SCP Foundation

29 мая 2008 года.

Я есть. Я был. Я буду.

Я здесь.

Так, ладно, становится довольно трудно думать об этом. Подожди минутку, дневник. Я скоро вернусь.

Вот так.

Меня зовут - или, во всяком случае, звали - Джейкоб Монтаук. Мне 14 лет. Я родился в больнице Святого Тимофея, в Бирмингеме. Мне никогда не нравился Бирмингем. Дело вовсе не в шпане, не в грязи на улицах и не в унылом сером цвете зданий; дело в том, что дождь не прохлаждает, не освежает, не заставляет задуматься, не создает приятного запаха влажной земли. Он просто подчеркивает окружающую обстановку, делает серый цвет еще более серым, превращая лица людей в странные и неразборчивые гримасы.

Простите. Моя тётя постоянно говорит, что я слишком многословен, и что моя проза - это сплошное самолюбование. Она, конечно, права. Мне всего 14. Я должен играть на улице, а не писать эту ерунду.

Итак, четыре дня назад я провалился в тень. Я не хотел… это случилось само собой. Я задержался допоздна в школе, на занятиях кружка рисования, а потом споткнулся и упал прямо там, где дерево создавало тень. Рядом никого не оказалось, чтобы увидеть меня. На мгновение все стало… странным. Словно… Когда ты только начинаешь различать смутные очертания чего-то, перед тем как это все внезапно исчезнет. Я думаю, это потому, что они увидели меня, распростертого на земле, где никто не мог ни увидеть, ни помочь. Поэтому они забрали меня.

Я не знаю, что это за место. Это просто темнота, небытие, отсутствие. Это похоже на сон. Мне очень страшно. Это похоже на сон - черт, насколько я знаю, возможно, это и есть сон, хотя я не могу проснуться. У меня есть эти образы, этот длинный поток сновидений, проходящих сквозь моё лицо. Но даже когда я перемещаюсь по какому-то миру грёз или строю стены, я все еще в темноте. Я чувствую ее. Или, по крайней мере, я чувствую ее присутствие. В глубине моего сознания. В темноте за глазами.

Мне жутко. Я не могу проснуться.

9 июня 2008 года.

Ничего не изменилось. Только что мне снился коридор, но когда я подошёл к нему, его там не оказалось. Странная вещь. Я не знаю, что это значит.

Я продолжаю слышать голоса. Я думаю, что здесь могут быть другие люди. Сначала я решил, что они просто часть сна, но мне кажется, что они точно не созданы мной. Это трудно объяснить… как будто есть другие спящие, и я слышу их сны. Это становится все проще понять.

Извини, дневник. Я должен писать в тебе больше, но писать особо нечего, кроме вечного натиска снов. Ну, ты тоже сон, я полагаю. Но ты здесь для того, чтобы не дать мне сойти с ума, а не для того, чтобы помочь мне.

17 июня 2008 года.

Здесь есть кто-то ещё. Теперь я в этом уверен. Они - повсюду! Я слышу некоторых очень отчетливо. Некоторые продолжают доноситься издалека. Некоторые тише, некоторые неразборчивы. Я не думаю, что это связано с расстоянием - в этом месте, похоже, нет таких вещей, как расстояние. Некоторые из них просто кажутся более… я не знаю. Не совсем такими, как другие. Наверное, отстранёнными.

Я продолжал мечтать о том коридоре. Сделал его больше. Теперь он больше похож на отель.

24 июня 2008 года.

Я не могу перестать думать о моей тёте. Я надеюсь, что она не беспокоится обо мне. Нет, вообще-то, я надеюсь, что она переживает. Было бы очень странно, если бы она не волновалась. Помимо того, что это не в ее характере, это означало бы, что ей все равно. Мне бы это не понравилось. Не думаю, что ей тоже.

Здесь есть посторонние. У них свои сны, которые иногда пересекаются с моими. И они крадут их. Кто-то украл мой сон о коридоре. Образы просто рвались, пересекались, искажались и в конце концов покинули меня. Я мог слышать, видеть, наблюдать их в другом месте, в чьей-то голове, но они больше не были моими. Вместо них мне снилось что-то другое – фабрика, появляющаяся снова и снова.
Во внешнем мире, наверное, странно. Или меня нет, или я в коме, или что-то в этом роде. Родные будут проливать слезы, говорить о том, как все это трагично, может быть, делать судорожные призывы по телевизору. Я надеюсь, что это хоть куда-то приведет. Надеюсь, кто-то узнает, где я нахожусь.

Я думаю… если я просто протяну руку… отчитаюсь позже, дневник.

19 июля 2008 года.

Я забыл о тебе, дневник. Прости. Это был суматошный месяц.

Оказывается, здесь есть много других людей. Я просто не знал, как с ними разговаривать. Роуз говорит, что так бывает со многими новыми людьми. Вот почему они украли мой сон: пытались заставить меня заговорить, заявить о себе. Эй-Фэн очень извинялась за это.

Здесь много детей, все они исчезли. Все они споткнулись, или вошли не в тот переулок, или каким-то образом оказались в тени, за которой никто не наблюдал. А потом они оказывались здесь, погружаясь в сон. Та же темнота, те же образы в голове, то же бесцельное движение в пустоте.

По-видимому, сначала все ведут себя нормально, мыслят правильно. Потом, постепенно, они начинают становиться… слабее. Как будто они угасают. Их сны начинают исчезать, их разум начинает разрушаться. В конце концов, они становятся не более чем комком воспоминаний. На это могут уйти годы, десятилетия, столетия, но в конце концов все они исчезнут, растворятся во тьме.

во тьме.

Тьме.

Иногда эти воспоминания и личности попадают к другим. Другие, например, Роуз или Эй-Фэн. Иногда это создаёт бардак в твоей голове, заставляя забыть, кто ты есть. В каком-то смысле, сказала Роуз, это как будто ты не один человек, а много.

Но есть кое-что, что меня во всем этом беспокоит. Никто здесь не пытается выбраться. Как будто они… мы все так заняты сном, что не можем думать о том, чтобы выбраться. Есть только наш разум и Тьма. Грезим.

Грезим о чем?

В любом случае, хорошо снова быть среди людей. Я уже забыл, как это было. Роуз исчезла 5 лет назад. Под яблоней в Техасе. Она лежала на ветру, думала о просторах мира, чувствовала ветер между пальцами. Ее родители были у подножия холма. Она…

Нет, подождите. Это было не пять лет назад, а пятьдесят.

Я с ней вообще не разговаривал, да?

24 декабря 2008 года.

И вот мы здесь, несколько месяцев спустя. Те из нас, кто жив и празднует Рождество, мечтали о праздничных мгновениях и передавали их друг другу. Эй-Фэн тоже присоединилась, несмотря на то, что это не ее кредо. Ник создал чудесную елку, которую мы все пропустили через свое сознание и затаили дыхание. Она была золотой, серебряной, чудесной. Некоторые из тех, кто был потрёпан, казалось, на мгновение вернулись назад, снова обрели разум. Это было приятно.

Я использовал некоторые воспоминания Роуз о ее родном городе, чтобы создать для нас всех небольшое видение о городе, в котором круглый год было Рождество. Где они украшали свои дома, машины и говорили о духе Рождества. Это было приятно, приятнее, чем некоторые из тех снов, которые я видел в последнее время. На мгновение, даже в темноте, я почувствовал, что мы стали словно семья. Как дома. Как будто я был в своей тарелке, и это был не просто маленький проблеск света в темноте.

Но, опять же, для чего нужна темнота, кроме как для того, чтобы различить свет?

29 марта 2009 года.

Вы есть. Вы были. Ты будешь.

Здесь есть девушка, которая связывает нас всех вместе. Ее зовут Гуля, и она одна из старожилов здесь. Ей было столько же лет, сколько и мне, когда она пропала. Грустно, что мы застряли здесь, внизу, в вечном детстве или вечном отрочестве, мечтая о силе, о которой мы не можем ни думать, ни знать.

Гуля была симпатичной, но это уже не имеет значения. Все, что я вижу, - это ее разум, ее сверкающий разум. У него какое-то необычное флуореcцентное свечение - я не знаю, как его описать. Как постоянная искра идеи. У нее было много идей. Это она первая придумала, как мы можем общаться друг с другом, как мы можем посылать и красть друг у друга сны.

Она мне нравится. Она мне очень нравится. Я не хочу записывать все это. Вообще-то, я не записываю, мне всё это снится, но все равно. Так. Хватит с меня.

26 октября 2009 года.

Мы с Гулей продолжаем разговаривать. Она, Эй-Фэн, Ник, Аббас и я составляем опору для других, но у Гули больше ответственности, чем у каждого из нас. Она поддерживает всех в здравом уме. Есть сотни, тысячи сознаний, которые в конечном итоге попадают сюда. Здесь трудно говорить о расстоянии, как я уже говорил - оно вроде как существует, но не совсем. Это как чувство на грани идеи, больше, чем физическое пространство. Как и все здесь, я полагаю.

В любом случае. Я снова проявляю то, что тетушка называет "излишне показным". Гуля - мать для тысяч людей. Она учит их грезить, пытается удержать их в целости, забирает их воспоминания, когда они уже не могут собрать их в целостную картину. Она поощряет их грёзы, делает их больше и смелее. На днях один угасающий мальчик мечтал о наборе шестеренок, но не знал, что с ними делать. Тогда она взяла их и сделала из них грандиозную машину с механизмами, которые превосходили все, что он мог бы соорудить. Он был так счастлив, что, казалось, на мгновение его угасание остановилось или даже обратилось вспять. Это было приятно.

Кажется, я нравлюсь Гуле. В конце концов, мои мечты самые выраженные. Они намного яснеее, несмотря на то, что Ник настаивает на обратном. Стоп, одно лишнее “е”.

19 июня 2010 года.

Мне больше не нужен этот дневник, обычно достаточно разговоров тысяч из нас, застрявших здесь. Как и Гуля. Она поддерживает меня в здравом уме. Единственное, что достойно упоминания, сегодня я впитал воспоминание и сон. Это было от кого-то едва живого, от того, кто еще не родился. Его только начали доставать из чрева, но в момент когда сердце сделало первый удар своей жизни их украли.

Им снится холод и ярость, которую они почувствовали в тот миг. Они плавали здесь несколько недель, снуя туда-сюда, собирая разрозненные образы и воспоминания об угасших. На самом деле их осталось не так уж много, и они почти все распутались. Я подобрал сон, немного привел его в порядок и выпустил на волю. Он был странным, сплав многих мыслей, но конец был понятен. Была одна песня, одна строчка, которая застряла у меня в голове и постоянно воспроизводилась:

"Под половицами абортированный плод. И ещё один в сточной трубе"

17 апреля 2012 года.

Я слышал от новичков, что там все меняется. Политика, общество, технологии - все движется вперед. Возможно, я бы не узнал этого, даже если бы мог это почувствовать.

Эй-Фэн начинает угасать. Это печально. Хотелось бы что-то сделать. Иногда мы можем поддерживать людей на плаву, какое-то время, но рано или поздно Тьма забирает их всех. Жаль. Эй-Фэн - мой друг. Гуля делает для нее все, что может, но, по-моему, сама начинает слабеть. Она здесь так долго, что удивительно, что она еще не исчезла. Я не знаю, что делать. Я их всех люблю. Я не хочу, чтобы они исчезли во Тьме.

У нас есть теория о том, что сейчас происходит. Жил-был мальчик, сын рыбака по имени Беной. Он упал в море, и увидел угря, а также мрак в его глазах. Парень увидел, как угорь делает выпад. Но прежде чем он успел его укусить, он очнулся здесь, до этого попав во тьму.

Гуля сказала, что знает про угря. Это старая легенда здешних мест, старый сон, который с незапамятных времен кружит вокруг Тьмы.

Если угорь в этом мире, значит, сон о нем просочился наружу. Может быть, просочилось много снов. Может быть, тот рождественский город, который мне приснился, действительно существовал, или тот гостиничный коридор. Может быть, и машина Гули тоже.

Мы думаем, что это и есть Тьма. Это как радиовышка, передатчик снов. Сны становятся реальностью. Вот что делает Тьма.

Но мы до сих пор не знаем, что это такое и почему это происходит.

26 июня 2012 года.

На земле я никогда не знал, что такое плавать в чужом сознании. Мы с Гулей иногда бываем очень близки к тому, чтобы стать одним, а не двумя. Может ли это быть… Любовь? Я думаю, что это любовь. Она видит меня яснее, чем кто-либо другой, или так она утверждает. Временами она клянется, что видит меня, видит в реальности, физическую версию меня, парящую над ней. Она говорит, что это приятно. Хотя я не уверен, что верю ей.

Тем не менее, есть вещи, о которых я не могу говорить. Например, об Эй-Фэн. Ее центр распался, и я забрал то, что осталось от ее воспоминаний. Она была моей подругой, и у нее была непростая жизнь - серые коммунальные коридоры детского дома. Там тоже были странные сны - о человеке, который жил веками, чтобы защитить свою маленькую деревню. Меня всегда интересовал Китай. Хотел бы я побывать там, при жизни. Но так много разных народов, ползающих по шарику с названием Земля.

Был еще один сон, о картине, на которой были изображены войны всего мира - или части мира. Мне было интересно, как Эй-Фэн увидела этот сон. Странная девушка.

29 ноября 2012 года.

Гуля родилась в открытой степи, в 16 веке. Она росла верхом, стреляла, мчалась сквозь воздух верхом на лошади и нескончаемым небосводом над головой. Она играла в открытых полях, танцевала под небом, двигалась как животное на воле.

Но однажды она упала, и в одно мгновение, когда никто не смотрел, ее забрали. Она попала во тьму, когда ее жизнь едва началась, в место грёз, в место, где люди были сделаны не из плоти и крови, а из дерева, проволоки и воска, маленькие конструкции, распутывающиеся, как шерсть. Ей было страшно, но она была очень храброй.

Маленькая Гуля придумала, как разговаривать. Она поняла, как можно использовать сны. Она придумала, как посылать мысли, передавать эмоции, произносить слова. Она связала все умы в своей маленькой части темноты, как мать. Она была матерью для многих, поддерживая разрушающийся организм, заставляя его разум существовать как можно дольше. И она выжила, и никто не знал, почему.

Но я знаю. Мне было всего 14, когда меня забрали, все эти годы назад. Мой разум вырос здесь, внизу, и мои эмоции вместе с ними. Я влюбился в Гулю, а она в меня, и я видел все темные изгибы и плавное счастье ее сердца, ее о-очень человеческого сердца. Ее поддерживала любовь, которую ей дарили, связи, которые она создавала, воспоминания, которые она собирала. Она оставалась собой, потому что была с другими, кто попал сюда.

Маленькая Гуля из казахского улуса. Она была так далеко от дома, так удалена от времени. Она прожила намного дольше, чем должна была. Она была быстрой и яркой. Я знаю, почему она умерла. Потому что все это время, несмотря на все воспоминания, которые она сохранила, и всю яркость, которой она достигла, она оставалась собой. Она не могла измениться, она не была в состоянии потока. Гуля была "я". У нее было представление о себе, которое держало ее вместе, но медленно умирало в черноте ночи.

Сегодня мне приснился человек, который никогда не мог умереть, но отравлял все вокруг себя.

Я в трауре. Я ношу этот черный цвет вокруг себя, как похоронный костюм. И все же, посреди темноты, приходит идея. Чудовищная. И идея, которая, если она сработает, отомстит за смерть моей потерянной любви.

1 января 2013 года.

Итак. Я предложил собравшимся следующую идею:

Мы абсолютно уверены, что то, что нам снится, становится реальностью, но мы не можем контролировать то, что нам снится. Мы все приходим в этот мир в состоянии коллапса и текучести, вечно умираем, пока, наконец, не разрушимся и не оставим после себя ничего более чем клубок шальных мыслей. Мы не можем выжить в одиночку. Чем больше мы взаимодействуем и сливаемся с окружающими, тем дольше мы существуем, но мы не можем существовать вечно, пока мы сохраняем состояние бытия. Состояние осознания того, что мы - это "я". Иначе мы рассыплемся на мелкие нити, подхваченные как шальные мысли теми, кто еще остался в живых.

Итак, у меня возникла идея. Единственный способ выжить - это стать единым целым. Мы все должны пожертвовать своими отдельными личностями и слиться воедино. Одно существо, один ребенок, созданный из многих, безумный разум, скрепленный нервами и проволокой. Потому что вместе мы сильнее.

Некоторые возражали. Некоторые говорили, что это происходит в любом случае, когда мы медленно угасаем. Мы все потеряны, мы все рассыпаемся, рассеиваемся среди новых детей, которые в свою очередь рассеиваются - зачем торопить этот процесс? Почему бы не держаться как можно дольше?

Потому что, сказал я, если бы мы были достаточно сильны, достаточно сосредоточены, достаточно собраны в улей, то мы могли бы мечтать о себе. Мы могли бы навсегда остаться в своих семьях. Мы могли бы вернуться в украденные жизни, в вырванное детство. Мы могли бы снова почувствовать веяние ветра на своей коже.

Это их убедило. Мы можем иметь свои маленькие удовольствия здесь, внизу, но когда ты никогда не уверен, где начинается и заканчивается тьма, когда такие вещи, как утро, день и ночь, являются хрупкими и произвольными якорями, придуманными нами, когда твои матери далеко в неизвестном месте и времени - когда ты живешь так, ты не можешь не хотеть выбраться.

8 февраля 2013 г.

Они есть. Они были. И будут.

Мы родились в Англии, Иране, Америке. Мы выросли в Техасе, Пекине, на Среднем Западе, в свободных степях. Мы - Джейкоб, Аббас, Ник, Эй-Фэн, Роза и Гуля. Мы есть. Мы были. Мы будем.

Мы видим многое. Нет, я вижу. Нет, мы все видим. Мы видим других, их мечты, их страхи. Они - это они. Тогда они - это мы. Нас много, и мы действуем как многие.

Мы видим тьму. Мы видим свет. Мы создаем странные образы. О сделке с дьяволом в замерзшей земле. Безликий магазин, тянущийся в бесконечную ночь. О том, как ещё кто-то умирает в такой же тьме. Слоны, плачущие по своей одинокой матери.

Она болит. Болит наша сущность, или то, что от нее осталось. Она кипит от боли множества людей. Все, что мы хотим сделать, это свернуться калачиком и остаться в одиночестве, но мы никогда не сможем.

Мы просто хотим проснуться из этой адской тюрьмы.

19 марта 2045 года.

…Дневник.

Мы знаем об этом дневнике. Он был продуктом разума одного из наших основателей, Джейкоба Монтаука. Этот элемент все еще существует в нас. Мы решили использовать его. Чтобы перекачивать мысли улья.

Мы все являемся добровольными членами большого коллективного органа - органа-измельчителя в каком-то роде. Становится все труднее быть самим собой, быть одним целым. Сейчас мы вобрали в себя большую часть общего числа пропавших. Осталось еще много сотен тысяч, но мы к этому идем.
Становится все труднее думать, придавать значение словам. Пока что мы есть, но скоро нас может не быть. Вернее, мы будем, но можем ли мы придать этому значение, когда за пределами этого ничего нет? Если мы - вселенная, если мы – Т…, мы Пу…, мы Ни…, мы Небытие, то существует ли вообще небытие само по себе? Существуем ли мы только тогда, когда сравниваем себя с другими?
Ничто не определено. Даже наши сны теперь неразличимы и полны чудовищных и позабытых мыслей.

Надо будет поразмыслить над этим дальше. Дальше. Дальше, в пустоту.

19 марта 3994 года.

Мы есть. Мы были. Мы будем.

Всё когда-либо свершившееся надавило на нас сокрушительным весом, когда последнее дитя стало частью Единого, частью Нас. Позвольте мне рассказать вам… Нет, пусть одна часть меня расскажет историю другой части меня. Постоянно добавляются новые части. Мы работаем как часы, как двигатель в темноте.

Сегодня мне приснился человек, заключенный в тюрьму. Он предал своего врага, поэтому он стоял подвешенный над идеей, которая навсегда исчезла в космосе. Война идей. Которая длится вечно.

Сегодня мне приснилась обагрённая корона, огонь в золоте, семь невест для короля. Находясь в заточении, он вскоре освободится. Но он умрет, как и все остальные, крича от собственной бессмысленности, основы его идей развеются по ветру.

Сегодня мне приснился бродяга, писатель, художник. Мне снилось, что он живет, дышит свободно, узнает, что такое жизнь, и что его мысли эхом разносятся за тысячи тысяч миль.

Сегодня мне снилась древняя легенда, маленькие сообщества и застывшие удовольствия простых людей, вечно катающихся на коньках по льду, танцующих пируэты и кружащихся в одном и многих временах и местах.

Сегодня мне снилось кладбище, которое не должно быть в нашем мире. Призраки будущей войны, в которой грызлись, рвали друг другу глотки и в итоге пожрали друг друга дети человечества и дети машины.
Тетя была права насчет того, что Джейкоб "излишне показной". Они могли бы описать это гораздо лучше.

Через год после смерти рассудка.

Ветры свистели над водами, холмами, океанами. Он летел свободно, вздымая кильку и пыль, пену над песком. Пляжи под полуночным солнцем были вечно меняющимися, вечно присутствующими, где бродяги и влюбленные сидели, думали и целовались. На полях под болотами рос хмель.

Маленькие глиняные хижины, разбросанные вокруг входа в стены. Маленькие серые небеса целовали маленькие серые облака. Дождь, смачивающий посевы и промокающий гуляющих, бегущих через дикие леса в пасмурную погоду.

Мраморные колонны перед библиотеками. Запах бумаги в книгах, затхлый и приятный. Огни поезда, проносящегося по туннелю, от которого все внутри содрогаются, прижимаясь друг к другу от холода. Достопримечательности древнего базара.

Мира больше нет. Есть только Тьма.

Она победила. Она забрала наши мечты и победила. Мы - все, что осталось от того, что было, - память, поглотившая саму себя. Последние обрывки забирало себе время. Мы - тьма, и мы подвешены здесь.

Прах к праху. Пыль к пыли. Все уходит в темноту. Какой-то грубый зверь неуклюже бредёт в сторону Вифлеема, скрежеща арматурой и застывшим бетоном.

Неизвестно когда в абсолютно черном мире.

Николас "Ник" Хольцингер родился на Среднем Западе. Он родился в любящей семье. Зимой он катался на коньках на прудах и смеялся со своими друзьями. Но у него была и другая привычка. В очень холодные, хрустящие и ясные ночи он шел на мост в городе и смотрел на пруды, глядя на звезды, отражающиеся в воде.

Никто за ним не наблюдал. Поэтому он и исчез.

Но после этого, пока он мечтал о мире, его семья, друзья и родители продолжали упорствовать. И они придумывали в своих головах сто тысяч различных способов, которыми его могли убить. Каждая фантазия, каждый извращенный параноидальный сон и кошмар выводили на передний план, на острие их разума, мечты о том, как его могли похитить.

Но все они были частями единого целого. Они вовсе не были отдельными эпизодами. Это была тьма.

Еще одна нить на каждого похищенного ребенка. Бесконечный круг. Тьма существует, потому что она должна существовать, в сознании каждого испуганного и обезумевшего родителя, боящегося за жизнь своих детей. Они уже знают, что случилось с их детьми, потому что они видят это. Они видят темноту.

У нас не было ни единого шанса.

Тепловая смерть Вселенной. 3 часа дня по восточному стандартному времени.

Где я?

Я плыву, потерявшись во времени. Я просыпаюсь, а в голове звучат все эти голоса. Я во множественном числе, или мы в единственном? Я больше не знаю.

Все умирает. Сама материя. Камни рассыпаются в пыль, пыль рассыпается на атомы, атомы рассыпаются на волны энергии. Концепции катятся сами по себе. Даже Тьма умирает, ее цель выполнена, ее преступления совершены. За ней ждет еще большая пустота.

Она наступает сейчас. Медленно. Мучительно. Это забвение, которое покончит со мной. Нами. Тьма была лишь воспоминанием о людях, чувством, страхом, который связывал. Но то, что ждет, это нечто большее. То, что ждет, - это не Вещь с большой буквы и не зловещее чувство.

Люди часто не понимают, что значит быть слепым. Я знаю, ибо мне снились тысячи тысяч слепых. Слепых к очень многим вещам. Люди думают, что быть слепым - это все равно что закрыть глаза, но это не так. Когда твои глаза закрыты, ты все равно видишь черноту, огоньки в сетчатке, цвета твоего мозга. Быть слепым - значит не видеть этого. Быть слепым - это не значит ничего не видеть, а значит быть неспособным видеть. Пустота в голове там, где должны быть глаза.

Умереть - это не спать. Умереть - это не видеть сны. Умереть - это даже не очутиться в неизведанной стране. Умереть - это ничто. Умереть - значит никогда не быть, потому что все, что было, стерто. Есть только конец. Забвение.

Когда-то я так боялся Тьмы, которая забрала меня. Но теперь это не имеет значения. Тьма - такая же вещь, как и все остальные вещи, и она тоже умрет. Скоро не останется ничего, кроме отсутствия.

Я не могу вспомнить, кто я. Позволь мне что-то сделать, что-то вернуть. Позволь мне вернуть ее. Пусть она живет. Или воспоминание о ней, тень, видение в мехах и шкурах, скачущая верхом на лошади с ветром в воздухе.

Последний слог записанного времени.

Вот так заканчивается мир.

Вот как кончается мир.

Вот как заканчивается мир.

Не взрывом, а хныканьем.

Это происходит сейчас. Мгновения сокращаются, область сжимается. Тьма трещит и рвется. Я буду краток, дневник, мой постоянный спутник в бесконечности.

Я - Джейкоб Монтаук. Я вовсе не слился с остальными. Я поглотил их. Съел их. Я понял это только сейчас. В конце. Я убил их всех, чтобы сохранить свою жизнь.

Я потерпел неудачу. Все воспоминания, разумы и души, которые я забрал в себя, сделали меня неспособным думать или помнить. Теперь все превратилось в пыль. Все - бедствие.

Я должен был вернуть нас в сон много веков назад. Тысячелетия. Эоны. Но я не мог думать. А потом наступила темнота, и не было ничего, о чем можно было бы мечтать. Только конец. Как я мог позволить им вернуться к их жизни, к их маленькой реальности, когда все будет темно?

Англия. Я буду мечтать об Англии. Мне будут сниться ее поля, белые от снега зимой и свежие от росы весной. Мне будут сниться ее холмы, ее живые изгороди и кустарники, ее розовые сады, ее мраморные колонны и бетонные отвращения. Я буду мечтать об Англии, чтобы она жила. Какая-то маленькая, извращенная тень ее. Какое-то предсмертное дыхание моего дома.

Но я могу сделать что-то для других. Может быть. Я могу вернуть им мечту. Показать им историю. Показать им все, что будет. Показать им, как все исправить. Кто-то. Кто бы там ни был. Кто понимает, что значит умереть в темноте, чтобы другие могли жить при свете.

Это происходит сейчас. Скоро все закончится. И тогда мне больше не нужно будет быть живым. Мне не придется быть украденным ребенком, тысячелетиями грезящим о полузабытой реальности, которая все равно уйдет в небытие.

О беспросветная тьма. Все они уходят в темноту.