один взрыв. Крики и хруст породы. Пение на склоне не прекращалось.

Щупальце резким движением оторвало парня от земли. Он закричал и начал беспомощно махать руками, стараясь за что-то зацепиться. Безуспешно.

Замах. Кувыркнувшись в воздухе, Тоха полетел из-под склона на открытое пространство. Секунда – и он покатился по грязи в сторону последнего уцелевшего БТР.

Плечо сильно саднило. Ему в грудь как будто с размаху ударили бревном. Задыхаясь и плача от боли, парень барахтался в чавкающей грязи, пытаясь встать.

Он полностью потерял ориентацию в пространстве. Каждая попытка опереться на левую руку отдавалась режущей болью, от которой темнело в глазах.

В ушах звенело. Парень всё же сумел встать.

– Папа! Папа, я здесь! Помоги! Я…

Прямо перед Тохой, всего в десяти метрах, вспыхнуло зарево взрыва. Крики. Скрежет металла. Парень упал на спину. Но вместо чавканья услышал звук скольжения по гладкой поверхности. Силы на какое-то время покинули его.

Он открыл глаза. Холодная мигающая лампа в ржавой решётке. Побеленный потолок.

Всё тело ломило. Особенно плечо. И на коже как будто была плотная корка, которая сильно чесалась.

Едва сдерживая стоны, Тоха смог подняться. Снова пустой коридор. Гильзы. Окровавленные бинты. Каталки и капельницы. И лужа крови и грязи вокруг него.

Парень снова зарыдал. Несколько минут он провёл дрожа и всхлипывая, стараясь оттереть грязь и кровь хотя бы с рук и лица, но лишь размазал их и сдался.

«Господи, господи… я как будто не в своём кошмаре, а в отцовском… вот так и сходят с ума, блядь, так и сходят…»

Тоха оглядел плечо. Ему казалось, что недавно рана была больше…

Свежая кровь стекала по руке вниз очень тонкой струйкой, капая на пол со среднего пальца. Надо было чем-то пережать рану…

Тоха подполз к ближайшему бинту и дрожащими руками наскоро обмотал плечо. Он знал, что это не гигиенично и никак не спасёт от загрязнения, но это было единственным, что он мог сделать, чтобы хотя бы попытаться остановить кровь.

Спустя несколько минут, утерев слёзы, он всё же с трудом встал, опираясь на ближайшую каталку. И, всхлипывая, снова пошёл вперёд.

Через какое-то время, уже шагая более уверенно, Тоха наткнулся на перевёрнутый пожарный щит. Часть инструментов была сломана или повреждена, но практически целой была маленькая лопатка с выцветшей красной рукоятью. Парень задумался на несколько секунд. Кряхтя, наклонился и подобрал инструмент. Всего несколько вмятин на полотне. Ничего критичного. Он сжал лопатку в здоровой руке. Так будет спокойнее…

Ещё несколько минут неспешной ходьбы. Тоха начал слышать впереди тихий мужской голос. И звон стекла. Он крепче сжал лопатку.

Открытая дверь впереди. Голос стал громче. Парень, наконец, смог разобрать слова.

–…за тех, кого нет с нами. Кто сгинул на той проклятой безымянной высоте…

Тоха выглянул из-за косяка.

Комната была полупустой. Из мебели – потёртый круглый деревянный стол и четыре таких же неказистых стула. В комнате был всего один человек – неопрятный щетинистый мужчина в тельняшке, парковых штанах и расшнурованных берцах. Он смотрел в пустоту, иногда стуча зубами. В дрожащей ладони он держал стопку с чем-то прозрачным. На столе было ещё три таких и полупустая бутылка водки.

Тоха узнал мужчину. Это был папин комвзводом, чьего имени парень не помнил. Или кто-то, очень на него похожий… Когда отец ещё был в относительно здравом уме, то и дело поглядывал на общую взводную фотографию. Тоха тоже много раз её видел – несколько десятков бойцов на фоне сухой степи, все бодрые, улыбчивые, в чистой форме… Там же, с краю, был и молодой отец. Весёлый, с густыми выгоревшими волосами, ещё не тронутыми сединой… Таким Тоха его видел только в раннем детстве.

– …за пацанов выпьем. За пацанов наших…

Комвзвода тоже лежал в психиатрической лечебнице, но в другом городе. Отец иногда ездил его навещать… Пока комвзводом не самоубился несколько лет назад. После этого папино психическое здоровье окончательно пошло под откос.

Мужчина всхлипнул и поднял стопку. А вместе с этим в воздух несинхронно поднялись и остальные три.

Тоха резко вдохнул.

Мужчина всхрапнул и обернулся к двери. Его взгляд ненадолго сфокусировался. Губы задрожали.

– Тоша, что же ты… – в его голосе слышалась… обида?

Парень сделал шаг назад, сжимая лопатку.

– Что же ты, нельзя так опаздывать… мы тут за пацанов, тост… кто сгинул…

Он поставил стопку на стол. После небольшой паузы опустились и остальные.

– Иди, садись с нами… надо помянуть братьев. Мы ж вместе, с учебки и потом в Кунар этот проклятый… под Шигал…

Мужчина застучал зубами.

– Не стой, садись…

Практически синхронно три пустых стула со скрипом отодвинулись. Тоха сделал ещё шаг назад, выставив вперёд лопатку.

– Тоша, ты что?..

Раздались быстро приближающиеся шаги из комнаты. Мужчина оставался на месте, впившись в парня взглядом.

Тоха зарычал и начал размахивать лопаткой перед собой.

– Не подходите, суки! Не подходите!

Шаги были всё ближе. Мужчина тоже отодвинул свой стул, выпучив глаза.

– Ты что, Тоша, с ума сошёл? Ты что?..

Лопатка задела что-то мягкое и застопорилась. Парню пришлось приложить усилие, чтобы выдернуть её из внезапно загустевшего воздуха. Мужчина закричал.

Ещё один взмах. Снова лопатка застряла в пустом пространстве. Тоха получил удар под дых и согнулся. Его оружие какое-то время дрожало, вися в воздухе, после чего с громким металлическим стуком упало на кафель.

Размахивая руками и дёргаясь, парень с трудом вырвался из захвата невидимых сущностей. Отпрыгнул назад… И побежал по коридору. Стоять насмерть он не планировал.

Сзади раздавался тяжёлый топот… И истеричные крики комвзводом:

– Суки! Духи ебаные! Опять нашли! Опять! Суки!

Надолго уставшего Тохи на этот раз не хватило. В глазах темнело, в ушах стоял звон… Он вскоре сдался и остановился. Но коридор вокруг уже изменился. Больше не было слышно криков комвзводом. Стихли тяжёлые шаги… Им на смену пришли порывы сухого горячего ветра, отдававшиеся в ушах.

Бросил взгляд на плечо. Казалось, что болеть оно стало гораздо меньше, а сама боль была скорее ноющей… Парень снял пропитанную засохшей кровью повязку.

Сил удивляться уже не было. На плече была не свежая рана, а практически заживший фиолетовый шрам. Тоха надавил на него пальцем и зашипел. След от раны всё ещё ныл и болезненно отвечал на прикосновения.

Парень помотал головой. Новый коридор. Заваленный мусором, остатками мебели, разбитыми шприцами… С дверным проёмом впереди, из которого бил яркий солнечный свет. Метров сто вперёд.

«Сколько же я уже брожу здесь… Угх…»

Парень взялся за голову.

«Твою мать… Если отец что-то такое пережил… Даже удивительно, что он так долго был в здравом уме и оставался с семьёй… Кремень.»

Парень бросил взгляд на свои наручные часы. На них, казалось, совсем не было грязи и крови, хотя все руки Тохи от них стали тёмно-багровыми. Отцов «Полёт» показывал 11 часов.

А ещё среди мусора то и дело находились детские игрушки. Деревянная лошадка с отломанным хвостом. Игрушечный пистолет на пистонах. Дюжина пластиковых солдатиков в противогазах. Сдувшийся запылённый мячик.

На пути перестали попадаться обломки мебели. Их сменили обрывки брезента, резины, противогазные фильтры… и странные газовые баллоны. Ржавые, с облезающей краской. Судя по всему, когда-то они были выкрашены в защитный цвет.

Тоха присел у одного такого, показавшегося ему поновее. Обтёр поверхность. Тёмно-зелёная выцветшая краска хлопьями слетала с баллона и цеплялась за ладонь парня.

На его обратной стороне была выцветшая надпись… Она сохранилась лишь частично. «Х…р…рин».

«Хлорпикрин?..» – всплыло в голове недавно услышанное слово. – «Знать бы ещё, что это такое… Какой-то газ. Хорошо, что тут все баки от него пустые.»

Парень оттолкнул баллон и с кряхтением поднялся. Дверь была всего в десятке метров впереди.

Тоха шагнул в проём. Зажмурился от ярко-оранжевого палящего солнца. Попытался прикрыть глаза поднятой ладонью. Горячий ветер порывами обдавал лицо и шумел в ушах. Вокруг слышались голоса, множество шагов, окрики…

Парень проморгался. Он оказался на узкой улочке какого-то поселения. Вокруг – одноэтажные глинобитные дома, сухая земля, снующие туда-сюда смуглые люди… Мужчины – в длинных рубашках и широких штанах, с повязками или смешными шапками на головах; в таких шапках они чем-то напоминали шахматные ладьи. Женщины – в мешковатых одеждах и никабах… Кажется, думал Тоха, эти головные покрывала назывались так. Пейзаж и одежда местных мужчин показались парню очень знакомыми…

«Снова Афганистан? Господи, я… Понимаю отца. Когда это всё закончится?..»

Парень вздохнул.

«Только у меня это какой-то кошмар, а у него всё было наяву. Пиздец…»

Местные не обращали на Тоху никакого внимания. Сновали туда-сюда, переговаривались, что-то носили между домами… Рядом, в переулке, играли в догонялки дети.

Парень медленно зашагал вперёд по узкой улице, стараясь не привлекать внимания и никого не трогать. Он уже усвоил, что контактировать с кем бы то ни было – себе дороже.

То и дело у Тохи возникало иррациональное ощущение того, что за ним наблюдают. Из тёмного окна по правую руку. Из-за кучи полусгнивших ящиков. Из подворотни в тени разросшегося дерева. В воздухе висело какое-то странное напряжение и парню это не нравилось.

На улицах поселения было шумно. Настолько шумно, что всё время озиравшийся Тоха не услышал приближающиеся звуки вертолётных винтов. А когда услышал – было уже слишком поздно.

Над головой парня появилось несколько камуфлированных бортов. Это были транспортные вертолёты, без вооружения.

Толпа на улице рассыпалась. Кто-то закричал. Тоху несколько раз толкнули и он на мгновение потерял ориентацию в пространстве.

Где-то рядом раздался хруст стекла. Глухие металлические удары. Шипение.

Парень попытался сделать рывок к ближайшему зданию, но кто-то всё время его отталкивал, прижимая к центру улицы. Крики вокруг становились громче. Рядом раздалось несколько автоматных очередей, от которых у Тохи заложило уши.

Резкая боль. Щиколотки, кисти, лицо. Он закричал.

Улицу практически полностью заволокло пеленой желтоватого газа. Тоха с ужасом взглянул на свои руки. Его запачканная серая рубашка в полоску начала расходиться по швам, а кожа под ней – покрываться волдырями. Парень кричал, захлёбываясь. Горло, словно наждачкой, оцарапал газ, который он вдохнул. В нос ударил запах гнилой картофельной ботвы.

– Да, это ошибка, просто случайность. Я-то осознаю. Наших с трудом отмазать удалось, но ты должен понимать… – в голове раздался смутно знакомый голос; гулкий, отдающийся эхом.

Перед глазами всплыла заполненная удушающей пылью комната и два висящих в воздухе над рабочим столом глаза. Командир?

Улица вокруг как будто опустела. Тоха теперь был наедине с едким газом, наедине со смертью. Из-за плотной желтоватой пелены невозможно было разглядеть что-то дальше пары метров.

– Товарищ капитан, я… Тут больше всего Серёге досталось. Он спать по ночам не может. Граната же, граната была его…

Отец…

Где-то неподалёку раздался скрип двери. Быстрые шаги.

Каждое движение давалось с трудом. Тоха дёргался от невыносимой боли, но всё ещё мог стоять на ногах. Кожа плавилась всё быстрее. Одежда хлопьями падала на пол и истлевала в полёте. Парень закашлялся. Кровавая слюна. ошмётки. Куски лёгких. Дышать было невозможно. Из горла вырывалось лишь сиплое бульканье. По шее начали стекать ушные раковины.

– Я знаю. Но я не могу сейчас его комиссовать. Слишком рискованно. Я постараюсь сделать так, чтобы нас больше не отправляли куда-то на передок… – снова гулкий голос командира.

Тоха закачался и с мерзким шлепком упал на землю. Рот целиком оплавился. Он должен был кричать, но не мог. Боль была невыносимой, пронизывала всё тело, снаружи и изнутри. Так он и закончится. Истечёт на пол как лужа мяса и костей. Но это хотя бы прекратит все страдания. Затянувшийся кошмар закончится.

– Я хотел сказать… Я понимаю, что это случайность. Но вы убили не просто мирных, вы убили семьи моджахедов. Жён, детей… И не нашли их самих вовремя. Они будут мстить.

Полурасплавленное тело, в котором ещё теплилось сознание, подхватили под руки. То, что когда-то было Тохой, могло только булькать и мычать, теряя сознание от боли. Его потащили, оставляя на каменистой земле шельф из пузырящегося мяса.

Желтоватая дымка исчезла. Взгляд невозможно было сфокусировать. Вокруг очень светло. Всё белое. Два тёмных пятна. Глаза почти оплавились. Голова была как будто в ведре.

– Твою мать, твою мать!

Отдалённый бубнёж. Стук. Щелчки.

– Что, источник? Сколько?..

– Поллитра минимум. Он сдохнет так через минуту!

– Точно будем тратить?..

– Живой свидетель, блядь, меня Кисова в подвал посадит!

– А ты с чего вообще взял, что это свидетель? Щас воду на него потратим, а он опять к себе в «пузырь» провалится…

– Коля, ты совсем дурной? Мы в «перемычку» вышли, там местных психов не бывает. Давай, блядь, быстрее, открой ему рот!

– Ладно, ладно! Не… сука, он слипся, целиком оплавился!

– Скальпель!

Разрез. Хлюпанье. Стон.

Горло наполнил холод. Очень приятный. Вода… Вкусная. Свежая…

В глазах начало темнеть. Газ забирал своё. Из лап смерти не вырваться.

– Он вырубается, твою мать!

– Лей дальше, лей, похер, не таких вытаскивали!

Поток воды не прекращался… Но сознание уходило. В глазах темнело. Сначала пропал весь свет, все тёмные пятна. Потом пропал и звук.

Вдруг два тёмных пятна вернулись. Но они были уже не чёрные, а зеленоватые. Одно медленно перемещалось из стороны в сторону.

Вернулись звуки. Гулкие шаги по деревянному полу. Скрип половиц. Растянутый эхом вздох.

– Антон Андревич… – уже ставший знакомым голос командира, как и в прошлый раз, отдавался эхом в голове, – Не понимаю я тебя совсем.

– Товарищ капитан… – снова голос отца.

– Чуть ли не каждый день про семью свою что-то рассказываешь. Койку фотографиями обложил. Сумка вся письмами забита…

Одно из пятен остановилось. Шаги по деревянному полу стихли.

– Я тебе специально одно место придержал, потому что без нареканий служишь. Не то что эти обормоты…

Снова раздался как будто отдалённый скрип половицы.

– Неделя у тебя будет. С ещё двумя пацанами бэтэр в ремонт сопроводишь. С границы – домой сразу, потом вместе со всеми вернёшься. Пол-отпуска, считай. Не могу понять, почему ты первым за этот шанс не ухватился. Тебя, по дому тоскующего, уговаривать приходится туда съездить. Что за дела, Антон Андреевич?

Снова скрип половиц. Вздох.

– Не могу. Нельзя мне домой. Я слишком по ним скучаю. По жене, по сыну…

И эти голоса начинали медленно, но верно отдаляться. Пятна всё больше сливались с окружающей темнотой.

– Ещё один отпуск – боюсь я, что могу не вернуться. Год остался всего. Не доводи до греха, командир, прошу тебя…

Силуэты становились всё темнее и темнее. Знакомые голоса превратились лишь в отдалённый бубнёж.

«Папа! Папа!.. Папа…»

– Источник, конечно, снова творит чудеса. Хорошо, что в большинстве учреждений есть запас воды на такой случай… – раздался рядом бодрый мужской голос.

Он как будто едва уловимо, на грани слышимости, картавил.

Веки были слишком тяжёлыми, чтобы их можно было поднять. Голоса вокруг были глухими, как будто на голову надели ведро.

– Да уж, чудеса, – другой голос, женский, более сбивчивый и торопливый, – Кошмар. Посмотри на него – он на тридцать лет помолодел! Должен быть мужчина за пятьдесят, а выглядит так, будто вчера школу закончил.

– Думаю, допросить его это не помешает…

– Это помешает вернуть его обратно в социум. Внезапное омоложение на тридцать лет – это не то, что обычно считается нормой в среднестатистическом рабочем коллективе!

– А не надо его никуда возвращать. Посадим в камеру под постоянное наблюдение.

– Восхитительно! Я так понимаю, ты сам будешь ему из дома приносить еду и уколы по расписанию делать, да?

– Брось, Виолетта Александровна! У него «социум» – это две санитарки и лечащий врач. Даже семья уже несколько лет не посещает…

Пауза.

– Оперативники говорят, к тому же, что не больше полулитра на него потратили… И врачи ответственные тоже. Вряд ли бы все одновременно могли так… проколоться. Может быть, измерить вес бочки?

– Не надо ничего измерять… – женщина звучала раздражённой, – Почему же он тогда так помолодел, интересно?

– Не имею ни малейшего понятия. Может быть, вода действует сильнее после того, как настоялась? Не помню, когда мы за последние несколько лет эту бочку вообще открывали…

– Восхитительно. Ладно, если это правда так, в чём я сомневаюсь, перепоручим это дело ответственным за сам источник работникам. Пусть сами разбираются, – неизвестная женщина сделала паузу на вдох, – Меня больше волнует, почему сотрудники ГОР нашли этого гражданина в переходной локации. Раньше свои блоки никто не покидал, насколько мне известно.

– Мне кажется, здесь всё просто… Он когда «провалился»? Позавчера?

– Ага.

– Ну вот! Не успел ассимилироваться ещё. Макрорайон всё-таки не бесконечный, и не трансформируется так быстро, даже…

Звуки снова превратились в сплошную кашу, больше похожую на бормотание. И начали пропадать, пока постепенно совсем не стихли.

Кто-то потормошил Тоху за плечо. Осторожно, но настойчиво.

– Просыпайся, давай. Ты уже должен чувствовать себя лучше.

Тоха открыл глаза. На этот раз он обнаружил себя в какой-то больничной палате. Одиночной – в ней была всего одна койка, которую парень и занимал. А ещё палата была на редкость минималистично обставлена – ни одного лишнего предмета мебели, только койка, стойка от капельницы и лампа под потолком. У изножья кровати стоял человек.

«Человек ли?»

Он выглядел как мужчина средних лет, с усами-щёточкой и усталыми глазами. На нём была военная форма цвета хаки, с красно-золотыми погонами, и такая же фуражка, немного наклонённая набок. На фуражке была красная звезда с золотистыми серпом и молотом внутри. Государственный герб.

«Ещё один отцов сослуживец?..»

Тоха прислушался к своим ощущениям. Ничего не болело. На удивление, он даже чувствовал себя отдохнувшим и полным энергии. Только голова была немного тяжёлой после пробуждения. Он посмотрел на свои руки. Гладкие, чистые. Даже волоски на предплечьях какие-то… как будто шелковистые. Ощупал лицо. Тоже гладкое, чистое, никакой грязи и крови. Его не покидало ощущение какого-то подвоха.

– Ну что, всё, проснулся? Давай, пошли. Тебя будут опрашивать.

– Опрашивать? О чём?..

– На месте узнаешь. Вставай.

Парень откинул одеяло и присел на кровати, опустив ноги на пол. Только сейчас он понял, что одет в светло-синюю больничную робу на голое тело. Наверное, раньше он бы смутился. Но сейчас было как-то не до этого. Единственное, что волновало Тоху – в робе было немного холодно.

У края кровати кто-то заранее любезно поставил тапочки. Тоха опустил в них ступни. По размеру подходят, но очень тонкие. Как будто бумажные.

Парень осторожно встал. Под ногами кафельная плитка, все стыки которой из-за тонких тапочек теперь было легко ощутить ступнями. Тоха потоптался на месте. Тяжесть в голове не сильно мешала, координация была в норме. Даже удивительно…

Парень, казалось, ясно помнил последнее, что с ним происходило. Он почти превратился в лужу дымящегося мяса. Но сейчас был в совсем другом месте, буквально как новый… Даже бодрый и чисто вымытый.

Тоха путался в своих воспоминаниях и ему было тревожно от того, что он не мог понять, какие из них были реальностью, а какие – вымыслом или кошмарами. Он старался отогнать от себя эти мысли. Слишком сильная рефлексия до добра не доведёт. Кошмар. Это был просто кошмар. Он ударился обо что-то головой и теперь в больнице. Или перепил с санитарками. Делириум тременс. А мужчина в форме – из органов. Тоха что-то устроил, какой-то пьяный дебош. Угнал БТР из местной части и врезался в дерево. Но откуда тогда взялись воспоминания отца? Или тоже привиделись?..

Усатый мужчина наклоном головы указал в сторону двери и медленным шагом пошёл вперёд. Парень засеменил следом, шаркая неудобными тапочками.

Несколько минут молчаливой ходьбы по чистым больничным коридорам. Тохе казалось, что в воздухе витала опасность, скрытая за кажущимися спокойствием и тишиной, которые вот-вот должны были рухнуть… Но они всё не рушились.

Пустая комната с зеркальными стенами. Яркая тёплая лампа и динамик под потолком. Металлический стол, три стула – два со стороны входа и один с противоположной. В этой комнате конвоир оставил Тоху, показав на последний, одинокий стул. Дверь за спиной парня захлопнулась.

Тоха прошёлся по комнате. Гулким эхом шаги отражались от стен. Пощупал зеркальные стены. Постучал по ним пальцем.

«Должно же быть в чём-то тут дело… Когда папа лежал в госпитале?..»

Подошёл к одиноко стоящему стулу. Обычная металлическая раскладушка. Скрипучая и неудобная. Зато достаточно высокая. Подёргал ножку. Плотно сидит, просто так не расшатаешь…

– Эй! Оставь стул в покое.

Из динамика над головой раздался резкий голос, заставив Тоху подскочить. Голос был того самого усатого мужчины в форме.

– Сядь и посиди несколько минут. Не порти казённую мебель.

Парень, неловко бегая глазами по комнате, всё-таки сел за стол, положив руки на колени.

Через несколько минут входная дверь открылась. В комнате появились новые посетители.

Высокий мужчина в тёмных брюках, тёмно-голубой рубашке и свитере с простым рисунком поверх неё. Рыжий, с аккуратно окантованной бородой и зачёсанными набок короткими волосами. На вид ему было за тридцать. Он не выглядел слишком воодушевлённым и немного горбился, проходя через дверной проём. Под мышкой мужчина придерживал тёмно-синюю потёртую планшетку.

Следующей была низкая шатенка с двумя короткими косичками, тонкими губами и ровными, чётко очерченными чертами лица. Она носила чёрную юбку ниже колена, серую водолазку и чёрный пиджак, на голове была косынка. На вид женщине было около сорока, но выглядела она при этом очень свежо. Она смерила Тоху взглядом, уголки её губ приподнялись в полуулыбке. Парень вздрогнул.

Последним, прикрыв за собой дверь, зашёл уже знакомый мужчина в кителе цвета хаки и усами-щёточкой. Он встал возле проёма, прислонившись к двери, в то время как двое оставшихся посетителей заняли места за столом напротив Тохи. Заскрипели стулья по плитке. Со стуком на стол опустился планшет.

Женщина тут же опустила руки на стол, сомкнув ладони в замок. Мужчина похлопал себя по карманам в поисках ручки.

– Итак… – мужчина снял с ручки колпачок, не отрывая взгляд от планшета, – сейчас…

Секундная пауза. Мужчина поднял взгляд.

– Колотев Антон, верно?

Тоха моргнул.

– Да.

Мужчина сделал какую-то пометку на листке.

– Андреевич?

– Нет, Антонович…

Он выгнул бровь. Глянул на женщину.

– Понятно… – протянула она.

Мужчина шаркнул ручкой по листку, что-то перечёркивая.

– Это объясняет несхождение в возрасте… – женщина смотрела на Тоху, не отрываясь. Ему стало не по себе и он отвёл взгляд.

– А Антон Андреевич, получается… отец? – мужчина прикусил кончик ручки.

– Да, отец… Что с ним случилось?

Допрашивающие задумчиво переглянулись. Женщина покачала головой.

– Неважно. Нас сейчас интересуете вы… – бросил мужчина.

Тохино восприятие окружающей действительности постепенно менялось. Всё вокруг выглядело нормально. Нормальная обстановка, нормальные люди. Но парень боялся поверить в то, что ужасы уже закончились. И его тревога по поводу отца всё нарастала…

– Скажите, пожалуйста… а какой сегодня вообще день?.. – несмело спросил он, воспользовавшись паузой.

Мужчина открепил от планшетки несколько листов и отложил в сторону, пустыми сторонами вверх.

– Двадцать девятое октября, – ответила женщина, продолжая оглядывать Тоху. Что-то в её взгляде напрягало парня. Он был слишком пристальным.

– А какой вы ожидали? – спросил мужчина, держа наготове ручку.

– Двадцать восьмое… вечер. Я тогда… – Тоха прервался.

Казавшиеся абсолютно реальными недавние сюрреалистичные события всё больше походили просто на кошмар. Тоха не мог ручаться за то, что они действительно с ним происходили… А если всё вокруг действительно нормально – не хотелось из-за своего рассказа прослыть по-настоящему психически больным. Он колебался.

– Что «тогда»? Продолжай, – женщина смотрела на парня с интересом, оперев подбородок на сложенные в замок ладони.

– Ну… м-м-м… Послушайте, это… Я не знаю. Кажется, что у меня был какой-то затяжной кошмар… Что со мной случилось? Где я вообще?

Женщина усмехнулась.

– Какой любопытный… Где ты – знать тебе не обязательно. А по поводу твоего второго вопроса… Ты разве сам не помнишь? Напряги извилины, давай.

Тоха закусил губу.

– Кажется… кажется, последнее, что я помню – это как заживо плавился…

– Ага, восхитительно. Память не пострадала…

Мужчина продолжал молча что-то записывать на листок в планшетке.

– Мы хотим подробнее узнать о твоём «кошмаре». И желательно вообще обо всём, что ему предшествовало.

Тоха сжал губы.

– Это всё-таки был кошмар? Или реальность? И причём здесь мой отец?..

Женщина вздохнула.

– Слишком много вопросов. Ответишь на наши – может быть, мы сможем ответить на часть твоих.

– Я просто… не понимаю. Что именно рассказывать. Если это просто бред…

Шатенка наклонила голову.

– Настырный… хорошо, давай так – происходившее с тобой до этого момента – реально. Но мы не знаем обо всём странном, что с тобой происходило. И сейчас хотим узнать. Стало яснее?

Тоха провёл ладонью по волосам. Его дыхание немного сбилось.

– Я ведь больше не вернусь туда? Всё закончилось?..

Пауза.

– Если честно, мы не… – начал мужчина.

– Не вернёшься, точно, – отрезала женщина, – не бойся. А теперь рассказывай, это принципиально важно.

Уверенность шатенки Тоху успокоила. Он чуть подобрался и выдохнул.

– А с какого момента рассказывать?

Женщина задумчиво посмотрела вверх и, нахмурившись, тряхнула головой. Казалось, что косынка была ей неудобна, как будто она её редко носила.

– Хм… Я думаю, у тебя вчера был такой момент, когда ты понял, что вокруг начало происходить что-то однозначно странное? Какое-то событие? Возможно, связанное с «провалом»?

Рыжий прищурился, глядя на Тоху.

– Да, правда, было… Я после учебы хотел на трамвае поехать до…

Тоха осёкся. Ужасы, вроде бы, закончились, поэтому он начал проявлять свойственную для нормального мира осторожность. Он подозревал, что рассказывать про торгующего из-под полы алкоголем знакомого в присутствии людей в форме было бы не очень осмотрительно.

– …до общежития медицинского института…

Допрашивающие не обратили внимания на оговорку Тохи. Или сделали вид, что не обратили.

– …зашёл в подземный переход, а оттуда на метро вместо трамвая… У нас в городе нет метро. И никакого подземного транспорта вообще. Только обычный…

Следующие двадцать минут Тоха потратил на пересказ того, что с ним произошло за последние сутки. Женщина напротив периодически останавливала его, задавая странные уточняющие вопросы, а мужчина, судя по всему, всё или протоколировал, или конспектировал.

– …очнулся уже в палате. И потом меня сюда привели. Кажется, всё.

Ещё несколько секунд мужчина скрипел ручкой по бумаге. Когда он закончил, женщина взяла у него из рук планшетку и быстро пробежалась по тексту глазами, перевернув несколько страниц.

– Восхитительно. Кажется, ничего не упустил… Хорошо, про несколько дополнительных пузырей в этом макрорайоне мы не знали, но перемычки он описал довольно подробно…

Мужчина снова пристально посмотрел на Тоху, видимо, ожидая какой-то реакции. Но парень слишком устал и морально выдохся, да и сам разговор ему был малопонятен. Технотрёп какой-то…

– Но мне неясно, как он вообще умудрился «провалиться»… – женщина прищурилась, – на участника боевых действий явно не похож.

Мужчина снова начал скрипеть ручкой по бумаге.

– Да я не провалился, просто спустился туда на эскалаторе…

Женщина моргнула и выгнула брови, как будто Тоха сморозил какую-то глупость.

– Ладно… Психические заболевания были? Предрасположенности? – спросила она.

– У меня точно никогда не было, никаких. Про предрасположенности… ну не знаю, отец… Но у него, кажется, всё-таки не из-за наследственности…

– Хм… Часто посещаешь психиатрические лечебницы? Интересуешься клинической психиатрией? Общаешься с теми, кто интересуется?

– Нет, давно не посещаю, как только мы с матерью перестали отца навещать.

Тоха вдруг почувствовал укол совести.

– Не интересуюсь, не общаюсь… Есть только знакомые из мединститута, но они не учатся на психиатров.

Мужчина, выгнул бровь, продолжая записывать.

– Странно. Тогда… войной и тем, что с ней связано, интересуешься? Военные, исторические хроники? Общался с участниками боевых действий? Возможно, есть друзья или знакомые из ограниченного контингента?

Тоха покачал головой.

– Нет, не интересовался и не хочу. Родственников-военных по линии отца мне достаточно. И отца, на этой…

Парень отвёл взгляд.

–…на этой почве лишившегося рассудка тоже.

– С отцом какие отношения были? И до, и после.

Тоха вздохнул.

– До… практически никаких не было. Только с раннего детства его помню, когда, наверное, в садик ходил. А с момента, как я в школу пошёл, он всё то в командировках, то на службе… В основном меня мать воспитывала. А общение с папой было чаще всего через письма и посылки.

– А с родс… – мужчина сплюнул, – ротств…

Сочетания согласных подряд как будто давались ему с трудом. Он заиграл желваками.

– …с роднёй отца какие отношения?

– Я с ними не общаюсь, от матери знаю, что они просто есть. Я их не видел даже никогда.

Шатенка чуть наклонилась вперёд, пока мужчина записывал.

– Очень странно. Что, вообще ничего в жизни не связано с психическими заболеваниями? Военными действиями? Увлечения в этом направлении? Компании друзей и знакомых?

Тоха поёрзал на стуле.

– Ну… я иногда, шутки ради… притворяюсь шиз… сумасшедшим. Чтобы повеселиться.

Женщина выгнула брови и оживилась.

– Там, знаете… врачи-палачи, Кащенко, галоперидол… на поверхности. Шутки ради…

Мужчина продолжал молча записывать.

– Насколько «иногда»? – с нажимом на последнее слово спросила шатенка.

– Ну… постоянно. Это мои коронные шутки…

Женщина, ухмыльнувшись, посмотрела на коллегу.

– Удивительно всё-таки Город работает. Даже прямых мыслей и реальных заболеваний не нужно. Достаточно косить под дурачка…

Мужчина оторвался от заметок.

– Нет, не достаточно. В любом случае нужен катализатор.

Рыжий ещё раз пристально посмотрел на Тоху. Парень остался недвижим.

– С этим, мне кажется, будет попроще… Вспомни, – обратилась женщина уже к Тохе, – перед тем, как ты вошёл в переход, о чём ты думал? Что-то яркое, что запомнилось.

Тоха вздохнул.

– Нет… кажется, ничего особенного. Без ярких мыслей. Максимум про планы на вечер… С друзьями из мединститута посидеть.

Женщина почесала висок.

– Угу…

Вторую руку она опустила во внутренний карман пиджака. И через секунду с шуршанием извлекла из него часы. Тоха их узнал. «Полёт 17 камней». Ещё более потёртые, остановившиеся, с треснувшим стеклом, пятнами грязи и крови, но это были его часы. Он шире распахнул глаза.

– Что, знакомый предмет? – женщина легонько потрясла часы перед глазами Тохи.

– Да! – парень потянулся к часам, но женщина отвела руку назад, отрицательно покачав головой.

Тоха вздохнул, опустив руку.

– Это мои часы… Вернее, моего отца. Он их мне вручил, когда вернулся из Афганистана. Памятная мелочь. Можно мне их назад, пожалуйста?

Женщина цокнула языком.

– К сожалению, нет, нельзя. Ты делал что-то с ними в переходе? Или до того, как в него зашёл?

– Ну я… посмотрел на них время. И всё?..

– Точно? Не задерживал взгляд, ни о чём не думал? Просто посмотрел время и забыл?

Парень напрягся, пытаясь вспомнить.

– Хм… Ну я… посмотрел на них чуть дольше обычного. Отец просто вспомнился.

Женщина убрала часы обратно в карман пиджака. Тоха опечаленно отвёл взгляд.

– Сколько было на часах, когда ты тогда на них посмотрел?

– Кажется, полседьмого? Примерно…

Шатенка снова обратилась к коллеге:

– Первый «провал» по времени совпадает?

Он просмотрел несколько отогнутых листков.

– Так… Хм… Нет, вообще не близко. По времени, я имею в виду. Сколько дней прошло, ты и так помнишь.

– Нужно было проверить в любом случае… Часы как катализатор для вашего макрорайона подходят?

– Сами по себе часы – нет, но если учитывать эмоциональный отклик и в целом личностную близость к макрорайону, в том числе и семейные связи…

Тоха просто сидел, смотря куда-то в сторону двери. Двое допрашивающих говорили друг с другом, при этом не сводя с Тохи взгляда. Они, казалось, ждали какой-то реакции, поэтому продолжали говорить. О каком-то городе, провалах, катализаторах… А плевать, что они говорили. Важнее было, что ни у кого из них не отрастали щупальца и не выползали изо рта тараканы.

Наверное, это какой-то умный разговор. О причинах того, как Тоха провалился в мучительный кошмар. Но ему уже было плевать, как, главное, чтобы больше никак.

Женщина в очередной раз бросила на Тоху взгляд и махнула коллеге рукой.

– Ладно, это всё можно обсудить пост-фактум. Более тщательно. У нас ещё остался один вопрос, требующий разрешения.

Мужчина, прервавшись, кивнул.

– Что ты достоверно знаешь о болезни отца? Какая психологическая травма ей предшествовала? Может, он сам что-то рассказывал или ты узнал от матери?

Тоха напрягся, пытаясь вспомнить. Он отлично помнил всё произошедшее за последние сутки, как он буквально вместе с отцом прошёл путь к безумию… Но, к своему стыду, до этого он мало что знал о его службе в Афганистане. Практически ничего. И не хотел спрашивать – из-за дурацкой детской обиды.

– Я точно не знаю. После возвращения с Афганистана он практически не разговаривал об этом. Но вести себя стал по другому. Он был какой-то… Более резкий. Агрессивный временами. Как будто… как будто чувствовал себя постоянно зажатым в угол. Что-то такое. А потом стал совсем буйным, один раз бросился на мать с ножом… После этого его забрали в лечебницу

Женщина несколько раз коротко кивнула.

– Насколько я знаю, ты с матерью его практически не посещаешь в лечебнице. Почему?

Тохе стало очень неловко.

– Ну… Это просто… это не отец, которого мы знали. Он либо вёл себя как буйно-помешанный, либо…

Парень чуть не сказал «как овощ».

– …либо был абсолютно аморфный. Ни на что не реагировал.

Скрип ручки по бумаге уже начинал напрягать Тоху. Этот рыжий там что, стенографирует что ли?

– Я не хотел на это смотреть и уговорил мать тоже перестать к нему ходить. На неё после таких походов было смотреть невозможно. А я… сам я не хотел с ним видеться. Думал, что в лечебнице лучше знают, как с такими людьми работать.

Парню подумалось, что отцу должно было быть одиноко. Вряд ли можно было рассчитывать на какое-то очень внимательное отношение от абсолютно незнакомых санитаров…

– Хорошо, я поняла. Вообще ничего достоверно не знаешь о причинах его помешательства? Даже в общих чертах?

Тоха поджал губы.

– Нет, не знаю… Единственное – мне мама рассказывала, что у него какая-то неудачная была то ли операция, то ли командировка, то ли просто что-то неудачное случилось и у них в отделении было много убитых. А он жив остался, ранение в лёгкое получил. Ему потом во время нагрузок тяжело дышать становилось и его уволили по состоянию здоровья…

Мужчина перестал писать и, наклонившись к коллеге, шепнул что-то ей на ухо.

– Да, точно, совпадает. Какой год?

Снова шёпот. Она кивнула.

– Восхитительно. А у него были в биографии какие-то эпизоды, связанные с ядовитыми газами? Просто химией? Может, службу проходил вместе с химической ротой?

Ещё несколько минут вопросов. В перерыве в комнату заходил мужчина в форме, который забрал часть исписанных листков. У него были тёмные волосы и аккуратные усы, напоминавшие гусарские. От него Тоха услышал фамилии допрашивающих – Кисова и Пакетт.

Наконец, вопросы закончились. Пакетт собрал листки в стопку и по порядку прикрепил их к планшету. Что-то шепнул Кисовой. Она кивнула. Мужчина вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Кисова снова сложила руки в замок, глядя на Тоху.

– Мне кажется, нужно сделать небольшой перерыв. У нас ещё остались вопросы, так что мы продолжим… Хм… Через полчаса?

Парень кивнул, ёрзая на стуле.

– Сейчас тебя проводят на медицинское освидетельствование. Надо проверить твоё состояние. Для гарантии.

Кисова направилась к выходу из комнаты. За время допроса узел на косынке ослаб и головной убор соскользнул вбок.

Взгляду Тохи открылось острое пушистое ухо. Как будто кошачье. Только с кисточкой на конце.

Он моргнул. Ни Пакетт, ни охранник не обратили на произошедшее никакого внимания, как будто каждый день видят женщин с кошачьими ушами.

Тоха подумал, что это какой-то ободок. Наверное. Но потом ухо дёрнулось, словно реагируя на раздражение. Парень похолодел и ещё раз моргнул, но Кисова уже скрылась за дверью.

«Нет-нет-нет, всё нормально, просто привиделось. Просто привиделось…»

Охранник, даже не взглянувший в сторону ушедшей Кисовой, кивком указал на дверь, приглашая Тоху за собой.

Пустые коридоры. Отдающиеся эхом шаги. Яркие тёплые лампы. Медпункт. Опрос. Несколько простейших тестов на фокус внимания и координацию.

Наконец, парень оказался в тесной тёмной комнате, оcвещаемой лишь большим квадратным монитором. Из громкоговорителя над головой поступило указание – смотреть на монитор не отрываясь. Ещё один тест. Несколько минут.

На экране начали мелькать картинки. Тохе они казались случайными. Трамвай. Закат. Остановка. Палисадник. Небо. Дома. Больница.

Казалось, они начинали мелькать всё быстрее. Фокусироваться на них становилось всё тяжелее, но Тоха старался.

Капельница. Машина. Тохе показалось, что он отчётливо услышал визг тормозов.

Каталка. Кровь. Скрежет металла. Сирена. Мигалки. Остановка. Закат. Трамвай. Небо…

Тохе было очень жарко. Щёки горели огнём, тело нещадно потело. По лбу стекало несколько противных капель.

Он подскочил на кровати. Голова кружилась и казалась очень тяжёлой. Взгляд затуманивался. Тоха сбросил с себя невыносимо жаркое одеяло и откинулся на подушку.

Пока парень был в горизонтальном положении, сфокусировать взгляд было легче. Небольшая одиночная палата. По правую руку – зашторенное окно. Рядом потёртая тумбочка, угловой столик, деревянный стул. Лампа в плафоне под потолком. Тоха приподнял голову. Пустая стойка для капельницы.

Он прикрыл глаза. События вчерашнего вечера начали проноситься перед глазами как калейдоскоп.

Закат. Он стоит на остановке 26 трамвая. Рядом щетинистый мужчина в круглых очках и сгорбленная бабушка.

С трассы на остановку вылетает красный «Москвич». Слишком неожиданно, чтобы успеть отреагировать. Хруст, скрежет стекла. Закатное небо. Пугающее ощущение покидающей тебя жизни.

Тоха вздрогнул и облизнул губы.

Где-то на задворках сознания роилось ещё что-то. Обрывки воспоминаний. Они как будто были неуловимыми, на них не получалось сфокусироваться дольше, чем на несколько секунд. А каждая попытка буквально приводила к потемнению в глазах.

Парень скривился и тряхнул головой. Не получалось. Он чувствовал странное ощущение растерянности, потери ориентации в пространстве. Как будто только что проснулся от очень яркого сна, но не мог вспомнить ни единой детали. Осталось лишь общее возбуждение и ощущение безвозвратной потери чего-то важного.

Ещё полчаса Тоха лежал, приходя в себя и собираясь с мыслями. Старался прислушиваться к своему окружению, но всё было тихо. Лишь иногда где-то в коридоре слышались шаги или неразборчивая речь.

Парня начала охватывать тревога. Сам он, вроде бы, был относительно здоров. Все части тела отзывались и были на месте, хотя ноги и грудная клетка были плотно забинтованы, а попытка согнуться отдавалась резкой болью и сипящим кашлем.

Собственное состояние сейчас Тоху не особенно волновало. Он не спортсмен и не танцор, как-нибудь переживёт. А вот как там мать?.. Парень знал, что она в нём души не чаяла и была довольно эмоциональной. Как бы известие о сыне её не подкосило, как это было с сумасшествием отца…

Вскоре Тоху пришёл осмотреть лечащий врач. Немногословный темноволосый мужчина средних лет с гусарскими усами. У Тохи возникло неудержимое чувство дежавю, но никаких воспоминаний в голову во время разговора так и не пришло, а от попыток сосредоточиться темнело в глазах.

Врач его немного успокоил. Травмы не такие серьёзные, хотя космонавтом или олимпийцем стать уже вряд ли получится. Но прогноз благоприятный – остальным стоявшим на остановке повезло куда меньше. А кому-то и совсем не повезло.

Плохо было то, что о его состоянии матери рассказали по телефону. И, естественно, врач был не в курсе, как она отреагировала. Но сказал, что обещала приехать на встречу как только сможет. Зная мать – выехала она сразу после окончания разговора.

Впрочем, ехать из другого города было как минимум полдня. И за эти полдня она могла очень сильно себя накрутить. Тохе было тревожно.

Делать в палате было абсолютно нечего. Поэтому, чтобы и самого себя не накручивать, он попытался просто абстрагироваться от всего происходящего, не думать ни о чём. Хотя удавалось с трудом. Тоха всё же не привык не делать вообще ничего.

Ещё через полчаса в палату зашла медсестра. Проверить повязки и поставить новую капельницу. Это была молодая шатенка с собранными в пучок волосами и острыми чертами лица. На тохин взгляд – очень миловидная.

Парень спросил её, нет ли чего интересного почитать. Она сначала не поняла. Тоха пояснил – в палате делать абсолютно нечего, нельзя ли одолжить у медсестры что-нибудь почитать.

Она улыбнулась и сказала, что Тоху вряд ли интересуют медицинские справочники… Но пообещала поискать что-нибудь ещё перед тем, как уйти. Настроение парня резко улучшилось.

Вскоре он услышал в коридоре торопливые шаги, которые стремительно приближались к его двери.

«Медсестра уже вернулась? Да нет, не похоже… Она бы так не топала. Мама? Нет, слишком рано…»

Дверь распахнулась. В проходе появился Лёва. Тохин друг, с которым они ещё вчера вместе курили на крыльце техникума. В руке у него была авоська.

– Привет несправедливо страдающим от санитарского произвола!

Тоха заулыбался. Лёва потянулся в авоську, из которой через мгновение извлёк небольшой белый термос с цветочным узором. Тоха его узнал – это был термос его соседа, заядлого туриста. Вещица на память из Китая.

– Специальная доставка из профсоюза шизов – шизочай с галоперидолом!

Тоха хотел хмыкнуть, но вместо этого скривился. В глазах снова потемнело, хоть и сильно слабее, чем раньше.

Лёва заметил перемену и остановился, несмело переминаясь с ноги на ногу.

– Что, болит, да?..

Тоха тряхнул головой.

– Да как-то… Давай пока ненадолго без дурки. Надо в себя прийти.

Лёвино лицо потускнело и он направился к стулу возле тохиной кровати.

Тоха вымученно улыбнулся.

– Правда, что за чай хоть?

– Да чёрный, твой любимый… С малиной.

Тоха налил немного чая в крышечку термоса. Он уже не дымился, но всё ещё был тёплым.

– Тут ещё Маринка из 117-й тебе конспекты обещала передать, за сегодняшие пары…

Тоха сделал глоток. По телу начало расходиться приятное тепло. Неприятные мысли отходили куда-то на второй план.

– Мы с медичками вчера за тебя так переживали…

Тоха улыбнулся.

– Думали ещё, куда ты делся… А утром в группе рассказали про машину…

«Всё не так уж плохо… Не так уж плохо.»

В глаза бил яркий солнечный свет. Тоха щурился, затягиваясь сигаретой.

Сегодня был хороший день. Неделя с момента снятия последнего шва на ноге. Ещё и последняя пара отменилась – заболел преподаватель.

На крыльце техникума было тихо и безлюдно. Только в теньке за колонной стоял и курил ещё один мужчина – средних лет, темноволосый, гладко выбритый. Что-то в Тохе казалось в нём знакомым, но он не хотел вглядываться в неизвестного человека слишком долго – это невежливо. Тем более незнакомец сам не обращал на парня, казалось, никакого внимания.

Тоха бросил бычок в урну и направился вдоль по улице, на остановку автобуса. Нужно было ехать в общежитие, приготовить себе что-нибудь на обед.

Два месяца он приходил в себя после аварии и, можно сказать, смог полностью восстановился. И даже почти не отстать в учёбе. Об автоматах, конечно, учитывая количество пропусков, можно было забыть, но где наша не пропадала?

Обиднее всего было то, что после аварии ни единая тохина вещь не уцелела. Ни кожаная куртка, ни сумка с конспектами, ни отцовские часы… Впрочем, думал Тоха, это всё вещи. Хорошо, что уцелел он сам. Да и часы было не особенно жалко – всё равно собирался новые купить.

А ещё, сущая мелочь, в психиатрической больнице, пока Тоха лечился, умер отец. Санитары не уследили – он выпрыгнул головой вниз с третьего этажа, пока его вели по коридору на процедуры. Хоронили в закрытом гробу. У матери на фоне практически одновременных новостей о муже и сыне поседели виски… Но ей уже было гораздо лучше. Хоть Тоха всё ещё очень сильно переживал. Переживал за мать. Услышав о смерти отца, он пытался почувствовать в себе какой-то эмоциональный отклик, но его не находил. Просто какая-то… пустота.

Поначалу у него не было настроения на привычные шизокаламбуры, но вскоре настроение и отношение Тохи к жизни вернулись в прежнее русло. Он снова стал заслуженным ветераном дурки.

Парень обернулся. Незнакомец с крыльца техникума тоже докурил – он бросил сигарету в урну и неспешным шагом двинулся по улице в ту же сторону, что и Тоха.

Парень заметил за собой после аварии другую одну странность – во сне ему начали видеться какие-то размытые отрывки кошмаров. Раньше ему практически ничего не снилось, поэтому перемена стала заметной. Впрочем, врач успокоил – это естественно после травмы головы. Тем более эти сны не так уж сильно Тоху беспокоили…

Мимо по улице, рыча двигателем, проехал мусоровоз, обдав Тоху резким запахом гнилой картофельной ботвы. Он был настолько сильным, что парень с трудом подавил рвотный рефлекс и прикрыл нос рукавом куртки. Глаза заслезились и парень их прикрыл, вместо темноты увидев какую-то мигающую жёлтую пелену.

От резких движений что-то выпало из подклада куртки, с металлическим стуком приземлившись на асфальт. Как только мусоровоз отъехал на достаточное расстояние, парень посмотрел под ноги. Какая-то мелкая красноватая монетка.

У Тохи несильно заболели виски. Он наклонился, чтобы поднять вещицу.

Это был явно не советский рубль – на монетке были какие-то надписи вязью, похожей на арабский. И отлита символика – колоски, звезда, солнце под ней, раскрытая книга… Кажется, афганский герб, хотя Тоха не был уверен. Он в них плохо разбирался.

Куртка на нём была отцовская, так что наличию в ней афганской монетки парень не удивился. Тоха пока не мог себе позволить одежду поновее, а от хорошей заграничной куртки после аварии остались одни ошмётки.

Чем дольше парень смотрел на монетку, тем сильнее у него начинали болеть виски.

Перед глазами мелькнули какие-то странные неясные образы. БТР, проливной дождь, вспышки. Тохе показалось, что он услышал шум двигателей, но это был всего лишь удалявшийся мусоровоз.

Парень убрал находку в карман. Не выбрасывать же, всё-таки деньги…

«Ух… Сраный мусоровоз. До сих пор голова кружится от этой ботвы…»

Тоха спустился в знакомый переход. Под землёй был прохладно, он вздохнул и обтёр лоб рукавом рубашки.

«Фуф… В прохладе должно быстрее отпустить…»

Парень толчком открыл дверь в метро. Привычным движением сунул руку в карман, достал жетон.

Над турникетом рука на секунду застыла. Что-то казалось неправильным. Тревожным.

Тоха тряхнул головой. Чушь это всё.

Жетон опустился в приёмник. Через секунду парень был уже по ту сторону турникета. Впереди ещё длинный день…