SCP Foundation

Вы наверняка видели много апокалипсисов, так что пейзаж вам знаком. В этом мире вы найдёте разбросанные руины из восстановленного металла — жалкие укрытия, переделанные под нужды новой эпохи. До горизонта тянутся кучи вонючих отходов, через которые едва пробиваются хилые растения. Возникли культы осколков старого мира, простые пластиковые игрушки для которых теперь являются идолами, топливом для новой веры. Люди здесь донельзя потеряны — они не знают доброты или близости, а потому не скучают по ним.

Такой апокалипсис вам тоже не в новинку — вы уже где-то такое видели. Сотни тысяч ракет, или богов, или болезней, бродящие по улицам и вынашивающие каждый свою злобу. Сотни тысяч детей, бегущих к своим мамам, утонули во взрыве. Сотни тысяч глаз, смотрящие вокруг; безжалостны их обладатели к тем, кто знает о доброте и близости.

Когда всё закончилось и все трупы похоронили, никто не знал, что дальше делать. Они пытались молиться, но когда даже воздух выглядел враждебно, был ли в этом смысл? Рано или поздно отравленное небо зароет их в землю. Рано или поздно на ум пришли другие заботы, так что трупы оставляли под открытым небом. Иногда их убирали в яму, где они могли и дальше отравлять землю. Орлы прилетали, чтобы покормиться ими, и иногда из-под грязи и отбросов проглядывала белоснежная кость, дерзко блестя от полуденного солнца.

В этот день на горе стало больше костей. Эти были обглоданы ещё несколько лет назад и остались лежать у дороги, выделяясь своей белизной на фоне окружающего пространства. Чахлая трава здесь цеплялась за истощённую почву и тянулась к свету. Слабый ветер замедлял разложение, так что кости сверкали, как мрамор.

Странник склонил голову и посмотрел на них. Он не знал, во что верили их обладатели. Если они умерли в последние несколько десятилетий, то они, скорее всего, принадлежали к Культу Святого или Нафты, и он не знал их молитв. Если им было больше лет, они бы были яростными католиками, которые ещё встречались в этих местах. Он увидел старую церковь вдалеке. Может там кто-то ему поможет?

Надвигались облака, странник услышал, как стрекочут сверчки. Скоро будет дождь, а ему надо было найти место для ночлега. Он поддел одну из костей ботинком и увидел, как она начала крошиться. Странник содрогнулся. В этих местах далеко не всё было нормально.

Он пытался не думать о кости, которая лежала в его рюкзаке. Она отличалась от этих оттенком, цветом и своим предназначением. Он чувствовал, как она вместе с рюкзаком болталась за его спиной, слегка ударяя по ней. Странник подтянул лямку. Он пытался не обращать внимания на неё, но не мог — она сама напоминала о себе. Скоро её сладкий запах исчезнет, поэтому он не мог позволить себе привязаться к ней.

Кость лежала под едой, хлебом и фруктами, которые он забрал из предыдущего города. Когда бы он не залез в рюкзак, там всегда был тот же набор, даже если по мере путешествия этот набор менялся. С хлеба на кукурузу. С кукурузы на рыбу. С рыбы на курятину, солонину, бобы и рис, помидоры и огурцы. Ничего не осталось от той первой еды, но сам набор всё ещё существовал, создавал и давал энергию, чтобы двигаться вперёд, не исчезая при этом во всех своих превращениях.

В эту ночь он сидел у костра и ел ржаной хлеб, методично откусывая от него равные кусочки. Не обращая внимания на темноту вокруг костра и трепещущие тени от него, он сосредоточился на пламени, наблюдая, как оно закручивается, стремится вверх и плющит само себя. Он кусал хлеб, двигаясь по спирали и превращая его во всё сжимавшийся круг, ритмично двигаясь по ровной спирали. Он уставился на огонь и задумался — даже если мир опять стал бы разрушаться, он этого бы не заметил. Для странника сейчас существовали лишь он и костёр. Последний, впрочем, не стремился повиноваться законам физики.

Кусок хлеба неумолимо уменьшался под ритмичными движениями. После нескольких первых укусов, когда были съедены все примеси, он превратился в обычный кусок, которых странник съел уже неисчислимое количество за свою жизнь. Будто тонкая линия связывала этот костёр и этот кусок, имевшие общие черты и воспоминания. Время будто останавливалось в эти неуловимые моменты…

— Ай!

Видение исчезло, когда фигура появилась из-за костра, проклиная его горячее дыхание. Поражённый странник встал. Это был ребёнок, девочка лет девяти-десяти. Она засунула руку в свой рот и, похоже, совсем не волновалась, что её обнаружили.

— Стой.

Странник подошёл с своему бурдюку с водой и открыл его, вылив содержимое на пальцы девочки. Он посмотрел на её лицо — полудерзкое и полускромное одновременно — когда она бормотала «спасибо».

— Есть еда?

Странник был хорошим странником — он помнил клятвы, которые он дал перед тем как уйти. На его лице не было ни тени сожаления, когда он разломил кусок. Девочка схватила его здоровой рукой и жадно вцепилась в кусок зубами. Странник смотрел на крошки, которые падали ей под ноги.

— Почему ты уходишь так далеко от деревни? Родители будут интересоваться, где ты ходишь по ночам.

Девочка помотала головой.

— Ничего они не узнают. Нафта забрала их.

Странник кивнул. Он не знал, что сказать. Он не умел говорить с детьми и не знал, как себя с ними вести. Они вели себя непредсказуемо и имели привычку всё время измазываться в грязи. Он хотел бы что-то сказать.

Девочка вертелась вокруг него, жуя свою добычу. Она несколько раз оборачивалась на странника, но тот ушёл в себя. Он продолжал смотреть на огонь. Девочка помотала головой.

— Ну и куда ты идёшь?

— Наверх. — Он показал пальцем на вершину горы.

— Там ничего нет. Просто куча камней.

— Мне там нужно кое-что сделать.

Это заинтересовало девочку. Её жизнь шла в ритме сбора урожаев, охоты и зим. Может быть, там, в рюкзаке, большой и сочный кабан?

— Что в сумке?

— Кость. Мне надо похоронить её на вершине горы. — Странник пожевал кусок, прежде чем его проглотить. — Хочешь услышать историю? У меня их много.

Странники всегда рассказывали истории, а молодёжь всегда с удовольствием слушала их. Но девочка выглядела утомлённой этим. Она видела многих путешественников, проходящих через деревню, и слышала много слухов и вымыслов, чтобы заинтересоваться этим.

В деревне, где не было ничего кроме грязи, глубоких дыр, свиного мяса и старых тайн, она хотела захватывающую историю. Каждый день, когда она разделывала убитого кабана, она представляла себе жир, стекающий из пятидесятикилограммовой туши. Она, как и многие дети, по ночам смотрела на звёзды и думала о сотнях путешествий и исследований, котрые предпринимали её предки.

Она помечала линии, проходящие между звёздами, где кабан будет всё время танцевать. Мир стал более сложным и завершённым. Кабан будет танцевать снова и снова, охотясь, будучи пойманным на охоте, пытаясь найти путь домой. Она хотела остановить его и рассказать ему что-то новое. Она хотела найти нечто, что вновь зажжёт свет в этом мире и донесёт его в самую тёмную пучину.

— Расскажи мне про войну. Ты достаточно стар. Ты должен помнить.

Странник помнил её…

…но помнил ли? Воспоминания были отрывочны. Ему едва исполнилось двенадцать, поэтому он всего не понимал. Когда всё началось, для него это были герои и злодеи, оловянные солдатики и свинцовая краска, марширующие к месту битвы. Последний вариант, о котором все сожалеют, но к которому всегда прибегают храбрые мужчины.

Когда город начал гореть, а он увидел людей, бегущих так, как они никогда прежде не бежали, он почувствовал неуверенность. Его родители были членами тайной церкви, прятавшими предметы веры в тёмных комнатах, но у них не было ответа — они лишь бегали вокруг, но немного по-другому, умоляя своего бога спасти их. Никто больше не придавал этому значения, старые устои были разбиты, а новые предполагали много крика и боли.

Поэтому он вытер слёзы и выбежал наружу, вслед за людьми, выкрикивающими другие имена, когда они бежали по направлению к убежищам. Вокруг него по земле струился чёрный дым. Он начал кашлять и задыхаться. За спиной он услышал, как кто-то говорит на неизвестном ему языке. Он должен был чувствовать то, о чём говорили книги — потеря привычной картины мира из-за войны, развеивание старых мифов — но всё чувствовалось иначе, как части чего-то целого. Сам воздух обернулся против него, и настоящий герой противостоял бы ему. А он так хотел стать героем.

Взрыв снаряда сбил его с ног. Тот, кто говорил на том грубом языке, всё приближался, и всё, что он мог помимо него расслышать, было воем оружия, а всё что он чувствовал, сосредоточилось в удушливом запахе чёрного дыма.

Затем что-то засияло, пронзило лучами дым. Это был луч света, бьющий через облака; перед ним стояла сиявшая женщина. Он сразу понял, что она герой. Любой, кто надел такое — а это были соединённые между собой золотые чешуйки, — должен был быть героем. Но здесь было что-то ещё — внутренний огонь, скрученный внутри, отражавший саму душу и пробивавшийся наружу через человеческую оболочку.

В тот день он присоединился к вере своих родителей. В тот день он дал слово, надёжную клятву, которая застыла внутри него и была предназначена лишь для единственной цели. В тот день он перестал видеть дым и начал различать лишь огонь, его волны, приливы  завихрения, которые всё танцевали и танцевали.

Когда он проснулся, девочка держала в руках кость. Он вскочил, жмурясь от полуденного солнца, и выхватил её из её рук. Он уставился на неё, но девочка в ответ лишь ухмыльнулась.

— Это не кость.

Он ощупал её. Всё было в порядке. Он чувствовал её линии, которые тоже не пострадали.

— Она из металла. Кости не из металла.

Поверхность кости блестела на солнце. Не было ни сколов, ни пятен другого цвета. Он запихнул её на дно рюкзака и вздохнул.

— Ты слышишь меня?

Странник начал уходить. Гравий скрипел под его ногами. Девочка бегала вокруг него, но он не обращал внимания на её болтовню. Через некоторое время она замолчала, и он смог насладиться восхождением. Здесь воздух был более разреженным, но не настолько, чтобы обжигать лёгкие. Это был лёгкий и свободный мир между морем и небом. Но отравленный.

Он остановился, чтобы перекусить. Девочка всё ещё шла за ним, поэтому тогда уставилась на него. Он вздохнул.

— Это кость бога.

— Правда?

Да. — Он немного пожевал. Никаких отхождений от темы на этот раз. — Давным-давно был бог, который пришёл на землю и создал человечество из себя самого. Но этот бог был разбит на много маленьких частей, и мы потратили века, пытаясь обратно его собрать.

— Поэтому ты несёшь эту кость? Что вновь его собрать?

Девочка косилась на странника. У неё получалась держать себя в руках. Страннику это нравилось.
— Однажды люди вновь собрали его, соединив все части, но они сделали это неправильно. Потом они опять попытались, и опять не получилось. И в третий раз, и в четвёртый. И тогда мы перестали пытаться собрать его. Мы решили наоборот распределить его по частям. Его кости разбросаны по всему миру, где никто их не найдёт.

Он встал. Девочка хмурилась. Он дал ей кусок еды, который она вновь жадно поглотила. Она вертелась вокруг него, когда он шёл к вершине.

Они пришли на вершину. Он выкопал ямку в земле. Девочка сидела на камне и всё ещё хмурилась. Он не обращал на неё внимания. Он чувствовал, как его мышцы вступили в работу, напрягаясь и двигаясь. Солнце грело его спину, но он не наслаждался этим.

Когда он закончил, он вынул из рюкзака кость. Долго странник смотрел на землю. Какая-то часть его не хотела это делать.

— Тебе не нужно хоронить её.

Голос девочки был твёрдым и настойчивым. Он звучал, как что-то собранное, как проявившаяся решимость, которой он раньше в ней не замечал. Он вздохнул и уронил кость на землю.

Девочка прыгнула ему под ноги и поймала падающую кость. Он закричал. Она вскарабкалась на камень и начала испуганно на него смотреть. Странник подходил к камню.

— Нельзя её хоронить! Боги не должны быть разбитыми! Мама голодает в той дыре…

— Люди не могут его собрать, — прорычал странник, приближаясь. — Поэтому мы и разделили его, поэтому мы и прячем его. Плоть не может собрать его, поэтому у нас всегда не получалось собрать его. Он сам придёт к нам, когда настанет конец всему сущему, когда вновь потекут реки, а время вернётся в привычное русло. Кто ты такая, чтобы возражать? Отдай кость.

— Нет! — Девочка попыталась убежать, но он поймал её. Его руки вспотели. Он догнал её и вырвал кость из её рук.

Девочка взвизгнула. Это был тихий звук, будто она не поверила, что ей придётся так сделать. Она упала на колени, лелея свою руку. Он стоял рядом, смотрел на неё и не знал, что сказать.

Она начала плакать и побежала вниз по склону холма. Странник продолжал стоять, держа в руках кусок металла.

Когда он возвращался, он остановился в церкви. Это была старая, полуразрушенная и увитая плющом католическая церквушка. Храм старого мира, наспех и неправильно перестроенный кем-то. Он содрогнулся, посмотрев на неё, но было холодно и он хотел отдохнуть. Он подощёл к дубовым дверям и толкнул их.

Внутри было тихо и пусто. Солнце заходило, но несколько лучей ещё пробивались через каменную кладку. Внутри господствовали тяжёлый красный свет и сильный аромат ладана. Он заставил его моргать; ещё чуть-чуть, и странник начал бы кашлять.

На одной из скамей около алтаря сидела женщина. Она раскачивалась, произнося одну и ту же молитву с долгими слогами, которые звучали очень тоскливо. У неё были серые волосы, а сама она была очень пухлой.

В её руках были чётки, которые она продолжала перебирать. Он мог рассмотреть каждый шарик, гладкость его поверхности и его идеальную форму. Она всё передвигала и передвигала их по нитке, проталкивая их своими морщинистыми пальцами, как спираль, наполненную возрастом, заботами и всеми видами стрессов. Он почувствовал уныние. Его ноздри наполнялись странным красным дымом.

Он вспомнил тот день, когда он задыхался в дыму, и чувства, которые он тогда испытывал. Тот дым был чёрным, и он находился в нём почти весь день. Он слышал слабый голос матери в этом дыму, но не побежал к нему. Перед ним всё же был герой в сияющей золотой броне.

Он хотел провалиться сквозь землю, но этого не произошло. Он, запинаясь, побежал вниз по склону горы.