Три дня спустя Арджун обнаружил Чжи Синь на крыше штаб-квартиры в Сан-Франциско. Её улыбавшееся лицо казалось бледным и хрупким, как сама луна. Вокруг её головы лёгким облаком клубился сигаретный дым. Когда она увидела его, её улыбка стала ещё шире.
— Привет, Арджун, — сказала она.
— Что ты здесь делаешь?
— Тяжело работала последних три дня, вот и решила, что хочу… передохнуть. Да. А ты чем занимаешься? На какие хлопоты тратишь жизнь и время?
— Пытаюсь понять, что ты делала с книгой.
— Правда? Замечательно. И что уже понял?
— Ничего.
— Ещё замечательнее. Ты всё так же невежественен, как и всегда. Давай, Арджун, присаживайся.
Арджун медленно подошёл. Чжи Синь прислонялась к ограждению, окружавшему периметр крыши. За ней маячила тьма за краем здания.
— Я никому не говорил о том, что произошло, — сказал Арджун.
— Молодец, — отвечала Чжи Синь.
Чжи Синь вынула сигарету изо рта и раздавила оземь.
— Как думаешь, зачем О5 нас создали?
— Я мог бы сказать, что они хотели, чтобы мы делали за них грязную работу, но я не думаю, что это тот ответ, который ты хочешь услышать.
Общаясь с O5, Арджун не использовал своё зрение, чтобы рассмотреть, что происходило за их закрытыми дверями. Реальность ситуации в ходе этих встреч состояла в том, что они выглядели достаточно компетентными чиновниками в накрахмаленных костюмах, потягивавшими воду из блестящих стеклянных чашек, но Арджун знал, что реальность дико непостоянна и часто вводит в заблуждение. Реальность была клеткой. Причина этого ютилась в сырой камере за краем реальности.
— Что ты думаешь о двигателе?
Арджун покачал головой.
— Я не знаю.
— О5 знают, что это такое, — сказала Чжи Синь и смеялась. — Чего мы ждём? Что мы сможем спрятаться от их всевидящего глаза? Они знают… они Бог весть как долго знают, что это за штука. Но нам не говорят.
— Это… это не может быть правдой. Они не стали бы скрывать такую информацию.
— Это и значит содержать, Арджун. Они обрезают дерево.
Возможно, Совет О5 и Повстанцы делали значимые ошибки ещё задолго до того, как повстречались с двигателем.
Арджун задумался, насколько глубоко аномальное было частью Повстанцев, — не просто инструментом, но частью их тела, бьющимся сердцем. Он думал о том, как долго О5 знали об их ошибке, и как они накажут ответственных за неё. Это была непостоянная месть загадочной силы свыше, — силы, которая ломала саму себя и в то же время саму себя собирала заново.
Звук открывающейся двери на крышу вырвал Арджуну из размышлений.
— Эй, Мишель, — сказала Чжи Синь.
Арджун смог на Мишель только посмотреть. Слишком много вопросов вертелось у него на языке, чтобы можно было выбрать один.
— Арджун, Чжи Синь, — сказала Мишель. — Что вы здесь делаете?
Чжи Синь пожала плечами.
— Балду пинаем.
— Почему бы вам не пойти со мной? Я хочу вам обоим кое-что показать.
— Конечно, — сказала Чжи Синь. — Идём, Арджун.
Арджун молча последовал за ними. Рука страха плотно сжалась вокруг его горла, лишив возможности говорить. Только сейчас он понял, насколько он зависел подчас от предоставленной Фондом защиты. Теперь основы раскалывались, и с каждым шагом Арджун ощущал дрожь земли, — это с грохотом отодвигался от него Фонд.
Мишель привела их в подвал штаб-квартиры. Двигатель по-прежнему спокойно стоял посреди лаборатории.
— Не бойся, Арджун, — сказала Мишель.
Чжи Синь фыркнула.
— Да, Арджун, не пугайся. Слишком поздно для этого.
Арджун уставился на двигатель. Он чувствовал, что его разум выходит из повиновения. Ему что-то говорили, двигатель рассказывал ему что-то. Он шептал в закоулках разума на языке, которого Арджун не мог понять. Пути науки и логики открывали всё более и более высокие формы познания, а остатки выброшенных теорий были свалены человечеством в отстойник и начали гнить. Вершина человеческого разума достигнута, глубже — только груда мусора.
Его спрашивали, — вызывающе спрашивали — разве он не видит?
Арджун попятился назад, схватившись за голову.
— Взгляни в будущее, Арджун, — сказала Мишель.
Арджун увидел застой. Человеческая раса влачила свою жалкую историю вплоть до неизбежного уничтожения. Зияющая пасть нигилизма поглотила сущность самого бытия. Не было ни смысла, ни ценности — ничего. Ничего! Какой бы путь Арджун ни просматривал, человечество неизменно двигалось к тепловой смерти души.
— Поговорим о хаосе, Арджун, — сказала Мишель. — Изначальная пустота, из которой мы пришли, и бесконечная пустота, в которую мы идём. Это Альфа и Омега, и соответственно, хаос вездесущ. Наша судьба неизбежна. Некие силы неизбежно направляют нас к этому хаосу.
Арджун смотрел на двигатель и понимал, что именно тот собой представляет.
Чжи Синь подошла к двигателю и уставилась на него.
— То есть, О5 сказали: "Пофиг", и оставили нас этой штуке.
— Что бы ни происходило внутри Совета O5, это не так просто. Ими движут одновременно слепая месть и сверхпрагматизм. Их пленил всепоглощающий путь содержания. Это их стратегия выживания. Но мы все здесь знаем, насколько эта стратегия эффективна, правда?
— Я бы не стала их винить, — сказала Чжи Синь. — Нет выхода. Дело движется к развязке, мутной и хреновой. Хотя, по-моему, теперь мы завязли с этой штуковиной, и развязка нас ждёт гораздо раньше.
Мишель обернулась к Чжи Синь:
— Фатализм плодов не принесёт.
— Слушай, я на самом деле не в настроении говорить о фатализме, о том, как нас гнетёт эта долбаная штука, или о нашей неминуемой смерти. Давай поговорим о том, почему ты велела Оуэну уничтожить книгу. Потому что я знаю, что это была ты.
— Это была когнитивная угроза.
— Брехня. ГОК обнаружила её только потому, что искала информацию о том, что оставили после себя аненерборовцы, — а оставили они эту вот штуку. В той книге была информация. Было знание. И ты его сожгла. Зачем? Ты думаешь, что выход есть, но двигатель уже влияет на твоё мышление.
Мишель подошла ближе к Чжи Синь:
— Ты считаешь, что я загрязнена?
— Ничего личного. Мы все, наверное, загрязнены.
— Двигатель никак не связан с моим решением уничтожить то, что было, как я твёрдо знаю, когнитивной угрозой!
Чжи Синь улыбнулась:
— Да говори ты что хочешь.
— Мишель, — сказал Арджун. — Мы бы знали, если бы она была загрязнена. Мы можем такое увидеть.
Мишель медленно отодвинулась.
Арджун обернулся к Чжи Синь:
— Но это всё же не объясняет, почему ты подвергла себя действию этой книги в первую очередь. Ты никому не рассказывала, даже мне, что ты в этой книге увидела.
— Бессмысленная фигня, — сказала Чжи Синь. — Ничего важного.
— Синь, ради Бога, ты должна рассказать нам, — сказал Арджун.
Чжи Синь рассмеялась.
— Скажу напрямоту, мне по барабану, что она увидела в той книге, — сказала Мишель. — Это не имеет значения. У нас достаточно информации прямо сейчас, чтобы продолжать действовать в соответствии с планом. Совет О5 трещит по швам. Кое-кто признаёт, что сам проект "Повстанцы" был большой ошибкой. И виноватые найдутся.
— Те, кто присоединится к нам, — сказал Арджун. — В нашем изгнании.
Мишель покачала головой.
— Они помогут нам в начале. Откроют двери, ключей к которым у нас нет. Но потом наши пути разойдутся. Я не знаю, что будет с ними.
— Они исчезнут, как феи в ночи, — сказала Чжи Синь. — Что ещё?
Арджун смотрел на двигатель. Тот молчал, его содержимое просто рассматривало их. Почему бы и нет? Арджун понял, что от него требуется только малость: пошатнуть ситуацию здесь, подбросить предложение там, — потому что эта вещь в конце концов в любом случае победит. Но ему не верилось, что даже двигатель мог бы ждать бесконечно до конца времён.
Арджун сказал:
— Это нетерпеливая штука. Рано или поздно, он начнёт работать.
— Очень скоро, — сказала Мишель. — Но мы можем использовать его.
Чжи Синь зажала рот руками и начала трястись.
— Когда Опята захотели больше от этого проекта, я воспользовалась МАГСом, чтобы заглянуть вглубь двигателя. Он много знает. И он готов поделиться этим знанием, если мы будем бороться против Фонда. Вот это путь вперед. В таком виде, как сейчас, у человечества нет, кроме как упасть в бездонный хаос. Но если мы сможем понять аномалии, выход будет.
— Понять аномалии? — сказала Чжи Синь. — Боже правый.
Арджун покачал головой.
— Мы собираемся бороться с Фондом? Это абсурд. Они всё для нас сделали.
— Сделали? — сказала Мишель. — Что сделали? Они бросили нас из-за своей ошибки. Им достаточно сидеть над своим складом аномальных объектов, содержать и не знать, что они обязаны сделать для вечности, а позади них мир рассыпается в прах. Они думают, что будут бессмертны, поступая так, но они неправы. Посмотри ещё раз в будущее, Арджун.
Неужели он не видел?
Была одна ветвь, которая вела в сторону от неизбежного нигилизма. Это была ветвь конфликта, насилия и предательства, изоляции и изгнания, но…
— Когда О5 начнут изгонять часть себя, мы будем получать помощь, — сказала Мишель. — И с этой помощью мы сможем зажечь надежду.
Был только один выход. Арджун задрожал.
— Этого не может быть, — сказал он. — Это не может быть единственной возможностью.
— Ты не веришь собственному зрению?
— Побойся бога, Фонд — это всё, что у нас есть! У нас больше нет ничего! Ни места рождения, ни дома, ни семьи, ни истории, ни личности! Мы были служить и без службы…
Арджун вздрогнул, когда Мишель выпрямилась, глядя на него.
— Наша служба закончится! В тот день, когда Фонд создаст иллюзию реальности, и мы станем истинными изгоями. Бог знает, что произойдёт после этого. Пока мы тут разговариваем, нас уже несут на помойку, Арждун.
Грани Арджунова бытия неспеша разваливались вокруг него. Прошлое умирало, и будущее красно и зло светилось перед его глазами. Настоящее шептало на ухо предзнаменования разрушения. Когда грани пали, он понял, что может сделать что-нибудь прямо сейчас.
— Хорошо, — прошептал он.
— "Хорошо"? — сказала Чжи Синь. — О, чёрт возьми. Ничего вы не добьётесь. Нет никакого выхода. Нечего тут понимать. Вы просто зарываете себя всё глубже и глубже в логово этой долбаной штуковины.
Мишель дёрнула щекой, стиснула зубы:
— Насколько я понимаю, это означает, что ты не согласна с моим предложением.
— Послушай меня, поехавшая. Представь себе, какой-то карапуз изрисовал весь пол каракулями. Если ты это знаешь — то видишь, что смысла в этом ни на грош. Но если ты… муравей и ты видишь крошечную, крошечную часть писанины этого четырёхлетнего засранца — ты видишь прямую линию! В ней есть смысл! Во всём существует порядок! Вот это мы. Мы — этот муравей.
Арджун вспомнил вечер того дня, когда они получили задание создать Повстанцев. Будущее было полно неопределённости, и что-то тёмное клубилось в Арджуновом сердце. Он сказал Чжи Синь, что Фонд — это всё, что у него есть; он даже не знал, почему ему известно его собственное имя. Он смотрел на свои руки и видел, как страх надевает на них свои оковы. Чжи Синь улыбнулась. "О5 могут идти ко всем хуям", — сказала она, и Арджун почувствовал, как страх чуть-чуть отступил.
Он всегда доверял ей.
— Синь, пожалуйста, — сказал Арджун. — Это наш единственный выход.
Чжи Синь засмеялась.
— Я не сама себя отправила на эти дурацкие поиски. И провела в них последние двадцать лет.
— Тогда убирайся! — сказала Мишель. — Уходи в пустыню. Неужели ты не понимаешь, что ни мы, ни Фонд не смиримся с твоим существованием? Фонд тебя не примет, а ты не примешь нас?
Арджун сделал полшага в сторону Чжи Синь.
— Синь, разве мы… разве мы не твои друзья?
Чжи Синь, не говоря ни слова, развернулась и ушла. Арждуна бил озноб.
— Никто из остальных не знает, — сказала Мишель. — То, что только что сделала Чжи Синь, показывает, что мы не можем им рассказать. Мы должны позволить двигателю забрать их.
Арджун молча кивнул.
Каково это, когда кого-то изгоняют? Когда закрывают двери в тёплые и уютные дома? Где-то Совет О5 сидел в своей каменной крепости и продолжал дирижировать всеобщим отчуждением человеческой расы от реальности. Арджун даже не знал, волнует ли его ещё, чем это всё закончится. Кому какое дело, что человеческая раса проживёт до своего конца во лжи? Какая разница, что они умрут жалкой смертью? По крайней мере, ему было бы тепло.
Но он так и не смог заставить себя сделать шаг за дверь вслед за Чжи Синь.
В центре комнаты зашумели восемь цилиндров.