— Что это?
Андрей, высокий седой человек сложноопределимого возраста, вальяжно обернулся на кресле. Трататита, хриплый юноша с каштановыми волосами, медленно подошёл, указывая на один-единственный лист бумаги в толстом переплёт.
— Это совпадение? — спросил Цагерат.
Пришедший самодовольно улыбнулся.
— Мне необязательно пользоваться какими-либо источниками, чтобы знать о присутствии кого-либо из наших в Библиотеке. — Он снова указал на лист. — Что это?
— Мемуары.
— Их главный герой явно жил недолго.
— Они будут дополняться, — сухо ответил Андрей.
Трататита стряхнул пепел с плаща.
— О ком?
— О нас.
— О тебе и твоих альтер-эго?
— О нас, как о демиургах, — пояснил Цагерат. — Ты знаешь, кто такой %?
— Слышал, не помню.
— Я тоже, и даже Льён не помнит. Либо он из другой мультивселенной, либо жил раньше Льёна. Подозреваю, что второе. У него есть мемуары, с подробным описанием неких военных событий. Понимаешь? % не помнит самый старый из нас, ну, не считая Аз'Рета, то есть его для нас просто не существует. Мы же тоже когда-нибудь да умрём, пускай к концу мироздания, но умрём. Трататит, мы должны позаботиться о том, чтобы наши потомки в лице юных демиургов знали нас до мельчайших подробностей!
Собеседник думал несколько часов.
— Дашь прочитать, что написал?
Азанэль Манаш-Цагерат
I
В безликой пустоши миров,
Где выше гор и облаков
В пространстве чёрном и пустом,
Что стала звёзд связным мостом,
Реальность станет пустотой
Под длинной алчущей рукой,
Создатель дал которой власть.
Среди немногих знает страсть
Азанэль Манаш-Цагерат.
Он есть паденье и распад,
Творенья Враг и Спутник Бед,
Но дал однажды свой обет.
Теперь он Царь Небытия,
И даже дальние края,
Куда не ступят никогда,
Пускай пройдут хоть все года,
Что даны были всем мирам,
Принадлежат ему. Лишь храм
Ему препятствием лежит,
Которым каждый дорожит.
II
Извечен мрачный Цагерат.
Когда-то был он счастлив, рад,
И мощью страшной наделён.
Вплоть до скончания времён
Всё мирозданье так хранить
Азанэль будет. Страшно жить
В тени беспросветной тоски,
Когда движением руки
Твоей сойдут с обычных мест
Системы звёзд. Лишь только жест
Способен вовек совладать
Вселенной правосудье дать.
Случилось много лет назад,
Когда зелёный Цагерат
Порядок изменить решил
И в годы те он молод был,
Творенья смертный друг и сын,
Когда вид сумрачных долин
Под светом океана звёзд
Он наблюдал. Извечный пост
Его мечтательных очей
Пугал невидящих людей.
III
Шли долго двое в пустоте.
Один был стар, но в темноте,
Как гладь воды, кривых зеркал,
Свет звёзд его лицо менял.
И можно было иногда
Увидеть лик, что сквозь года
Почти не стал другим и лишь
Белели волосы. Вся тишь,
Что знало место все века
И тоньше крыльев мотылька,
Азанэль быстро прекратил:
"Ты знать хотел, как создан был
Я в тьме ночной, со властью ли?
Как силу руки обрели?"
Был спутник молчалив, суров.
Ему не были дом и кров
Чужды, как и Царю. Спросил,
Смотря в глаза безликих сил:
"Так кто ж ты наконец?"
И Цагерат, как тёмный жнец,
Взмахнул рукой во небосвод:
"Я - часть той силы, что влечет
Ко злу, и вечно всё вершит
Во благо. Видишь, там лежит
Тропа нам между всех планет.
Не вздумай мне ответить "нет".
Идти мы будем долго. Нам,
Шагая, гордым знаменам,
Хватает времени судить
И на вопрос "Ах быть, не быть".
IV
Ты помнишь смертные года?
Нерукотворные сада
Ещё способны удивить
Своей красой. Желанье жить
Наполнит грешный разум твой.
Создатель твёрдою рукой,
Смотря на райский уголок,
Поставит мир тот на замок.
Реальность кажется, как край
Далёкий, мрачный. Только знай,
Живи в спокойной тишине,
Забудь про край, что весь в огне
Твоей незыблемой мечты
На расстоянии версты.
Я знаю: помнишь. Этот вид
Не может быть, шутя, забыт.
Судья, терзаясь сам собой,
Вовек замученный тоской,
Ты мог пейзаж сжигать и рвать,
И ненавидеть, и топтать.
Но, возвышаясь над землёй,
Над дикой варварской толпой,
Ты обречён. И много раз
Всё вспоминая, как алмаз,
Нетронутый клочок земли,
На странно-сладкий вкус пыли
Своё бессмертие и власть
Мы променяли бы, смеясь.
V
Надеюсь, понял ты меня,
Каким я был. При свете дня
Не жил, но лишь существовал.
И только ночью я махал
Далёким звёздам. И, крича,
Я видел руки палача.
Убийцей был здесь только я!
Молясь в тиши, моя семья
Не знала, что за злой недуг
Забрал всю силу ног и рук.
Так всё бледнел. Я поседел
От страха, что лишь мой удел
Остаться тут. И в тишине
Я плакал долго, но в огне
Моей всё тлеющей души
Бежал, вцепляясь в те гроши,
Остались что во мне тогда,
Смотрел на звёзды. И еда,
И сон нужны живому. Мне
Был нужен светлый мир во тьме.
VI
И день настал. Я понял, что
Сегодня наконец дошло
Моё решенье умереть
До высших сил. Мечтать и рдеть -
Так больше я не мог служить,
Своею целью дорожить.
Из дома ночью вышел я,
Взглянул на чистые поля,
Затем на звёзды. Тихо сел.
В последний раз тогда смотрел.
Судья, поверь, сейчас не лгу!
Об этом лгать я не могу.
В ту ночь я умер. И с небес
Ко мне спустился, может, бес,
А может, ангел. Взор его,
Подобье Солнца самого,
Был устремлён в мои глаза.
Казалось мне, что бирюза
Сменила неба чёрный цвет.
И вот оно, вот мой ответ!
Теперь я знаю, знаешь ты,
Что это был не Царь Мечты.
Совсем не ангел и не бес.
Хранитель всех живых чудес,
Ведёт кто всех миров парад,
Владыка Скорби, Цагерат.
VII
Он был велик, могуч, силён,
Имея множество имён,
Которых каждое велит,
Что никогда тот страж не спит.
Был Цагерат, как рыцарь тьмы:
Доспех, казалось, из сурьмы,
Без блеска в лике темноты.
Он, не пугаясь высоты,
Имел и плащ, и в ножнах меч.
И их, и тень широких плеч
Мог без труда затмить, смеясь,
Шлем, за которым Тёмный Князь
Лишь пустоту хранил, а он
Парил. И словно светлый сон,
Была та ночь! Откуда знать
Я мог, дурак, что убежать
Была глупейшей из идей!
Клянусь, среди и всех людей
Так ошибался... Да никто!
Ужасное решенье то
Меня терзает так давно.
Хотя ты знаешь, всё равно.
Напомнить это что ли грех?
Я думал, что пришёл успех
В моих бесчисленных мольбах.
Я ненавижу этот страх,
Который дал мне умереть!
Я верю, что живая смерть
Была бы лучше в сотни раз,
Но я, ведясь на отблеск страз,
Теперь охранник чёрных врат,
Азанэль Манаш-Цагерат.
VIII
И он забрал меня с собой,
Ведя на бесконечный бой.
Беседа наша, как и ночь
Была долга. Оттуда прочь
Ушли мы перед тем, как свет
Пришёл в долину. Мой ответ,
Ты догадался, знаю я,
Был "Да", знакомый мой, Судья.
И разве я, простой юнец,
Предвидеть мог такой конец?
"Учитель" — я сказал ему
И сам закрыл свою тюрьму.
Я стал мирам почти Отцом,
И демиургом, и творцом."
Шли двое молча в пустоте.
Они являлись, оба те,
Царями страждущих миров,
Не зная нужных, сильных слов.
Один — Судья, как Трататит
Известный, он закон вершит.
Другой — ему ни друг, ни брат,
Азанэль Манаш-Цагерат.
— А чего так много пафоса? Ты половину поэмы расписывал свои муки и ответ на мой вопрос "Что ты такое?"
— В твоих мемуарах его будет меньше.
Трататита ушёл писать мемуары.