— Ну и кем ты хочешь стать через пять лет?
— Героем посмертно.
— А что так?
— Это называется оптимизм.
Наступила тишина, нарушаемая лишь плеском вёсел. Звёздное небо едва освещало воду и тёмные деревья. Не первый день продолжалось их плавание по полноводной реке. Они уплыли очень далеко. Уже давно нельзя было встретить и следа человечества. Только их байдарка, бесконечный лес по берегам, редкие вымоины и вечная река, несущая их в своём спокойном течении. Часто они плыли ночью. Под утро, когда солнце уже освещало краешек неба, останавливались на короткую ночёвку. Очень много плыли. Говорили мало:
— Вон выход хороший. Давай пристанем. Устал я уже.
— Ладно.
Они быстро ставили палатку в серых заплатах и всегда ленились натянуть тент – ясное до горизонта небо не грозило дождями. Ужин обычно готовили на горелке, варили макароны, гречу, картошку и совсем редко рис. Иногда разводили костёр и почти засыпали, наблюдая за огнём. В тот день поели очень быстро и, не помыв миски, закутались в спальники. После рассвета они слышали, как недалеко от палатки ходит крупное животное, вроде оленя.
Встали поздно, солнце уже было в зените. И собирались долго – надо было поставить новые заплатки на тент и подшить палатку. Выплыли в самую жару. Вёсла распугивали рыб. Солнце иногда уходило за облака.
— Смотри, поле.
— Поле…
На берегу появились заросли болиголова. Скоро до них донёсся сладкий запах:
— Там и берег хороший, может сойдём?
— Ну, давай.
Они выбросились на мель. Человек, сидевший спереди, спрыгнул босыми ногами в воду, затащил нос байдарки на песок и придержал судно, когда второй вылезал на берег. После он попытался углубиться в высокую траву, сделал всего три шага, тяжело раздвигая зелень, и понял — болиголов растёт так плотно, а запах его так силён, что пройди он ещё немного, уже не сможет вернуться назад. С трудом он развернулся и едва разглядел пляж. Когда он вышел, его спутник уже доставал припасы из рюкзака:
— Ананасы консервированные, немного перекусить.
— Нихуёво.
— А то.
Он отвернулся, бездумно глядя на болиголов и понял, что не знает лица человека, с которым только что говорил. Он вновь оглядел его. Панама с широкими полями, расстёгнутая ветровка, воротником прикрывающая шею, и влажная футболка под ней Лицо? Никакой ассоциации. Он вспомнил, как впервые услышал свою любимую песню. Он сразу послушал её с десяток раз, без перерыва. И тогда заметил, что не может вспомнить ни слов, ни мотива. Так он предположил, что это хороший человек.
— Что ты стоишь, Саш? Иди, ешь.
Они быстро перекусили и собирались плыть дальше. Саша предложил протереть дно байдарки, туда залилось немного воды. Тряпки повесили сушиться на корму. Ниже по течению их снова встретили обрывистые берега с густым березняком. После очередного поворота, солнце осталось за деревьями, образовался полумрак. Саша вспомнил сны, приходившие к нему в таком же полумраке — на рассвете:
— Мне мать мёртвая уже которую ночь снится.
— Что она делает?
— Просто она живая. И всё время ходит где-то рядом. Как будто на краю зрения. И, кстати, совсем не говорит. Понимаешь?
— Понимаю. Мне каждую ночь покойники снятся.
— Много у тебя покойников?
— Очень много.
— А твои говорят?
— Бывает и говорят. Но что они сказать могут? Ноют много.
— Как это — ноют?
— Жалуются. Не помнят их. Не нужны они.
— Ну, ты же помнишь.
— Но никто больше.
— Большая у тебя, видно, семья.
— Да, была.
— Потрепало?
— Ну, как у всех. Война.
Становилось темно. Саша надел налобный фонарь, холодный свет засверкал на воде. Река текла через заросшие аиром поля. В земле стрекотали медведки, из небольшой рощи, скрытой туманом, донеслось кваканье.
— Слышишь?
— Да. Жабы.
— Нет. Козодой кричит.
— Правда? Никогда не слышал.
— Ты видел людей на берегу?
— Каких ещё людей?
— Ну, ты фару свою выключи.
Саша приглушил фонарик и перестал грести, вглядываясь в дымку. Скоро он увидел где-то в отдалении несколько фигур. В непролазных зарослях тоже мелькали головы. Ещё кто-то сидел прямо у воды.
— Что они здесь делают?
— Не знаю. Но я уже не первую ночь их замечаю. Сегодня их много. И туман такой густой…
— Может Ивана Купала?
— Чёрт его знает.
— Далеко отсюда деревня какая-нибудь?
— Ну, тут болота вообще, торфяники. Что-то да есть.
Саша заметил ещё одного человека у берега. Он различил густую бороду:
— Эй, мужик! Ты откуда?
Берег несколько секунд безмолвствовал.
— Молога!
— Далеко?
На этот раз ответа не было.
— Можем провиантом там закупиться.
— Еды ещё навалом.
— Ну ладно.
Они решили заночевать на высоком берегу. Там тумана не было. Но туда надо было плыть. Хотя люди в пойме всё ещё появлялись, они перестали обращать на них внимание. Саша снова включил фонарь. Он размеренно грёб, упоённо слушая воду и голоса ночных птиц, начинал подступать сон. Вдруг в борт байдарки что-то ударилось. Они обернулись. На воде лежал кусок толстой дубовой коры.
— Это в нас кинули?
— Похоже.
— Они охренели?
— Да нет. Поторапливают. Мол, плыть надо быстрее.
— Нормально мы плывём. Мы же успеваем?
— Успеваем... Думаю, даже день в запасе будет.
Начинало светать. Берега, наконец, стали выше. Они остановились, увидев опушку. Таскать вещи по крутому песчаному склону было тяжело. Рюкзаки пару раз падали, всё забилось песком. Они поставили палатку и решили не доставать горелку. Съели бутерброды со шпротами. В спальнике Саши широко разошёлся шов, спина замерзала. Он заелозил, подставляя холоду живот. Тогда с другой стороны палатки донеслось:
— Знаешь, мы скоро уже доплывём.
— Да, ты говорил недавно.
— А мне как-то не хочется, чтобы это заканчивалось.
— Да мне тоже. Здесь очень мирно.
— Хорошо, что тебе такой отпуск дали.
— Я думал сначала домой ехать. Но что там осталось…
— А куда ты поедешь, когда мы приплывём?
— Не знаю. Даже не верится, что где-то остались места вроде этой реки. Я думал везде только… ну как у нас. Пепел. Радиохимзащита.
— Понимаю.
— А ты куда?
— Мне некуда. Я поэтому и хочу только плыть.
— Жаль. Ты хороший человек.
Они продолжали плыть. Иногда по ночам замечали людей в пойменном тумане. Они стояли где-то далеко или устало сидели в зарослях. Пару раз до них долетали ветки с берега. Саша ругался на кого-то в тумане, но тот никогда ему не отвечал. Однажды они остановились в тёмном бору, Саша набрал белых грибов, ночью они пожарили их на костре. Они часто упрекали друг друга за отсутствие удочки и снасти. Рыба в реке водилась удивительная и неискушённая приманкой. Когда они отдыхали, рыбы часто подплывали прямо к байдарке. Саша пытался поймать их руками, но они всегда выскальзывали.
Оказалось, что спутник Саши прекрасно разбирается в птицах. Он рассказал Саше про серых и белых цапель — их встречали чаще всего, они сидели на корягах и всегда пугливо улетали от байдарки. Рассказал про ночных птиц: неясыть, сыча, зорьку, чьи голоса они, бывало, слышали в мрачном тумане. Рассказал про воронов — они часто летели за байдаркой, с любопытством наблюдая за людьми:
— Видишь самого большого? Это Миша. А вот тот, который часто машет крыльями – Антон.
— Давно ты за ними следишь?
— Сколько мы плывём. Я их точно запомнил.
Палатка продолжала портиться, на неё приходилось надевать тент, чтобы не задувал ветер. Дно байдарки стиралось водой, уже давно там слезла синяя краска, теперь им приходилось заклеивать истончившиеся баллоны, где-то уже образовались небольшие бреши, на каждой остановке они подкачивали борта. Судном становилось трудно управлять – одна сторона спускала быстрее другой, нос постоянно уводило. В один день Саша заметил, как из-под левого борта поднимаются пузыри:
— Смотри!
— Блять.
— На берег?
— Да.
Они стали искать мель. Пузырей становилось больше, байдарка накренилась. Они поплыли прямо на берег, но крен был уже настолько сильным, что Саша спрыгнул в воду, поддерживая борт. Один из рюкзаков выпал, за ним вылетели насос и котелок. Саша успел выловить только посудину, остальное пошло ко дну. Они смогли затащить нос на заросший густыми кустами берег и быстро выбросили на сушу все вещи.
— Это коряга?
— Не знаю.
Они перевернули судно. На левом баллоне, почти по всей длине, растянулась пробоина.
— И что теперь?
— Не знаю…
Саша вспомнил про выпавшие вещи и долго нырял, пытаясь их найти. Дно было мягким, студенистым. Он смог запустить туда руку по плечо, но до твёрдой поверхности всё равно не дотянулся. Когда он вышел на берег, его спутник всё так же сидел в кустах, глядя на безнадёжный баллон. Смеркалось.
— Ну, вот и всё. Мы приплыли.
— Блять, жалко байдарку, да. Но она же нам службу такую сослужила.
— Не в байдарке дело, Саш. Мы приплыли.
— Прекращай. Ты сам говорил, всего пара поворотов осталась. А нас там уже ждать должны… А что мы с этим будем делать? Спутниковый утонул. Как они узнают?
— Хреново.
— По берегу, может, пройдём?
— Тут сплошные болота. Ни одной тропинки.
— Тогда сплавать может надо?
— Сплавать…
— Да. Тут же всего ничего. Ладно, я поплыву, ты вещи пока припрячь. Вернёмся за ними.
— Погоди.
— Что?
— Помнишь, ты говорил про покойников?
— Не понимаю.
— Ну, мать к тебе приходит во сне. И ко мне приходят мертвецы эти.
— Ну, приходит.
— А о смерти ты часто вспоминаешь?
— Что? Ну, бывает, вспоминаю. Вот когда она снится, тогда вспоминаю.
— Хорошо. Но я думаю… А когда не к кому будет им приходить, и никто не вспомнит, что с ними станет?
— Что? Блять. Такое место спокойное, мирное, а ты со своим этим. Я поплыл.
— Ну, постой…
И он поплыл. Быстро устал и лёг на спину, отдавшись течению. Вода медленно растворяла его тело. Вместе с ним таял тот, кто хоронил последнего человека на земле.