SCP Foundation

Дело № 631/1 «О позорном дезертирстве с поля боя солдат и офицеров 16-й дивизии ландвера 2 марта 1917 года близ крепости █████-███»

Стенограмма опроса свидетеля событий ефрейтора 16-й дивизии ландвера Альберта Шпитце. Опрос ведет генерал от инфантерии Вальтер фон Грейм, стенографирует Магда Фернер.

Госпиталь города █████.

Генерал фон Грейм: Ефрейтор Шпитце, прошу прощения за то, что беспокою вас во время вашего лечения, но, как мне сказали, вы не бежали  в тот день. Потому мы должны выслушать вашу версию по поводу дезертирства 16-й дивизии со своих позиций. Вы можете говорить?

Ефрейтор Шпитце: Да, герр генерал. Я в порядке.

Генерал фон Грейм: Хорошо. Начнем с самого начала. С событий, предшествовавших отступлению. Какова была ситуация на передовой?

Ефрейтор Шпитце: Было тихо. Русские постреливали, мы постреливали. В штабе готовились к атаке, точная дата была известна только офицерам, до нас ее не доводили. Возможно, ждали благоприятных условий.

Генерал фон Грейм: Каких условий?

Ефрейтор Шпитце: Ветер. Треклятый ветер дул то в нашу сторону, то его вообще не было. Русские держали в крепости небольшой, но хорошо вооруженный гарнизон, выкурить их оттуда с помощью газов было планом майора Ханске. После идея с газом немного позабылась, так как наши дозорные разглядели в бинокли, что у русских есть противогазы.

Генерал фон Грейм: Но вам его все равно доставили? Хлор?

Ефрейтор Шпитце: Да. Баллоны с хлором нам доставили еще за две недели до атаки на повозке с фронтовой почтой. С грузом прибыло двое: странный мужчинка, какой-то задохлик, баварец, гражданский, не знаю, как его звали, и герр Габер, важная шишка из штаба. Мне так сказал майор Ханске. Да и по нему было видно, держался особняком, с офицерами не обедал.

Генерал фон Грейм: Какова была цель их прибытия?

Ефрейтор Шпитце: Откуда же мне было знать. Мое дело простое – держи в чистоте оружие и смотри в оба. Их особо не было видно. Дохляк больше терся в тылу, слонялся без дела туда-сюда. Габер же прохаживался по передовым окопам, высматривал что-то в траншейные перископы, ставил пометки в блокноте.

Еще до боя за крепость русские накрыли беглым огнем передовую, один из снарядов разорвался неподалеку от секрета, в котором сидел я. Осколок прошил мне ногу, крови было очень много. Уже помирать собрался, но кое-как меня донесли до лазарета. Там мне ногу и ампутировали. Оставили лежать, пока она немного заживет, а после меня должны были отправить в тыловой госпиталь. Сюда. Но только через два дня, сразу после атаки, наверное, ждали новых раненых. Так я и узнал, когда все начнется.

Генерал фон Грейм: Продолжайте.

Ефрейтор Шпитце: Склад с хлором был прямо возле лазарета. Ночью тот дохляк и герр Габер с несколькими солдатами начали возиться с баллонами, мне было плохо видно в темноте, что они там делают. Дохляк все причитал «много, много, слишком много», а Габер ему отвечал «в первый раз все должно быть идеально». Они разошлись, Габера я больше не видел, а дохляка я увидел только после атаки.

Генерал фон Грейм: Ясно. Перейдем непосредственно к наступлению.

Ефрейтор Шпитце: Было половина пятого утра. Уже рассвело. Я спал, но меня разбудили все эти сборы. Солдаты тихо оделись, натянули противогазы. Баллоны с хлором вынесли со склада и понесли к передовой. Все было тихо. В этот раз бойцы ожидали начала не в первой траншее, а в тыловой, вроде как газ тот был опасен даже для нас. Даже для людей в противогазе. Прошло минут пятнадцать, зазвучали офицерские свистки – сигнал к атаке. Все двинулись вперед.

Потом я услышал далекий шум. Я не смог разобрать, что кричат. Подумал было, что это русское «Ура!», что начался бой.  Но стрельбы не было. Пара редких хлопков — и все. Шум все нарастал, и я понял, что кричат по-немецки.

Кое-кое как взял костыли, слез с кушетки и поковылял из лазарета. Они бежали. Побросав оружие, наталкиваясь друг на друга, падая в грязь и поднимаясь вновь. Офицеры кричали, стреляли в воздух, но не могли остановить безумную толпу. А потом, поняв в чем дело, убежали и они тоже.

Генерал фон Грейм: Это возмутительно, недопустимо. Оставить позиции, склады, пулеметы, но бросить своих раненых товарищей… Какой позор.

Ефрейтор Шпитце: Не могу их за это винить, герр генерал. Я бы тоже убежал, если бы мог.

Генерал фон Грейм: Да что, черт возьми, вы такого там увидели?

Ефрейтор Шпитце: Мертвых людей. Русских. Их было несколько десятков, может сотня.

Генерал фон Грейм: Дивизию ландвера напугала горстка чудом выживших после газовой атаки русских?

Ефрейтор Шпитце: Вы их просто не видели, в это нельзя было поверить. Они просто шли на наши позиции. Без оружия, без противогазов. Лица в язвах, глаза красные, и кровь, кровь изо рта. Они спокойно проходили мимо  наших, кто замешкался, не успел вовремя убежать. Какие-то смельчаки им винтовкой буквально в рожу тыкали – но смелости у них быстро поубавилось, когда они в кого-то русского несколько пуль всадили, но он продолжал идти. Они просто шли. Прямо ко мне.

Я упал и выставил свой костыль вперед, словно пику. Самый первый русский, в распахнутой шинели, пропитанной хлещущей из носа кровью, подбирался все ближе. Хрипел и кашлял. За ним были еще мертвецы. Он остановился в нескольких метрах от меня, а я начал читать молитвы, которым меня учили в школе. И тут я понял, куда они шли, и что им было нужно. Газовый склад. Тот, что стоял впереди, вытащил оставшийся запасной баллон с хлором, который не стали готовить к атаке, и поставил его на землю.

Из ниоткуда появился тот задохлик, что был с Габером. Он, совершенно седой, шел к русским с каким-то пузырьком и ваткой, бубнил что-то под нос. Я еще крикнул ему, чтобы он не приближался к ним, но он меня не слышал. Когда он приблизился к баллону, русский оттолкнул его на землю, а затем открыл клапан, выпуская наружу хлор. Я схватил с пояса противогаз и быстро натянул его на голову. Мертвецы встали в кружок вокруг баллона и стали глубоко так дышать, громко втягивать воздух в грудь. Дохляк умер почти мгновенно. Я слышал его вопли, но их заглушил смех.

Генерал фон Грейм: Я не понимаю.

Ефрейтор Шпитце: Смех. Они смеялись, если это можно назвать смехом. «Гакали», словно грачи. «Га! Га! Га!» – наверное, их связки были так поражены, что на другие звуки они оказались уже неспособны. Но это точно был смех. Я понял это по их лицам. По улыбкам. Да, они улыбались! Хотя все это не очень-то смешно, если хорошо подумать, герр генерал. Может быть, я просто не понял шутку?

Генерал фон Грейм: Я тоже не вижу ничего смешного.

Ефрейтор Шпитце: Эта группа, подошедшая первой, вскоре упала замертво. Они буквально захлебнулись своей же кровью. Потом подошли другие. Им тоже было хорошо, ни с чем не сравнимое счастье. Этот хлор был для них всем. Они стали прыгать, хлопать в ладоши, плясать, обнимать друг друга, валиться на землю, братались, ликовали, плакали, снова вставали и снова валились. Безумие.

Генерал фон Грейм: Потом они тоже умерли?

Ефрейтор Шпитце: Остальные нет. Наверное, им досталось меньше газа. Они перевернули баллон, пару раз его встряхнули. Убедившись, что он пуст, они бросили его на землю и побрели прочь. Обнявшись за плечи. Хрипя какие-то песни.

Генерал фон Грейм: Кто-то еще видел все это?

Ефрейтор Шпитце: Я не знаю. Когда русские ушли, я отключился. Потом очнулся здесь. Если бы не ваш приход, я бы, наверное, решил, что мне приснился кошмарный сон.

Заключение. Специальная следственная комиссия военного трибунала Главного штаба Рейхсвера постановила признать ефрейтора Шпитце невменяемым. Его рассказ объявлен смесью реальных и выдуманных фактов, никем более не подтвержденных. Согласно официальной версии событий, в ходе атаки на крепость █████-███ немецкие войска встретили сопротивление группы чудом уцелевших русских солдат, ужасающий вид которых обратил дивизию в бегство. Фриц Габер всячески отрицает какие-либо манипуляции с хлором и сообщил, что прибыл на передовую лишь для отработки новых тактик применения боевых веществ со своим помощником- лаборантом Вернером Кругге, скончавшимся в ходе атаки при невыясненных обстоятельствах.