SCP Foundation

Со стуком на небольшой обеденный стол опустился пластиковый поднос.
— Привет, архивариус. Чего смурной такой?
Сотрудник Зоны 26, архивист Маслинов, до этого лениво ковырявший вилкой гречку, поднял взгляд.
— М?
На свободный стул перед ним села невысокая женщина с длинными тёмно-русыми волосами, которые сейчас были распущены и торчали во все стороны. Расстёгнутый лабораторный халат и сползшие на нос очки выдавали в ней научного сотрудника… А ещё бейджик. У неё был бейджик, на котором это было крупно написано.
— А, Гера, привет! Да так, знаешь…
Женщина поправила очки и потянулась за лежащей на подносе ложкой.
— Что, опять бумажной работой завалили, м? — усмехнулась учёная.
— Гер, у нас вся работа «бумажная»… — улыбнулся в ответ архивист.
Свою новообретённую соседку Маслинов и без бейджика знал отлично. По документам — д-р Пасторова Г.А., научный сотрудник Зоны 26, специализация — биохимия. Для знакомых — просто Гера. Характер сдержанный, не замужем. В личном деле числится больше дюжины различных проектов, в том числе — печально известный в последнее время «Логос».
— Ну а если серьёзно? Какой-то ты сегодня подозрительно задумчивый, — женщина прищурилась, — Дали карточку какого-то апокалиптического Кетера во временном доступе почитать?
Маслинов тряхнул головой и зачерпнул вилкой немного гречки, как будто только что вспомнил о её существовании.
— Не, в другом дело. Рабочий вопрос… На который, кажется, мне надо попытаться найти ответ. Ты ж про Отдел «П» слышала, правильно?
— Да слышала, конечно. Свора с самой контринтуитивной принадлежностью к госструктурам. И самой бесславной кончиной. Ты чего вдруг про них вспомнил?
— Ну вот как раз из-за кончины и вспомнил. Поручили мне давеча соотнести архив личных карточек грушников с нашими таблицами лпишников оттуда… Ну знаешь, сравнить списки с мотивацией в духе «кого мы постукать забыли». Третий день уже с этим вожусь…
Женщина нахмурилась.
— Слушай, а ты сейчас не наговоришь мне на обработку амнезиаками?
Маслинов отмахнулся.
— Не, твой уровень допуска я отлично помню, примерный список документов с открытым доступом тоже.
— А вот это уже пугает…
— Профдеформация, — архивист развёл руками, — В общем, не боись, о самом существовании этих списков тебе знать не запрещено. А про конкретных людей оттуда я тебе говорить ничего не буду, так что амнезиаки откладываются.
Учёная покачала головой и вновь взялась за стоявший на подносе рассольник.
— В общем, как бы сказать так… Вот есть в наших списках отпущенные, завербованные и устранённые бывшие грушники. А есть пропавшие без вести. И ещё есть такие, на которых личные дела имеются, но в наших таблицах они не упоминаются вообще. Не светились, в общем, никогда.
— Ну ничего удивительного, учитывая, как именно отдел развалился и на что потом раскололся. И сколько потом Фонд за ними разгребал, — женщина вновь подняла взгляд от тарелки.
— Так-то оно может быть и так, да, там и КЧРИПА, и Приднестровский филиал, и в Средней Азии три группировки… Но тут такая херня, что этих вот без вести пропавших или вообще не указанных в списках как-то слишком много после 1991.
— Слишком — это насколько?
— Ну, я пока не до конца все личные дела просмотрел, пара тысяч осталась ещё… Но, судя по прикидкам, это чуть ли не каждый шестой из обычных сотрудников, и каждый пятый — из военнослужащих.
— Ну слушай… Цифры-то, может быть, и большие, но ГРУ — это же всё-таки не какие-то профаны. Если им очень надо скрыться — они скроются. К тому же, их к себе всякие другие своры переманивали, которые могут обеспечить защиту в обмен на ценные сведения. И сюда же отнести не забудь каких-нибудь пропавших при исполнении, информацию о которых просто некому было обновить после развала Союза.
Маслинов почесал бороду.
— Да я тоже думал… Но нет, всё равно не складывается. Слишком их много не пойми куда исчезло примерно в одно время, говорю же. Причём, соль не просто в исчезновении, а в том, что они потом не всплыли нигде за десять лет, понимаешь? У нас в списке фиксируют вообще всех бывших грушников, по которым есть какая-то инфа. Так вот по большей части таких «пропавших» никакой инфы нет вообще. После 1991 — пустота, нигде их никто не видел, никаких новых сведений.
Учёная отставила опустевшую тарелку рассольника и взялась за макароны, продолжая задумчиво прислушиваться к соседу.
— А ты, думаю, знаешь, что у Фонда методы разведки и оперативной работы на высоте. И если кто-то нужен — агенты из-под земли достанут. Из неаномальных людей, естественно. Да и из аномальных тоже большую часть…
— Ну и в чём тогда может быть причина?
Архивист пожал плечами.
— Гер, если б я знал! В этом, собственно, и вопрос. Изначально моя работа предполагала просто обновление данных, мне дали доступ к последним оперативным сводкам по грушникам как раз под это дело. Но исчезновение здоровой такой их части вообще без следа… Это очень мутная херня. Которая должна бы вызывать опасения.
Маслинов скрестил руки на груди.
— Ей-богу, блин, не телепортировалась же за раз пара тысяч человек куда-нибудь в другое измерение, вообще ничего от себя не оставив!
— А может и телепортировалась…
— М-м-м… У такого варианта развития событий ничтожно малая вероятность.
— Но ненулевая.
Архивист раздосадовано махнул рукой.
— Да тьфу на тебя, а.
На несколько секунд за столом воцарилось молчание.
— А вообще, чего я тебя парю… Ты сама-то где пропадала? Я тебя неделю не видел, а тут сама взяла, подсела, как ни в чём не бывало…
Учёная усмехнулась, отставляя опустевшую тарелку.
— В командировке я была, Саша, в биологической Зоне под Воронежем. Я даже тебе специально в день отъезда записку оставила, — женщина хмыкнула, — готова поспорить, что ты из неё сделал закладку для какого-то своего рабочего журнала.
— А, ой… — Маслинов смущённо почесал затылок.
— Сделаем вид, что я этого не слышала. До встречи на ужине, — насмешливо бросила женщина, вставая с подносом из-за стола.
А архивист вспомнил, что ему, вообще-то, надо бы уже доесть остывшую гречку. И возвращаться к работе. Списки сами себя не сопоставят.

С левого верхнего угла карточки на Маслинова сурово смотрела женщина средних лет с двумя аккуратно заплетёнными русыми косами.
Архивист перевёл взгляд с карточки на экран пузатого монитора рабочего компьютера. Ctrl+F. «Ярвинен». «Результатов:1».
«Хм. Уже неплохо. В нашей базе она есть.»
Номер 8964. Ярвинен, Славяна. Принадлежность — военнослужащие, Отдел «П». Дата рождения: прочерк.
«Надо добавить…»
Специализация: разведка, оперативное реагирование.
Известные позывные: «Финка»…
Маслинов хмыкнул.
«Ребята в штабе не особо запаривались…»
…«Сестрёнка», «Жеребец». Послужной список…
«Так, хм… Огаден в феврале 78-го, Ангола в январе 83-го, Афган в апреле 85-го. Что ещё… Последняя запись — август 91-го, Нагорный Карабах. Надо ещё глянуть оперативные сводки.»
Архивист переключил вкладку. Теперь у него перед глазами был огромный список оперативных мероприятий Фонда с 1990 по 2001 годы. В строку поиска он снова напечатал «Ярвинен». «Результатов: 1». Ожидаемо, в списке был указан только Карабах.
«Снова после 1991 года пустота, никаких новых данных. Ещё одна «пропавшая», значит.»
Пустой в таблице осталась лишь строчка «Текущий статус». «Пропавшая без вести» — допечатал Маслинов.
Через несколько минут всё было готово. Последняя личная карточка отправилась в стопку таких же пожелтевших от времени картонок. А вся стопка — на одну из полок архива. С сопоставлением таблиц было покончено.
Среднее число «исчезнувших» грушников не изменилось. Никакой информации не было по каждому шестому гражданскому сотруднику и по каждому пятому военнослужащему. Не то чтобы последние полторы тысячи из одиннадцати могли значительно повлиять на статистику, но теперь картина всё же точно была полной. И она всё так же настораживала
Архивист отошёл от стеллажа и с хрустом потянулся. Болели пальцы, спина затекла, а в глаза как будто насыпали горсть песка. Зато работа была выполнена на два дня раньше ожидаемого срока.
«Как минимум завтра можно будет просмотреть карточки «пропавших» ещё раз. Как-то очень сомнительно это всё выглядит для простого совпадения, даже учитывая обстановку во время развала. У большей части «пропавших» должен быть какой-то объединяющий принцип. Какая-то закономерность. Может быть, общая специальность? Общее место работы?.. Завтра точно станет яснее.»
Маслинов выключил компьютер и погасил настольную лампу. На ужин он уже безнадёжно опоздал, столовая закрылась час назад. Но он точно помнил, что в тумбочке возле его кровати ещё осталось несколько пачек «Мивины», привезённых из командировки знакомым доктором по фамилии Дженсен. А электрочайник можно было одолжить у соседа, прапорщика Карасёва… В общем, вечернее голодание сегодня отменялось.
«Блин, Гера меня, наверное, в столовке сидела, ждала… — думал архивист, осторожно пробираясь между стеллажами в полумраке, — Ладно, на завтраке её поймаю. Если она опять в какую-то командировку не уехала…»

Взгляд архивиста перескакивал с одной строчки таблицы на другую в поисках… чего-нибудь. Чего-нибудь существенного, чего-нибудь повторяющегося. Но ничего не находил.
Всех «пропавших» грушников он занёс в отдельную таблицу, которую напряжённо изучал уже третий час. Вся необходимая информация его стараниями уже была занесена в Excel за четыре дня работы, так что в бумажных карточках необходимости не было.
Маслинов старался выписывать часто повторяющиеся характеристики грушников из списка, найти что-то безальтернативно их всех объединяющее… Но пока не преуспел. Военнослужащих и гражданских сотрудников среди «исчезнувших» было практически поровну, с небольшим перевесом в сторону первых. Диапазон возрастов также был значительным — от самого молодого 22-летнего бухгалтера до целого 64-летнего генерала, возглавлявшего отдел прикладной кибернетики. Сотрудников старшего возраста, конечно, было больше, но Маслинов резонно полагал, что это скорее следствие строгого отбора при приёме в Отдел «П». Сколько-нибудь значимый перевес был, разве что, в гендерном составе «пропавших» — соотношение было 65 к 35 в пользу мужчин… Точно такое же, как в целом по Отделу.
Архивист уже практически отчаялся. Разные национальности, разное социальное положение, разные по размеру семьи, разные должности, разные звания, разные назначения и места работы. Можно было подумать, что эти две с лишним тысячи сотрудников Отдела объединял только сам факт исчезновения.
«Может, действительно совпадение? Права была Гера: кто-то умер неизвестно где, кто-то на дно залёг, кого-то своры переманили и всё это независимо друг от друга? И никакой закономерности…»
Маслинов потянулся.
«Чёрт! Ну должно же быть хоть что-то… Кажется, придётся всё же сначала доделать основной отчёт. Если в этих карточках ничего полезного нет, мне нужен будет доступ к личным делам пропавших. Может быть, что-то найдётся в автобиографиях? Результатах плановых медосмотров? Вот засада…»
Раздался звон будильника. Архивист вздрогнул и бросил взгляд на наручные часы. Стрелки показывали ровно четыре часа дня.
«Уже обед? Как-то слишком много времени занял просмотр этой таблицы… Ладно, отчёт откладывается, сначала нужно поесть. И так вчера вечером лапшой догонялся, завязывать нужно.»
Маслинов перевёл компьютер в спящий режим и быстрым шагом направился в сторону столовой.

Со стуком на небольшой обеденный стол опустился пластиковый поднос.
— Привет деятелям науки. Чего такая смурная?
Сотрудница Зоны 26, биохимик Пасторова, до этого устало помешивавшая окрошку, подняла взгляд.
— А?
На свободный стул перед ней сел рослый мужчина с кучерявой тёмно-русой бородой и такого же цвета растрёпанными волосами. Это был архивист Маслинов.
Женщина криво усмехнулась.
— Да опять анонимное любовное послание от этого прибалтийского тигра, Эдварда. Как же он запарил…
Архивист выгнул бровь.
— Погоди. Анонимное?
— Да.
— И как ты тогда…
— Это была романтическая поэма на эстонском.
— А, кхм…
— Кажется, романтическая поэма. По крайней мере она была разбита на строфы. И в двух местах стояли сердечки. Я не знаю эстонского.
Пасторова схватилась за голову.
— Господи, ну почему он решил, что знание эстонского со словарём — это такое прекрасное качество, украшающее мужчину?..
Архивист подавил смешок и поставил поближе тарелку с рисом.
— Тебя сегодня на завтраке не было.
— А тебя вчера на ужине, — с вызовом учёная указала на соседа ложкой.
— А я первый сказал, — ответил он со смешком.
— Ладно. Ты знаешь, как это бывает: ревизия лабораторного блока перед работой с новыми материалами. Пока эти инспекторы туда-сюда ходили и толщину слоя пыли на полке со штативами измеряли, время завтрака уже почти прошло. Неудивительно, что мы разминулись, — женщина пожала плечами.
— А у меня… Что-то в том же духе. Заработался вечером, доделал таблицу. Пришлось на ужин отведать адамычевской «Мивины». Отличная тема, кстати, советую.
— Ну и что в итоге с твоими «пропавшими»? Новости есть?
Архивист хмыкнул.
— Есть, но они не то чтобы радостные. Полдня изучаю эти карточки — ничего общего. Ну, то есть, общие моменты у многих есть, конечно, но ничего глобально объединяющего всех из этих двух тысяч. Все в разных местах работали, демографические параметры никак не соотносятся, по внешнему виду тоже ничего примечательного…
Маслинов почесал бороду.
— Не, конечно, были среди пропавших экземпляры с примечательной внешностью, и немало. Чего только полкан одноглазый с осколком в башке стоит! Или какой-то седой поляк, у которого всё лицо было шрамами покрыто… Но «среднестатистических» людей всё же подавляющее большинство. Короче, просто по карточкам, я думаю, никаких умных выводов мне не сделать. Тут нужны личные дела.
Архивист вздохнул.
— А чтобы их получить, необходим временный уровень допуска повыше. Так что в отчёте начальству обрисую ситуацию, пусть санкционируют повышение. Не проигнорируют же в самом деле исчезновение двух с копейками тысяч потенциально охренеть каких опасных бывших работников с аномальщиной? Хотя, дальнейший поиск информации могут и перепоручить…
— Ты лучше скажи, — перебила учёная, оторвавшись от поедания окрошки, — что ты в этих личных делах надеешься найти? И вообще, надо ли оно тебе? Ну перепоручат и перепоручат, ты же не единственный архивист филиала.
— Найти я там надеюсь у них что-то общее. Не знаю, какие-то однотипные состояния здоровья? Взаимодействие с одной и той же аномалией? Какие-то рабочие связи с другими организациями? Если «на поверхности» ничего не лежит, значит, есть что-то глубже.
— Ты всё ещё не ответил на мой последний вопрос.
— Ладно, ладно, мне самому интересно, куда они все делись. Довольна?
— Мне-то не принципиально, но сам смотри, чтобы личный интерес тебя ни на какие глупости не замотивировал. Тебе ещё потом в любом случае проходить выборочную обработку амнезиаками… Так что не возлагай на это дело слишком большие надежды. Ты и так молодец, что это всё заметил и даже сам попытался разрешить, пользуясь теми данными, что есть. Если дело решат перепоручить — не расстраивайся и подставляй плечо.
Маслинов хмыкнул.
— Да, Гер, спасибо, мотивация всегда была твоей сильной стороной…

Стрелки наручных часов показывали 17:25. Отчёт был готов. Маслинов туда включил всё нужное по форме: затраченное время, использованные документы, количество внесённых в каждый правок, запрошенную бумажную документацию. И, конечно, новую версию таблицы с известными сотрудниками Отдела «П».
А в приложении кратко описал замеченный феномен — исчезнувших сотрудников из этого списка. И так же, деловым языком, подал запрос на выполнение дальнейшего поиска информации с выдачей соответствующего временного уровня допуска. На всякий случай прикрепил к письму и таблицу с выписанными отдельно «пропавшими без вести».
Архивист ещё раз проверил список вложений, тело письма и, удовлетворённый результатом, нажал кнопку «Отправить». Получателей у письма было два — глава СБ Зоны 26, который, собственно, и сделал запрос на сопоставление таблиц, и заведующий архивом, непосредственный начальник Маслинова. В формулировке задания завархивом не был указан в числе получателей, но, как логично предположил архивист, это было всего лишь случайной ошибкой. Он точно знал, что все отчёты, составленные с использованием документов третьего уровня допуска и выше, должны были отправляться заведующему для просмотра. В качестве меры предосторожности.
Архивист откинулся на спинку офисного кресла.
«На сегодня работа закончена, до конца дня ещё какие-то запросы вряд ли будут. Теперь остаётся только ждать. И гадать, что ответит глава СБ…»
Но с рабочего места уходить, разумеется, никуда было нельзя. До конца рабочего дня ещё два с половиной часа. А значит, решил архивист, нужно было заняться чем-то полезным. Например, прочитать несколько доступных документы, касающихся Отдела «П». Как минимум из личного интереса.
«А если работу никому не перепоручат, то это может и пригодиться…»
Закрыв внутреннюю почту, Маслинов вернулся к главной странице SCiPnet. Оттуда — к электронной базе данных. По тегу нужные файлы найти будет несложно…

Вечер чтения документации прошёл продуктивно. Архивист ознакомился с несколькими карточками объектов-«наследников» Отдела, откопал в базе рассекреченный документ о структуре организации и под конец, к собственному удивлению, полчаса изучал доклад фондовского криптолога от 1988 года, в котором тот описывал применявшиеся ГРУ методы шифрования. Самая интересная часть, конечно, была про шифры на аномальных языках и с применением мемагентов.
А с утра пришёл ответ на письмо. И Маслинова он совсем не порадовал.
Сдержанным, сухим языком глава СБ поблагодарил архивиста за отличную работу и сообщил, что вопрос с пропавшими сотрудниками Отдела «П» будет решать, собственно, СБ. В том же письме он указал, что выборочная обработка амнезиаками будет назначена в течение 24 часов, после согласования с директором Зоны. Стандартная процедура, которую проходят все архивисты, получавшие для выполнения работы временный повышенный уровень допуска. Стандартная, но от этого не менее обидная.
Впрочем, долго Маслинов не тосковал, поступив в соответствии со здравым смыслом и советом Геры. Тем более на его локальную почту уже был перенаправлен новый запрос на поиск информации. В этот раз — без всяких повышений уровня допуска. Задание простое — добавить в приложение к карточке объекта несколько недавно проведённых опытов.
При более подробном рассмотрении оказалось, что «несколько» — это около двухсот. И из материалов были только описания опытов, под формат приложения всё нужно было подогнать вручную.
Архивист вздохнул.
«Лишь бы это опять не тот ебучий торговый автомат… Не третий раз за месяц же!»
Но в плашке с номером объекта стояла злополучная цифра 261.

После обеда на рабочий компьютер Маслинова пришло ещё одно письмо, чему он очень удивился. Ещё больше он удивился, разглядев адресата — послание было от директора зоны.
Само письмо выглядело лаконично:
«Добрый вечер.
В 18:00 зайдите ко мне в кабинет, необходимо обсудить вопрос, касающийся вашего последнего отчёта.
С уважением, директор Зоны 26, Кошкина Л.Т.»
«Последнего отчёта? А, ч-чёрт… Что, запрос на повышение уровня допуска был нарушением субординации? Или качество не устроило? Почему мне вообще лично директор по этому поводу написала? Ей что, начальник СБ его перекинул, настолько херовое по качеству?»
Маслинов вздохнул.
«Ладно, скоро узнаем…»
Архивист бросил взгляд на наручные часы.
«17:30, ровно. Так, ладно, до кабинета директора идти десять минут, плюс ещё пару минут подождать лифт. Отчёт по этому сраному автомату я должен успеть доделать… Чтобы хотя бы за него потом не вызывали.»
Маслинов снова застучал по клавишам.

— А, Александр Николаевич, добрый вечер. Проходите, садитесь, скоро мы начнём.
За массивным деревянным столом сидела немолодая женщина, одетая в строгий офисный костюм. Её тёмные с проседью волосы были собраны в пучок, а на носу покоились очки в изящной оправе. Когда Маслинов вошёл, она занималась тем, что ставила какие-то отметки в кипе лежавших перед ней документов. Она подняла взгляд, и с вежливой улыбкой указала архивисту на один из стульев перед собой.
Другой уже занимал второй посетитель — жилистый, практически полностью поседевший мужчина среднего роста в выглаженном чёрном кителе. В его позе и цепком взгляде прищуренных карих глаз чувствовалась армейская выправка. Начальник службы безопасности собственной персоной. Пару секунд он смеривал Маслинова тяжёлым взглядом, после всё же поприветствовав сдержанным кивком. Архивист знал его на вид по фотографии из списка сотрудников, но до этого никогда не встречал лично. Владимир Григорьевич Наумов — таким было его полное имя. По званию — генерал-лейтенант СБ. Птица высокого полёта, большую часть времени проводящая в компании таких же «птиц». Не было ничего удивительного в том, что простой функционер вроде Маслинова за время своей работы не видел его даже издалека. Обстоятельства его попадания на службу в Фонд были туманными: где он работал раньше - неизвестно, но в СБ он был зачислен сразу в звании майора. Начиная со своего первого назначения восемь лет назад он стал быстро продвигаться по службе, пока не был два года назад назначен руководителем СБ Зоны 26. Многие здесь его откровенно боялись. Генерал-лейтенант был известен тем, что во время всей своей карьеры действовал согласно одному правилу: задача должна быть выполнена любой ценой. Жестокость и холодная расчётливость — это, как правило, не те качества, которые вызывают всеобщую любовь. Но среди многих сотрудников СБ он успел заработать почти беспрекословную лояльность и уважение.
Архивист медленно подошёл к свободному креслу и сел, положив руки на колени.
«Не выглядят они как-то особенно недовольными. Значит, я, скорее всего, не напортачил. Или напортачил, но не то чтобы критически. Какую-то доступную инфу пропустил? Надо переделать отчёт? Но причём тут тогда директор?..»
— У вас обоих есть общее замечательное качество, — нарушила молчание Кошкина, не отрываясь от заполнения бумаг, — пунктуальность. Вы, Владимир Григорьевич пришли раньше на пять минут, а вы, Александр Николаевич, на две. Думаю, ваш высокий уровень ответственности позитивно скажется на будущей совместной работе…
«Совместной работе?..»
— Впрочем, я забегаю вперёд.
Директор с улыбкой отложила бумаги.
— Давайте по порядку. Александр Николаевич, я видела ваш отчёт, Дмитрий Иванович переслал мне его сегодня утром, посчитав важным.
«Дмитрий Иванович — заведующий архивом. Так вот как отчёт у неё оказался…»
— И, насколько я знаю, вы, Владимир Григорьевич, тоже с ним ознакомились. Я боюсь, с учётом вскрывшихся обстоятельств, считать это внутренним делом службы безопасности более нельзя.
Женщина скрестила ладони.
— Исчезнувшие без следа потенциально опасные сотрудники связанной организации — это серьёзная проблема, в которой необходимо разобраться.
Кошкина посерьёзнела.
— Несколько тысяч человек, профессионально работавших с аномалиями, могут быть как серьёзной угрозой, так и ценными союзниками… Или — признаком существования крайне опасной аномалии, которая пока не находится на содержании. Сейчас мы можем позволить себе только спекуляции на эту тему, информации слишком мало.
Директор указала ладонью в сторону Маслинова.
— Поэтому её недостаток должен быть ликвидирован в сжатые сроки. Александр Николаевич, в силу того, что вы уже продемонстрировали свою профессиональную компетентность и, более того, проявили к проблеме личный интерес, я считаю, что правильным будет назначить вас ответственным за поиск информации о пропавших сотрудниках Отдела «П». С Владимиром Григорьевичем в качестве куратора.
Начальник СБ прокашлялся.
— Если ситуация и впрямь так серьёзна, то подобная информация может быть использована агентами враждебных СО в своих целях. Вполне вероятно, что за архивистом уже следят. Любовь Тимофеевна, при всём уважении, я настаиваю на том, чтобы дело перепоручили СБ для предотвращения возможной утечки данных.
Кошкина нахмурилась.
— Владимир Григорьевич, я понимаю вашу заинтересованность в вопросе и вашу обеспокоенность, но давайте лучше доверим дело профессионалам, — несмотря на вежливый тон, фразу директор произнесла с нажимом, — у сотрудников СБ и у вас в том числе есть другие, не менее важные обязанности. Расследованием займётся архивист, от вас же потребуется консультативная и организационная поддержка.
«Ого, теперь это уже целое расследование? Звучит солидно!»
На скулах начальника СБ заиграли желваки.
— Как скажете. В таком случае я настаиваю на установлении разумного срока работы для архивиста. В случае отсутствия результатов по его истечении — дело передаётся СБ.
Кошкина задумчиво почесала подбородок.
— Установка дедлайна? Хорошо, звучит справедливо. Александр Николаевич, вам даётся две недели на поиск информации. Точечная обработка амнезиаками переносится, ваш временный уровень допуска повышается в соответствии с ранее поданным запросом. На эти две недели ваша задача — найти следы пропавших сотрудников Отдела «П» с использованием всей доступной информации, от остальных поручений вы будете временно освобождены. Все промежуточные отчёты и запросы на доступ к нужным источникам вы будете отправлять Владимиру Григорьевичу. К нему же можете обращаться за консультацией, как к эксперту по Отделу. Финальную версию отчёта отправите мне с пометкой «важное», вне зависимости от результата. Отсчёт дедлайна начинается с завтрашнего дня. Вопросы есть?
Маслинов на несколько секунд завис обрабатывая полученную информацию.
— Кхм… Вроде пока нет. Но если появятся, я, наверное…
Архивист опасливо посмотрел в сторону начальника СБ, наткнувшись лишь на безэмоциональный, ледяной взгляд в ответ.
— Всё верно, спросите Владимира Григорьевича. Его контакты у вас должны быть.
Директор развела руками и хлопнула по столу.
— Что ж, если больше ни у кого вопросов и предложений нет, заседание окончено. Владимир Григорьевич, Александр Николаевич, вы можете вернуться к выполнению своих обычных обязанностей.

К утру следующего дня временный уровень допуска Маслинова был уже повышен, поэтому сразу после завтрака он со своим рабочим журналом под мышкой направился к своему компьютеру.
Авторизация. Уведомление о повышении уровня допуска. Поиск по базе данных… Доступ к архиву личных дел предоставлен.
«Ну что же… Будем надеяться, что здесь повезёт больше, чем с личными карточками…»

Маслинову не повезло. Когда он зашёл в столовую на обед, то практически сразу разглядел Геру — она сидела в ближнем ко входу уголке возле окна и болтала с несколькими коллегами по лаборатории. Архивисту он помахала рукой и виновато пожала плечами.
В конце раздачи Маслинов увидел другого своего знакомого — прапорщика Карасёва, деловито изучавшего стаканы с компотом за стеклом витрины. К нему он и поспешил.
Через несколько минут оба уже сидели за одним из столов в дальнем углу помещения. Карасёв представлял из себя практически лысого мужчину среднего роста, на лице которого можно было разглядеть густую рыжую бороду без усов.
— Короче, Маслина, предупреждаю сразу, — сказал он, пододвигая поднос поближе. — настроение у меня сегодня на ультранасилие, так что на нервы лучше не капай.
Всего настроений у Карасёва было три: на ультранасилие, на работу и на творчество. Не то чтобы последние два как-то исключали насилие, учитывая род деятельности прапорщика, но настрой на ультранасилие означал, что его сегодня кто-то вывел из состояния душевного равновесия. И лучше бы окружающим масла в огонь не подливать.
— Ладно-ладно. И что опять случилось?
— Да хули тут сказать-то, долбоёбы у меня на работе, которые не могут вовремя важные документы прислать.
Прапорщик до побеления костяшек сжал в руке вилку.
— И трубку не берут, пока я им тут нахуй сочиняю отмазки, вместо того, чтобы сказать: «виноват такой-то, мы его отпиздим».
Карасёв очень любил припечатать крепким словцом в неформальной беседе, а иногда — и в формальной тоже. Особенно — если его что-то очень сильно разозлило. И припечатывать он умел — некоторые его золотые изречения Маслинов даже записывал в специальный вордовский документ, который так и озаглавил — «Фонд золотых цитат Карася». Самому автору изречений это не то чтобы нравилось, но он и не протестовал. Сейчас же, как понял архивист, Карасёв не особенно злился — скорее, был очень раздражён.
— Ей-богу, сука, я как будто не прекращал в том дилерском центре работать, одни и те же вокруг ебалаи.
— Ты, Карась, давай, выдыхай, чего-нибудь хорошее лучше расскажи, — осторожно прервал Маслинов.
— Хорошее? А чё хорошее? Ну вот, командир моя бывшая, которую в Зону 17 перевели, сообщение отправила. Говорит, нормально у неё там всё, на какой-то сектор с парой Евклидов назначили. Радостно на душе, весело на душе.
Прапорщик не выглядел особенно радостным.
Маслинов вздохнул. Ему тоже пока было радоваться нечему. Спустя почти день работы с документами он всё острее чувствовал дежавю — опять никаких намёков на какие-либо глобально объединяющие признаки у пропавших грушников. Результаты плановых медосмотров без повторяющихся закономерностей, биографии — все как под копирку: там учился, тут служил, марксизм-ленинизм изучал, в партию вступал, задачи выполнял. Можно было, конечно, предполагать, что пропали только идеологически верные грушники, но других в спецслужбы, а тем более — спецслужбы, работающие с аномалиями, не берут. Послужные списки — тоже пёстрые. Разные назначения, разные последние места работы, разное время работы на разных же объектах.
Конечно, Маслинов понимал, что просмотрел ещё не все возможные варианты, да и к тому же, из этих двух тысяч как минимум несколько сотен должны были, как подсказывал здравый смысл, действительно пропасть независимо от остальных, при случайных обстоятельствах… Но уверенности это архивисту не добавляло. Тут точно нужен был совет от кого-нибудь с незамутнённым взглядом на проблему…
«Но кого? Гера вряд ли ещё что-то подскажет, да и не спросишь её сейчас… Завархивом? Ну, как вариант. Странно вообще, что задание такого уровня поручили не ему…»
— Слышишь, Маслина, ты сам чего затих?
Архивист мотнул головой. На него с прищуром смотрел Карасёв, оторвавшийся от своей тарелки.
«Хм… А чем чёрт не шутит?»
— Да рабочий момент. Ты, Карась, скажи лучше… Ситуацию представь. У тебя, допустим, пропала пара э-э-э… сотен человек и ты хуй пойми, что у них общего, но чуешь, что что-то есть. На руках у тебя личные дела их есть и ты уже в курсе, что национальности там у них всех разные, конкретные места работы тоже, в биографиях особенно ничего прям регулярно повторяющегося… Вот ты б лично на что бы ещё посмотрел? Где бы закономерность искал?
Маслинов знал, что никаких конкретных деталей работы сообщать прапорщику (и Гере тоже) нельзя — уровень допуска у них недостаточный. Однако умозрительная гипотетическая ситуация без конкретных деталей под разглашение секретных сведений не подпадает, а Карасёва Маслинов знал как человека проницательного — авось что-то умное и по такому размытому описанию сможет посоветовать.
Сотрудник СБ от удивления выгнул бровь.
— Бля, ну и ребусы у тебя…
На пару секунд он задумался.
— Хм, ну не знаю… Про биографии ты сказал уже, что ничего полезного… Можешь там попробовать оценить психологические портреты, если есть, хрен знает, какие-то общие моменты в характерах, взглядах, не знаю, членство в каких-то кружках по интересам?
Прапорщик почесал бороду.
— Чё там ещё… Возможно, какие-то общие контакты с третьими лицами. Или, может, во внешности закономерности. Очевидное, конечно, но, может быть, что-то есть. Результаты плановых медосмотров там, диспансеризации? Какая-то общая болячка, или наследственность? Мало информации, короче.
— Извиняй, больше сказать не могу. Ну ты знаешь, уровень секретности, вся херня.
Карасёв ухмыльнулся.
— Да я-то в курсе, я и не спрашиваю. Знаю, что вы там у себя в архиве за тайны человечества ворочаете.
Прапорщик вернулся к поеданию риса, но через какое-то время вновь поднял взгляд.
— А, чё ещё может быть. Если личные карточки на каких-то военнослужащих, посмотреть можно места, в которых служили. Ну знаешь, в каких-то частях или пересыльных пунктах часто всякие знакомства заводятся по пути. У нас, по крайней мере, так было, потом на большой земле друг друга находили.
«Да блин, нет, всё не то… Придётся пока разбираться дальше самому. Или, может, завархивом ещё спросить? Не, не буду пока его парить. Всё равно ещё две недели есть на всё про всё, успею.»

К вечеру ситуация всё же перестала быть такой безнадёжной. Зацепок было мало, но они хотя бы появились.
Последние несколько часов Маслинов просматривал подшитые к личным делам психологические портреты пропавших. И у значительной их части в портрете присутствовали некоторые нетипичные детали.
Помимо очевидного перечисления важных для сотрудника навыков и характеристик, типа психологической устойчивости , исполнительности, дисциплинированности и прочих похожих, многих пропавших характеризовали как последовательных в убеждениях, преданных идее, а не партии. Психологические портреты, судя по всему, составляла дюжина разных штатных психологов, поэтому у кого-то это качество считалось положительным, а у кого-то — вызывающим тревогу.
Маслинова, тем не менее, такая находка не удовлетворила. Слишком уж притянутая за уши зацепка. К тому же, такая характеристика в том или ином виде была присуща едва ли половине из всех пропавших сотрудников. С другой стороны, части её могли просто не записать, посчитав несущественной, или некоторые грушники скрыли свои взгляды сознательно…
«Ну нет, это уже совсем высасывание из пальца… Но пока зацепок лучше нет. Эту надо бы записать в журнал.»
Ещё один факт, на который Маслинов обратил внимание — среди пропавших было много тех, кто с раннего детства воспитывался сотрудниками Отдела «П», а не поступил на службу в сознательном возрасте. Чаще всего это были дети с зачатками тауматургических способностей (которые грушники именовали в документации «парапсихологическими»). Но встречались среди таких и обычные сироты, в которых рекрутеры Отдела видели потенциал. Среди пропавших таких «сыновей» и «дочерей полка» было в процентном соотношении значительно больше, чем в целом по Отделу.
Но всё равно немного, едва ли десять процентов от общего числа. Тоже слишком мало, чтобы делать какие-то далеко идущие выводы.
Ещё несколько часов прошли в безрезультатных поисках. Маслинов устало протёр глаза и с хрустом потянулся. Новая вкладка — ещё одно личное дело.

Со следующей страницы на Маслинова устало глядел поджарый грузин лет пятидесяти с густой чёрной щетиной и кудрявыми чёрными же волосами.
Следующая страница. Следующая. Наградной лист.
«У-у-у, — устало восхитился Маслинов, — глыбой был Самвел Ираклиевич! У него тут медалей не меньше, чем у Брежнева. Лишь бы не как в том стишке было — «за приятную беседу, за научные труды, за охрану всей среды»…»
Архивист усмехнулся. Проверять список наград необходимости не было — у большинства других пропавших он был весьма скромным, так что закономерность с очень высокой вероятностью где-то ещё.
Автобиография. Карточка доступа к гостайне. Материалы аттестационных комиссий. Приказы о назначениях на должности. Список назначений… Маслинов остановился. Его взгляд за что-то зацепился.
«Объект 715, Объект 203… А, вот. Объект 676. С 1954-го он на нём работал, после каждой командировки возвращаясь обратно. Какой-то номер знакомый… Может, у кого-то ещё только что видел? А, ладно, проверю на всякий случай.»
Ctrl+F. «676». «Результатов: 2318».
Архивист удивлённо хмыкнул. Всего в его таблице было 2327 человек. Даже с учётом того, что в части списков назначений этот объект должен повторяться (как, например, раз двадцать у Элсинова), совпадений всё равно оказалось очень много. Больше, чем у любой другой зацепки, найденной до этого.
Текст перед глазами немного поплыл. Маслинов зевнул.
«Блин. Который там час?»
23:42 показывали наручные часы.
«Так, ладно, я понял. Объект 676 откладывается на завтра, чем бы он ни был. Сейчас — поесть и на боковую. Опять «Мивину» разводить. Ну и надеюсь, что Карася тяга к ультранасилию отпустила. Надо бы выписать себе собственный чайник…»

Мило побеседовав за завтраком с Герой и узнав про свежие методики соблазнения из Эстонии, Маслинов направился на своё рабочее место в архиве. Многое нужно было проверить, многое сделать.
Сначала — перепроверка. Ctrl+F. «Объект 676». «Результатов: 2298».
«Уже чуть меньше. Видимо, где-то число «676» встречалось в других пунктах личных дел. Не знаю, в качестве номера квартиры? В составе личного номера?»
Теперь совпадения нужно было просмотреть вручную. Как минимум — большую их часть, чтобы отсеять бесполезные.
Маслинов хрустнул пальцами.
«Значится, за работу…»

Большинство совпадений оказались подходящими. Много раз выпадали строки из списка назначений, но ещё чаще — отметки в каком-то грушном аналоге маршрутных листов. Это был особый документ, куда ответственные лица заносили дату и даже время прибытия и отбытия сотрудников на тот или иной объект. Путём вычеркивания повторяющихся упоминаний, Маслинов вывел итоговое число уникальных посетителей объекта из числа пропавших: 1986.
Удовлетворённый результатом, он откинулся на стуле.
«Наконец-то, хоть что-то существенное. Но расслабляться не стоит. Нужно проверить, как часто этот объект встречается в личных делах в целом по Отделу.»
Архивист бросил взгляд на часы.
«Нормально, до обеда ещё час. Сейчас проверим…»

В столовую Маслинов шёл в замечательном настроении. Результатов поиска в целом по Отделу — чуть больше четырёх тысяч. В два раза больше, чем среди пропавших, но если смотреть в процентном соотношении, то дело принимало совсем другой оборот. Из всего Отдела через таинственный Объект 676 прошло всего 36% сотрудников, а среди пропавших — все 85. Осталось только узнать, что это вообще за объект и где он расположен — Маслинов чувствовал, что приближается к разгадке… Но это всё после обеда, решил он. Сейчас перед умственным трудом необходимо «заправиться» чем-нибудь питательным. И желательно — вкусным.

К вечеру замечательное настроение архивиста улетучилось. Не скрашивала ситуацию даже новая мудрость Карасёва, записанная в документ с цитатами.
По Объекту 676 в базе данных Фонда никакой информации не было. Вообще.
Да, Маслинов получил в выдаче около пятиста результатов, но все они, по сути, представляли из себя информационный мусор. Перекрёстные ссылки, не связанные с темой отчёты, случайные материалы, повреждённые файлы — и никакой информации по существу. Максимум — что какой-то сотрудник на этом объекте работал, или что в таких-то документах на него есть ссылка, или перехваченное Фондом двадцать пять лет назад сообщение отправлено оттуда. И никакой информации о том, что этот объект из себя представляет и где находится.
Но при этом самих бесполезных в данный момент материалов было для одного объекта достаточно много. А значит, предположил Маслинов, был он довольно-таки важным, возможно — даже ключевым для какого-то региона. Слишком много всего на нём замыкалось. Много сотрудников, много корреспонденции, много отчётов разведки Фонда. Тем страннее было, что в базе Фонда не нашлось никакой конкретной информации.
Пожалуй, самой логичной причиной мог быть недостаточный уровень допуска архивиста. Недоступные для конкретного пользователя документы просто не показываются в результатах поиска, потому, решил Маслинов, в выдаче было много ситуативных файлов с пониженным уровнем допуска, но никакого описания самого объекта — тот, видимо, настолько важен, что ознакомиться с ним могут либо разные «шишки» из высших эшелонов управления Фондом, либо какие-то ещё категории сотрудников, к числу которых архивист не относился.
«Чёрт, жалко, конечно, вот так споткнуться об уровень допуска… Но выход тут один — просить временное повышение. Других настолько же существенных зацепок пока нет.»
Архивист быстро составил официальный запрос на повышение уровня допуска и направил начальнику СБ. Бросил взгляд на часы.
«Рабочее время десять минут назад кончилось… А, ладно, завтра прочитает. Всё равно сегодня я больше ничего по базе искать бы не стал, хоть с допуском, хоть без. В кои-то веки не пропущу ужин…»

Ответ с утра действительно пришёл. Через минуту после начала рабочего дня.
Начальник СБ уведомил Маслинова, что с начала работы прошло всего четыре дня и прежде, чем запрашивать повышение уровня допуска, нужно обработать всю имеющуюся информацию. Текущий же прогресс Владимир Григорьевич назвал «неудовлетворительным» и попросил не беспокоить его, пока не будут получены какие-то заслуживающие внимания сведения.
Архивист испытал смешанные чувства. С одной стороны, это были стыд и обида — не каждый день тебя куратор, генерал-лейтенант СБ, выхолощенным, официальным языком называет ничтожеством. С другой стороны была злость.
«А что и где ещё искать-то, сука?! Случайные документы с тегом «отдел_п» вычитывать что ли? Я так информацию про этот объект до второго пришествия искать буду…»
Маслинов протёр глаза.
«Нет, конечно, так не пойдёт. Все доступные документы перебирать — правда бесполезная трата времени. В личных делах тоже ничего нового не обнаружится — я их уже по каким только параметрам за четыре дня не сравнивал… Чёрт, ну вот почему было не дать мне доступ повышенный? Я же, блин, архивист, всё равно после выполнения работы амнезиаками обрабатываться…»
Мужчина махнул рукой.
«Так, ладно, норма по нытью на сегодня выполнена. Надо всё-таки что-нибудь придумать…»

После нескольких часов абсолютно безрезультатного повторного поиска хотя бы какой-нибудь полезной информации в общей базе документов, Маслинов всё же смог прийти к идее получше.
Все сотрудники архива знали об алгоритме действий на случай, если для выполнения задачи им были необходимы единичные документы, закрытые недостаточным уровнем допуска. В силу того, что такие недоступные документы в поиске просто не отображались, чаще всего такая ситуация возникала, когда ссылки на них были в каких-то из доступных. Тогда архивист подавал заявку либо заведующему, либо одному из его заместителей и, если запрос был оправдан (то есть, документ для выполнения задания был действительно необходим), доступ предоставлялся.
Проблема здесь была в том, что Маслинов знал лишь о паре документов, ссылки на которые встречал среди доступных. И этой пары было решительно недостаточно… Однако архивист уже представлял, как это можно исправить.
Уверенным шагом пройдя между стеллажей с документами, Маслинов разглядел знакомую деревянную дверь. Металлическая табличка на ней гласила: «Заместитель заведующего архивом Кладов К.К.»
Человека этого архивист знал хорошо. Ещё бы, своего наставника не знать. Кирилл Кириллович Кладов был одним из двух заместителей заведующего архивом. Многие местные работники за глаза называли его Белым колпаком или просто Колпаком — из-за характерного сочетания букв в инициалах. Но Маслинов к числу таких работников не относился — хоть он и считал прозвище забавным, Кладов у него вызывал глубокое уважение.
Несмотря на то, что архивист давно уже не работал под его началом, между двумя сохранялись практически приятельские отношения — перекинуться друг с другом парой слов в перерыве или помочь во время высокой нагруженности было для них в порядке вещей. Попросить о помощи Маслинов как раз собирался сейчас.
Он отлично знал, что у Кладова четвёртый уровень допуска. Вернее, «четвёртый архивный» — особая категория для высокопоставленных сотрудников, собственно, архива. С таким уровнем работник имел доступ ко всей заархивированной информации, доступной другим сотрудникам 4 уровня, но никаких оперативных сводок или информации о долгосрочных планах Фонда. Последние не были особенно важны для сотрудников архива в силу специфики их работы, поэтому такой «промежуточный» уровень допуска был идеальным вариантом.
Это ровно на один уровень допуска выше, чем у Маслинова после временного повышения. Дальше — только ключевой управленческий персонал и совет О-5.
В голове архивиста уже созрел план. Кладова нужно было уговорить дать Маслинову поработать под его аккаунтом хотя бы несколько часов — чтобы увидеть недоступные документы и отметить среди них полезные.
«Конечно, это запрещено правилами внутреннего распорядка и, в случае чего, за это накажут нас обоих… Но, серьёзно, какие ещё остались варианты? Умолять лично директора уровень допуска повысить в обход начальника СБ? Ну это уже совсем цирк какой-то. И последний вариант, если Кирилл откажет.»
А после этих «нелегальных» нескольких часов работы всё нужное можно было спокойно «отмыть» — подать тому же Кладову заявки на официальный доступ к нужным документам, указав их названия. На вопрос: «откуда о них узнал?» можно было с минимальным риском отвечать: «по перекрёстным ссылкам». Управленческий персонал очень редко проверял подобные утверждения — это было слишком муторно, а других дел у них и так хватало с избытком.
Архивист сделал последние несколько шагов до двери. Будущие реплики в его голове наконец сложились в единое целое, словно паззл. Маслинов точно знал, что и когда скажет, чтобы убедить Кладова в необходимости нарушения режима секретности.
Он выдохнул и трижды постучался в дверь.

Новый отчёт для главы СБ был готов. Маслинов ещё раз перечитал текст в окошке программы локальной почты, но отправлять его не спешил.
Кладова уговорить получилось. Немалую роль в этом сыграло то, что он был в курсе задачи Маслинова (и её важности), а также недолюбливал Наумова. Работники архива условились, что Маслинов сможет несколько часов после окончания рабочего дня поискать информацию за компьютером заместителя заведующего и выписать всё необходимое. Если времени не хватит — то по такой же схеме несколько часов поработать на следующий день. Ну и естественная мера предосторожности — в случае, если Маслинова поймают с поличным, ни о каком «разрешении» он упоминать не должен.
Архивиста не поймали и дополнительное время ему не понадобилось — ценой пропущенного ужина он, наконец, смог добыть полезную для дела информацию.
Его первичные подозрения оказались верны — Объект 676 действительно был ключевым в Западной Сибири, можно сказать, местным «хабом», через который рано или поздно проходила большая часть сотрудников. Отсюда же осуществлялся контроль за другими учреждениями региона.
О структуре 676-го Маслинов тоже смог в общих чертах узнать: судя по документам, на объекте размещалось главное управление Отдела «П» по Сибирскому военному округу (исчезнувшее, к слову, в полном составе), главный штаб отдела парапсихологии (точно так же полностью исчезнувший), научный центр исследования состояний ткани реальности (что бы это ни значило), конструкторское бюро перспективных аномальных вооружений, лаборатория по исследованию аномальной флоры и главный архив западносибирского региона.
Удалось архивисту найти и общие сведения по персоналу: на 1 января 1991 года на Объекте 676 работало 1648 сотрудников — примерно на треть меньше, чем всего пропало. При этом никаких списков с конкретными именами в доступе даже для уровня допуска 4а не было, соответствие можно было проверить только вручную, вбивая в поиск теперь уже известные конкретные места работы.
Примерно на этом хорошие новости кончались. Все два дня работы с полученными документами Маслинова поражало отсутствие в них конкретики.
«Ну вот то есть серьёзно. Официальные бумаги, какие-то отчёты, какие-то подборки информации, и везде максимум конкретики — это что-то типа: «вот есть такой объект, в нём есть такие сектора» и всё. Никакой информации о том, кто там работает, какими конкретно проектами, может быть, занимаются, да даже никаких перекрёстных ссылок на аномалии, которые оттуда Фонд забрал на хранение. И ещё нет информации, где этот Объект 676 вообще находится. «Западная Сибирь», блин, очень растяжимое понятие…»
А что удивляло ещё больше — огромное количество цензуры и вымаранного текста в полученных документах.
«Цензуру увидеть ожидаешь в каких-нибудь файлах для 1-2 уровней допуска, когда в одном документе может действительно соседствовать куча сведений разной степени важности… Но [УДАЛЕНО] и чёрный маркер в архивированном документе с четвёртым уровнем допуска? Это кому текст без вымарываний доступен? Только совету О-5 лично?»
На всякий случай Маслинов перепроверил — с компьютера заместителя заведующего документ выглядел точно так же, так что дело здесь было не в его изменении перед временной выдачей доступа. Появилось подозрение, что кто-то слишком ревностно подошёл к цензурированию конкретно этих файлов. Или по ошибке присвоил им один лишний уровень допуска. Но для Маслинова это в любом случае был тупик — получить уровень допуска выше, чем 4, он не мог вообще ни при каких обстоятельствах, а если подавать запрос на пересмотр уровня допуска на самих документах, то результата дождаться можно было в лучшем случае через месяц — если у соответствующей комиссии сейчас низкая загруженность. Такой роскоши, как месяц ожидания, у архивиста просто не было.
После изучения всех документов у Маслинова вообще сложилось ощущение, что Фонд не имеет ни малейшего понятия, где Объект 676 находится и чем там работники занимались. Или имеет, но только в лице совета О-5.
«Что ж ты за рыба такая, 676-ой?»
Тем горше было от того, что это сейчас — единственная существенная зацепка Маслинова. Зацепка, грозившая вот-вот превратиться в ещё один тупик. Архивист даже не был уверен, что делать дальше — поэтому и медлил с отчётом.
«Конечно, можно понадеяться, что Наумов что-нибудь посоветует… Но, блин, он и так просил его не беспокоить, пока не будет найдено что-нибудь «заслуживающее внимания»… Ч-чёрт!»
Маслинов опустил голову на холодную столешницу.
«Ну что ещё? Где ещё может быть зацепка? В личных делах ничего, доступные документы — мусор, что не мусор — зацензурены наполовину… Объект 676… Вот же, почти у всех пропавших встречается, в целом по Отделу — значительно меньше. В нём же дело должно быть. А может… Может и недаром информации мизер, а половина — зацензурена? А что, если… Если это целый объект пропал? С людьми вместе? Отсюда и минимум информации, и куча пропавших… Но кто-то же из тех, кто его посещал, всё-таки не исчез, в целом же по Отделу было таких достаточно. Или это получается что, пропали только люди, которые на этом объекте были в какой-то конкретный момент? Когда-то, когда он пропал? Или…»
Архивист поднял взгляд.
«Так, стоп. Какие-то люди, которые на этом объекте были, никуда не пропали. Точно! Как я раньше не додумался! Надо кого-то из них найти и опросить… Если дело всё-таки в этом объекте, то всё должно проясниться! Так, сколько там до обеда?..» — архивист глянул на часы, — «Так, часок, время есть, погнали…»

Быстрый повторный просмотр личных дел и карточек позволил обнаружить ещё одну занимательную закономерность. Среди постоянных сотрудников Объекта не было никого доступного. Вообще ни единого. Причём, даже в других связанных организациях. Они все либо пропали, либо были устранены, либо просто погибли при самых разных обстоятельствах. Подобная участь не миновала даже грушников, которые перешли на работу в Фонд.
Впрочем, искать здесь какие-то признаки заговора Маслинов не стал — причины смерти часто были вполне ожидаемыми или вообще естественными. Гибель на задании, в госпитале через сутки после задания, от аномального воздействия через месяц после задания… Иными словами — издержки профессии. Только несколько сотрудников портили статистику, совершив для оперативников Фонда неслыханное — умерев от старости.
Но всё было не так безрадостно, как могло показаться на первый взгляд. Некоторые сотрудники Отдела, побывавшие на Объекте 676, сейчас были вполне себе живы и здоровы, неплохая такая их часть работала на Фонд и, более того, из этой части несколько человек даже были закреплены за учреждениями в районе Урала — то есть, относительно недалеко от Зоны 26.
«Полтора человека, которые даже постоянно на этом объекте не работали. Внушает оптимизм! Надо бы теперь, так сказать, попросить у Наумова аудиенции с этими ценными информаторами… Уж это-то он не запретит?»

Он не запретил. Более того, даже в какой-то степени проявил участливость.
Ответ Маслинову пришёл ближе к концу рабочего дня. Начальник СБ дал разрешение опросить доступных сотрудников — с рядом оговорок, разумеется. Архивист должен был их сам разыскать, никого «вызывать и отвлекать от выполнения их непосредственных обязанностей» Наумов не собирался. Это осложняло дело — нужные сотрудники были разбросаны по разным частям Урала. Впрочем, благодаря Наумову положение всё же значительно облегчилось — тот выделил архивисту вертолёт из парка Зоны 26. Маслинов пока не знал, какой именно, но очень сомневался, что тот будет ударным или грузовым.
Но кое-что сомнений не вызывало — опрос в любом случае займёт минимум несколько дней. И в эти несколько дней удобного доступа к базе данных Фонда у архивиста не будет. Подлил масла в огонь и сам начальник СБ — он сообщил что, несмотря на данное разрешение, не советует Маслинову заниматься выяснением информации об Объекте 676. Вместо этого он порекомендовал расспросить доступных сотрудников об их бывших коллегах — мол, не замечали ли они за ними чего-нибудь необычного или странного незадолго до исчезновения. Или, возможно, знают о каком-то объединяющем их факторе, который Маслинов мог пропустить. Предложение звучало здраво, но и про Объект 676 архивист забывать не собирался.
«Должны же эти «выжившие» о нём хоть что-то полезное сказать. Как минимум примерно указать на область, где он располагался. Ну там люди, когда на вертолётах летают, они же замечают какие-нибудь там, э-э-э… Приметные горки? Озера смешной формы? Проплешины в лесах, похожие на лицо Ленина?»
Маслинов сохранил новый текстовый документ и нажал кнопку «Печать». В стопке рядом уже лежало разрешение от Наумова на покидание Зоны 26. Ещё три временных пропуска на нужные объекты с печатью директора необходимо было с утра забрать у секретаря. До ужина оставалось ещё полчаса. Предстояло грамотно спланировать маршрут — дедлайн приближался, тратить время попусту было нельзя.

— Так, ладно, тогда ещё один вопрос…
Маслинов сделал в своём журнале пометку карандашом и перелистнул страницу.
— Объект 676. Говорит что-нибудь название?
«Бесполезно, всё бесполезно. Два дня просто улетели в никуда. Зато на вертолётике по тайге покатался. Жаль только, что через неделю я этого даже не вспомню.»
В окно маленького технического помещения пробивались лучи ярко-оранжевого закатного солнца. Маслинов прикрыл лицо журналом. Конкретное назначение этой комнатушки было неясным, но стойкий запах сырых тряпок и полузасохшие потёки на полу позволяли строить догадки. К приезду архивиста, разумеется, никто заранее не готовился, поэтому «опросную» в каждой Зоне организовывали из подручных средств. В этот раз в какой-то закуток принесли металлический стол и две не менее металлических табуретки.
«По крайней мере, не придётся писать на коленке. А ещё тут нет камер. Поддерживать конспирацию ещё никогда не было так просто…»
Сидевший перед архивистом немолодой лысый мужчина с гладко выбритым лицом почесал переносицу.
— Да говорит, конечно. Это у нас был в регионе оперативный центр. Регионе Западной Сибири, в смысле. Через него, кажется, все местные постоянные работники хоть раз проходили. Да и многие непостоянные отмечались. Я тоже был, ясное дело, но никогда там постоянно не работал — специальность другая.
—В смысле — другая?
Мужчина нахмурился.
— А какой смысл? Прямой. Я агрохимик, а там был только центр исследований аномальной флоры. В общем, наша база от них получала лишь протестированные, относительно безопасные образцы. А мы уже смотрели, как их лучше поливать, в какой почве растить… Отрабатывали применение в хозяйстве. Но в последние годы раздрай был, конечно, невообразимый. Как-то прислали, помню, странные ростки, которые, понимаешь, вверх ногами растут! Пришлось для них специально теплицу на потолок прикручивать… Но она потом сгорела вместе со всем цехом и ростков больше не присылали, слава Богу… А, ещё, помню, из последнего нам зажигательные лимоны доставили. Более бесполезного растения в сельском хозяйстве придумать невозможно! А какая была в теплицах тогда травмоопасность…
«Зажигательные лимоны, травмоопасность… Чем я занимаюсь сейчас?»
— Так, кхм… Мне кажется, мы отвлеклись.
За прошедшие два дня Маслинов получил ровно ноль ценной информации. Описание леса вокруг базы, описание вертолётной площадки, описание интерьера склада, имена трёх случайных пилотов, описание внешнего вида бухгалтерии и сведения о процедуре оформления маршрутного листа — вот всё, чем пополнился журнал архивиста. Ну а в том, что пару раз увидев смешные озёра и плеши в лесу, невозможно понять, где и как относительно друг друга они расположены, Маслинов убедился на личном примере. Два дня потрачены впустую без какого-либо намёка на прогресс.
— А? Да, простите, я могу увлечься…
— Я так понимаю, где 676-ой находится, ты тоже без понятия?
Мужчина отряхнул заляпанный землёй халат и нахмурился.
— Меня туда несколько раз возили на Ми-26 вместе с ещё восемью десятками человек, я даже большую часть времени не у окна сидел. Сами-то как думаете?
Агрохимик тряхнул головой.
— А ко всяким картам и планам меня, разумеется, никто не допускал. А вы что, сами не в курсе что ли?
Маслинов нахмурился и захлопнул журнал.
— Не задавай вопросы, ответы на которые придётся стирать амнезиаками…

Маслинов поплотнее закутался в пальто, чтобы его не сдули раскручивавшиеся лопасти вертолёта. В технике архивист не разбирался, поэтому для него транспорт был похож на помесь стрекозы с головой какого-то человекоподобного андроида. Вся конструкция выглядела ненадёжно — слишком тонкий хвост и непропорционально большая кабина, во многом казавшаяся таковой из-за выпуклых больших стёкол. А шасси Маслинову напоминали ножки от раскладного металлического стула для рыбалки.
«Как эта штука летает вообще?..»
Последние два дня архивист провёл в небольшом двухместном вертолёте в компании пилота из Зоны 26. Тот, к слову, уже махал рукой из-за прочного стекла кабины, с широкой улыбкой подзывая к себе Маслинова. Пилот был небольшого роста молодым мужчиной еврейской внешности. Имени его архивист так и не запомнил, но хорошо знал позывной, который успел уже с десяток раз услышать — «Гуля».
Через пару секунд архивист уже разместился на своём месте. Как только дверь захлопнулась, шум винта перестал быть настолько раздражающим, а разгоняемый ими воздух больше не мог трепать тонкое замшевое пальто Маслинова. Тот зябко поёжился и бросил взгляд на пилота, встретившего его неизменной улыбкой во все 32 зуба.
— Что, командир, теперь домой?
Маслинов отвёл взгляд.
— Домой, домой… — пробурчал он.
Вертолёт набирал высоту, а архивист с грустью смотрел на пролетающие за стеклом кабины бесконечные нестройные ряды деревьев. Два с половиной часа лететь до ближайшего объекта Фонда, там заправиться, потом ещё столько же лететь уже в Зону 26… И всё это на ночь глядя. А ведь следующий день у Маслинова рабочий. Иллюзий о том, что сидя в вертолёте, ему удастся выспаться, архивист не питал. Это всё равно что пытаться спать в рейсовом автобусе, только хуже. Ещё и Гуля капал на нервы своим оптимизмом и улыбкой как у доктора Ливси.
Но ещё больше тоски нагоняло осознание бесполезности всего, чем Маслинов занимался последние два дня. С тем же успехом он мог слетать из Зоны 26 в Саратов, попить пива и прилететь обратно — по затратам времени и важности для расследования вышло бы примерно то же самое. Описание склада и правила заполнения маршрутного листа — это немного не та информация, на которую он рассчитывал. Впрочем, корил он сам себя, глупо было бы ожидать чего-то большего от людей, которые просто через этот Объект 676 проезжали между делом. Тем более когда столько лет прошло.
«Это всё равно что меня через десять лет спросить, что я могу про эти три Зоны, которые облетел, рассказать. Да ничего я не расскажу. Может, про обстановку клозета, в котором я устраивал опрос. Наверняка будет очень полезно.»
Догадки главы СБ тоже не подтвердились — ничего «подозрительного» за своими коллегами бывшие грушники не замечали. Во многом потому, что они из пропавших-то не знали почти никого. А те, кого знали — это просто капля в море. Но, по крайней мере, все опросы были дополнительно записаны на диктофон — в случае чего их можно было застенографировать и переслать Наумову. Чтобы он не думал, что Маслинов вместо нормальных вопросов узнавал, как в ГРУ применяли зажигательные лимоны.
Архивист схватился за голову.
«Ещё и отчёт опять ему составлять! А что я напишу? «Спасибо, классно покатался»? Пока лечу, надо придумать ещё что-то. Но что именно? Где ещё могла информация-то остаться? Ну нет, где-то же должна. Я уже раза три себе такой же вопрос задавал, до этого всегда что-то находилось…»
Вертолёт сильно тряхнуло и Маслинов заскрипел зубами, вцепившись в кресло.
«Вари, горшочек, вари, поспать всё равно не получится…»

Архивист лежал на кровати, прикрыв глаза и закинув руки за голову. В комнате было темно и прохладно, лишь периодически тишину нарушал скрип, шуршание и негромкие фразы на практически чистом арабском. Было почти четыре часа утра, а, значит, для Карасёва настало время фаджра — предрассветной молитвы.
Первое время совместного проживания Маслинова эта практика тяготила, но позже он привык. С какого-то момента суры, которые шептал сотрудник СБ, даже стали его успокаивать. Ну а ещё по этим звукам он в зависимости от времени года начал определять время — если Карасёв молится, значит, ещё пару часов можно поспать.
Долгий полёт до Зоны 26 всё же натолкнул архивиста на полезные мысли. Маслинов решил, что с нужной информацией он мог не ознакомиться в двух случаях. Либо она была настолько новой, что её ещё не занесли в общую базу, либо настолько старой, что её оттуда уже удалили. Первую нужно было искать в базе оперативных сводок, вторую — в архиве данных на физических носителях. Свежих оперативных сводок было гораздо меньше и они всё же имелись в общей базе, поэтому следующий рабочий день архивист решил потратить именно на них.
— Ассаляму аляйкум уа рахмату-ллах… — шептал Карасёв.
А архивист, наконец, провалился в сон.

Маслинов зевнул и протёр глаза.
Разноцветные строчки с названиями отчётов сливались перед глазами в единое радужное месиво.
«М-да, похоже, придётся всё же идти пыль с магнитных лент сдувать. За последний месяц Объектом 676 или пропавшими грушниками вообще никто не занимался… Да и в целом Отделом мало кто интересуется. А ведь всего десять лет назад он был значительной силой, с которой все остальные своры считались… И по щелчку пальца превратился в труху.»
Вдруг взгляд архивиста сфокусировался. Что-то бросилось в глаза.
Среди вереницы строчек с синими и зелёными метками возле названий выбивалась единственная с белой — меткой, обозначавшей сферу деятельности Отдела внешних связей.
«Запрос на обмен архивной информацией,» — прочитал Маслинов.
«Неотвеченный,» — разглядел он сгенерированный системой статус.
Среди внутренних тегов значились «гок», «овс», «запрос», «архив», «отдел_п» и какой-то хтонический «сопло64».
Документу был уже практически месяц, так что ничего удивительного, что он затерялся среди остальных. Рабочий день начался пару часов назад и сонному Маслинову очень не хотелось идти в помещение архива с физическими носителями информации, поэтому запрос гоковцев он решил на всякий случай просмотреть.
«Не просто же так свора у нас что-то запрашивает… Может, в обмен там предлагают что-то интересное. Хотя, месяц прошёл. Вряд ли уже предлагают.»
Спустя десять минут вдумчивого чтения архивист с удивлением обнаружил, что некие безымянные гоковцы, по сути, занимаются практически тем же, чем и он сам — ищут информацию об Объекте 676. Только они надеются там обнаружить не пропавших грушников, а документацию, касающуюся некоего прибора с названием «СОПЛО-64». Расшифровки в запросе не давалось, но существование у этой установки отдельного тега в базе Фонда давало понять, что она какая-то важная.
«Так, ага, Стабилизатор Онтологического Поля Ллойда Однофазный, 1964-го года выпуска,» — читал Маслинов открытый в базе данных файл, — «Чего стабилизатор?»
Ещё через пару минут выяснилось, что СОПЛО — это разработка Отдела «П» неясной конструкции, которая позволяла стабилизировать флуктуации интенсивности аномальных эффектов, влияющих на реальность.
«Ладно, понятно, Якорь Скрэнтона по секретным советским технологиям. Допустим.»
Любопытство архивиста было удовлетворено, теперь нужно было понять, что именно ГОК знает об Объекте 676. Маслинов снова открыл базу оперативных сводок.
В своём запросе гоковцы просили предоставить им все документы, касающиеся какой-то операции, проведённой Фондом пять лет назад, а также личное дело одного бывшего сотрудника Отдела «П». Имя был экзотическое, кажется, какое-то кавказское, оно вылетело у Маслинова из головы сразу после прочтения. Взамен же предлагался список зафиксированных ГОК операций Отдела «П» в период с января 1960-го по январь 1965-го года.
На всякий случай Маслинов вбил фамилию в поиске по своей таблице пропавших. Нашлось совпадение. Чеченский майор-парапсихолог числился пропавшим без вести… Только не после 1991-го года, а с 1996-го. Как раз после операции, информацию о которой запрашивали гоковцы. Маслинов сделал себе пометку в журнале.
«Ага, вот и один из «случайных» пропавших. Его в поиске можно не учитывать.»
На всякий случай архивист решил проверить другие документы, указанные в качестве ссылающихся на запрос системой фондовской базы данных.
Здесь было заключение комиссии СБ по работе с засекреченной информацией, которое, вообще-то, разрешало обмен. Более того, было даже готовое письмо с прикреплёнными файлами… отправленное по адресу с орфографической ошибкой. За месяц того, что письмо не дошло адресата, никто не заметил — настолько, видимо, «ценным» считали обращение.
Маслинов скопировал номер запроса и быстро составил обращение в ОВС: у вас, мол, тут письмо потерялось, адрес с ошибкой, вышлите документы нормально.
«Коллегам надо помогать, чего уж.»
«Отправить.»
Архивист вздохнул.
«Значит, всё-таки придётся ковырять магнитные ленты.»

Остаток дня Маслинова прошёл уже по-будничному бесполезно. Катушка за катушкой отправлялись обратно на полки, ничего нового расследованию не принося. Архивист уже практически забыл, как пользоваться магнитными лентами, но просмотр десятка подряд быстро помог моторным навыкам восстановиться.
Магнитные ленты могли казаться современному человеку неудобными и архаичными, но они до сих пор были надёжны. Поэтому на таких и хранили многие материалы по Отделу «П», удалённые из общей базы за ненадобностью или по причине полной неактуальности.
Всё самое важное уже давно можно было прочитать с любого архивного терминала любой Зоны, но Маслинов понимал, что помочь ему способна даже мелочь, которую до этого важные дяди-архивисты посчитали не заслуживающей места на сервере базы данных. Поэтому он просматривал содержимое одной ленты за другой, надеясь на нужную «деталь» всё же наткнуться.
Дополнительно ситуацию осложняло то, что ощутимая часть архива несколько лет назад была уничтожена во время ликвидации НОУС. В Зоне 26 содержались исключительно Безопасные и малоопасные Евклиды, поэтому тот случай для многих стал неожиданностью. И ещё большей неожиданностью стало то, что пять стеллажей с магнитными плёнками и дискетами после ликвидации последствий были обнаружены сожжёнными дотла. Сбежавшего из камеры бакелитового слизняка было проще всего вывести из строя огнемётами — сотрудники СБ и вывели, вместе с несколькими терабайтами полезной информации. Большая её часть, разумеется, давно была загружена в общую электронную базу, но некоторые данные всё же были безвозвратно утрачены. Как назло, все пять стеллажей находились в отделе архива, посвящённом «наследию» Отдела «П». Почему в тот день слизняк решил гордо встретить смерть именно здесь — до сих пор оставалось загадкой.
Архивист направился к стеллажу за новой катушкой, но остановился, услышав звук уведомления с компьютера. Возле иконки локальной почты виднелась периодически мигающая цифра «1».
Отдел внешних связей прислал ответ на вчерашнее письмо. Маслинова поблагодарили за внимательность и сообщили, что новые документы от ГОК получены и занесены в общую базу, доступ осуществляется по указанной ссылке.
«Так, это они что, подумали, что мне лично эти документы нужны? Хотя… Может, и правда нужны. Проверить можно, всё равно же там информация про Отдел. И катушки эти уже опостылели…»
Архивист отложил недавно взятую ленту и нажал на ссылку в конце сообщения.

Гоковцам нужно было отдать должное — к ведению документации они подходили с не меньшей дотошностью, чем Фонд. Маслинову не то чтобы очень часто приходилось работать с документами связанных организаций, поэтому структурированность и подробность полученного списка стали для него приятным сюрпризом.
В документе было перечислено несколько десятков операций, которые проводил Отдел «П», и ещё дюжина их же долгосрочных проектов, о которых ГОК удалось получить информацию. Её было достаточно — у многих операций были списки участников, цели и задачи, несколько раз в руки разведке ГОК даже попали какие-то оперативные планы.
В некоторых операциях принимали участие и пропавшие сотрудники, но в совершенно мизерном количестве. А в среднем в каждой было задействовано не более тридцати человек — искать здесь какие-то закономерности было бы бесполезным занятием. Маслинов и не стал.
Список долгосрочных проектов он уже просматривал одним глазом, заранее «похоронив» для себя документ в смысле полезности. Впрочем, определённая «аномалия» всё же привлекла его внимание.
Некий проект под кодовым названием «ARBUZ» в документации ГОК имел довольно длинный список известных участников — порядка тысячи человек. И две трети из них оказались пропавшими из списка Маслинова.
Суть проекта была описана размыто: «построение коммунизма в локальном масштабе с использованием технологии онтологической индоктринации». Но что было более удивительно — у указанных сотрудников в личных делах никакого проекта «ARBUZ» не упоминалось.
Впрочем, это зацепку Маслинов вынужден был отмести — 800 человек из 2400 пропавших это, всё же, недостаточно часто встречающееся совпадение. Нужно было копать дальше.
Архивист вдохнул.
«Возвращаемся к лентам.»

— …не поверишь. Я написала «Таллин» с одной «н» и он мне не пишет уже три дня.
Маслинов захихикал.
— Боже, какое счастье, ты бы знал.
Гера мечтательно зачерпнула ложку гречки.
— Знала бы я раньше — я бы его и с одной «л» писала, лишь бы поэмы на эстонском не читать. Ну правда, он ожидал, что я со словарём буду сидеть и строчки разгадывать?
Каждый поход в столовую был для архивиста буквально глотком свежего воздуха. Полутёмный склад с бесконечными рядами стеллажей с дисками, катушками, дискетами и пожелтевшими папками ему уже опостылел, к тому же, из-за летавшей повсюду пыли дышать там было действительно тяжело. Казалось, что пыль можно было буквально зачерпнуть рукой. С этим можно было бы мириться, если бы поиск приносил какие-то результаты, но он их не приносил.
Подход нужно было переосмыслить. Искать нужное в каком-то другом месте, а не просто перебором старых материалов. Тыкаться, как слепой котёнок, можно очень долго, а время утекает сквозь пальцы.
Маслинов бросил взгляд на Геру. Такой радостной он её не видел давно — женщина буквально сияла от счастья.
«Ну, хоть у кого-то в последнее время всё замечательно. Хорошо вообще быть из научного персонала. Никакого геморроя с поиском информации — ты её сам генерируешь. А если нужно что-то чужое — обкашляешь вопросик с научруком, архивист подскочит, фура с документами на лабораторию пойдёт… Лепота.»
Вчера до позднего вечера архивист изучал содержимое разных магнитных плёнок, которые были записаны на грушных объектах Западной Сибири. Но даже с такими ограничениями материалов оставалось очень много — всё просмотреть будет просто невозможно. Нужно было как-то сузить диапазон поиска — только как именно? Как понять, на какой дискете из новой информации — сотня сводок привоза топлива на склад ГСМ, а где — что-то действительно полезное?
Почти за сутки работы архивист пришёл к выводу, что с имеющимися в «грушном» отделе архива данными — никак. Никак потому что там полезных данных просто не было. Маслинову нужна была информация по локациям, учреждениям, аномалиям, которые были под контролем Отдела «П», но практически все оригинальные носители с ней, судя по всему, сгорели во время того злополучного инцидента. На магнитных лентах и дискетах, что он просматривал, был лишь мусор, потерявший актуальность уже спустя неделю после того, как был написан. А искать среди них случайно затесавшиеся носители было бы неблагодарным и бесполезным занятием.
«Но где ещё могут быть данные о деятельности СО, кроме как, блин, не в целом секторе архива, посвящённом этой СО? В другом архиве что ли? Но наш — ближайший к западносибирскому региону. Очень сомнительно, что «оригиналы» данных отправили бы куда-то дальше…»
Пасторова внимательно, с прищуром, оглядела архивиста, отложив ложку.
— Опять хмурый сидишь. На работе затык?
— Ну типа того… Ты, Гера, сама когда-нибудь в архивах работала?
Женщина на секунду задумалась, и тут же нахмурилась.
— Да, приходилось. В этом пущинском наукограде, чёрт бы побрал его и всех местных работников… Я только о нём думать перестала, опять ты напомнил. Специально настроение портишь что ли?
В Пущино Гера работала под эгидой «Логоса» и воспоминания об этом у неё остались крайне неприятные. Впрочем, о том, какие именно, распространяться она не спешила. Даже в разговорах со знакомыми.
— Да, кхм, прости… Я вот думаю просто… Где, блин, ещё можно найти информацию про свору, кроме специального отдела архива, который под эту свору отведён, а? Ибо в этом отделе нет ровным счётом нихера.
Женщина нахмурилась и несколько раз постукала пальцем по подбородку. Было видно, что она действительно задумалась.
Какое-то время прошло в молчании и Маслинов, уже практически не надеясь на какой-то вразумительный ответ, зачерпнул ложкой борща. Вдруг Гера встрепенулась.
— Хм… А если в отделе другой СО?
Маслинов выгнул бровь.
— А?
— Ну в отделах, где документы от других свор лежат. Лучше тех, что от твоего Отдела «наследство» бумажное получили. Ты же знаешь, как это бывает — одна свора получила от другой документы, мы уже от них — и в архив.
Архивист ещё секунду обдумывал сказанное.
— Знаешь, можешь начать с документов «Логоса». Как бы он мне ни был противен, нам много документов от ГРУ передали. В основном технической документации, но если ты совсем в тупик попал — можешь и там поискать, пока вариант получше не найдёшь.
«Блин, а ведь и правда… Отделы про другие СО, на удивление, в огне почти не пострадали, а повторяющиеся данные из разных источников на моей памяти архив не утилизировал. Надо будет проверить, за неимением вариантов получше…»
— Ну ты, Гера, голова. Спасибо, посмотрю.
Женщина подмигнула.
— Обращайся… Если обращение мне амнезиаками не грозит .
Архивист усмехнулся.
«Можно и правда начать с «Логоса». Там в первое время такая мешанина была с документацией… Ну и очень много грушных бумаг туда передавалось — теоретическая база для всяких вундерваффе. Главное, чтобы к каким-то данным на фоне текущей обстановки вокруг «Логоса» доступ не закрыли…»

После минут десяти осмотра стеллажей с данными по «Логосу» Маслинов пришёл к выводу, что конкретно здесь материалов, касающихся Отдела «П», не очень много. Ничего удивительного в этом не было — большая часть документов осела в Центральной России, где корпорация занималась своими научными изысканиями. В этот же, Уральский, архив перенаправляли те немногие «огрызки» информации, которые были либо важны для региона, либо отсюда в своё время перенаправлялись «Логосу». Многие данные с западносибирских объектов ГРУ также хранились именно здесь, поэтому архивист надеялся хотя бы в этот раз найти что-то стоящее.
Под «немного материалов» подразумевалось, что архивист их сможет просмотреть за один вечер.
«По крайней мере, с этой зацепкой получится разобраться уже сегодня. И либо завтра на свежую голову буду рыться где-то ещё… Либо продолжу заниматься сегодняшней находкой… Или находками.»

Пара часов просмотра магнитных лент и дисков с нужными бирками снова ни к чему не привела. Но информация на них, всё же, была более важная, чем в отделе, посвящённом непосредственно грушникам: описания проектов, сведения об объектах Отдела «П», в отдельных случаях — техническая документация или докладные записки. Но в текущих обстоятельствах Маслинову от этого было мало пользы — по поводу Объекта 676 до сих пор никаких сведений. Архивист понимал, конечно, что «Логос» владел изначально только той информацией, что корпорации предоставили Фонд и ГОК, но не терял надежды найти что-то новое — копию какой-то важной дискеты, оригинал которой пострадал при пожаре? Не скопированную в общую базу по недосмотру магнитную ленту с детальным описанием 676-го? Что-нибудь?
«Это уже входит в привычку…»
Ещё спустя час непросмотренной осталась единственная коробка с магнитными лентами и дискетами, стоявшая особняком, на тумбочке возле мусорки.
«Так, ладно, не то чтобы у меня пока есть ещё варианты…»
На коробку скотчем был наклеен тетрадный листок с надписью «Лоботомия», сделанной от руки маркером.
«Хм… Лоботомия… А, точно. Операция «Лоботомия». Это, кажется, визит наших в бывший штаб «Логоса». Подробная информация по нему до сих пор засекречена, но, по слухам, там произошла какая-то резня. И резали вовсе не наши… Это, видимо, то, что таки удалось вынести. Странно тогда, что лежат такие ценные материалы никому не нужные возле мусорки, и года даже не прошло…»
Маслинов взял коробку с тумбочки.
«Впрочем, вполне возможно, всё, что успели вынести — это налоговые отчёты за год или расписание приёмов со стойки регистрации. А может все плёнки забиты lorem ipsum`ом были как раз на случай визита наших. Сейчас и посмотрим…»
Большинство плёнок были так или иначе повреждены — у каких-то были с краю оплавлены катушки, где-то были царапины, трещины или даже пулевые отверстия. Значительная их часть была непригодна для считывания.
«М-да, ничего удивительного, что они лежали у мусорки…»
Впрочем, несколько дискет и плёнок всё же пострадали меньше остальных, поэтому информацию с них вполне можно было прочитать.
На первой паре носителей архивист не обнаружил ничего интересного — какая-то техническая документация, несколько отчётов о происшествиях, протоколы экспериментов… Кому-то, наверное, это могло бы принести пользу, но точно не Маслинову. Дополнительных сложностей добавляло то, что многие файлы были озаглавлены либо контринтуитивно (например, в файле под названием «Кучма» речь шла о какой-то антимеметической аномалии, искажающей сознание), либо вообще случайным набором букв и цифр. Поэтому чтобы ознакомиться с содержимым ленты, все файлы подряд приходилось открывать и бегло просматривать.

ОПИСАНИЕ ЭКСПЕРИМЕНТА                    ОТДЕЛ «П» СЕКТОР 8
23 ИЮНЯ 1987                    № ДОК-ТА: 146-8-1987
ПРИЛОЖЕНИЕ К ДОКУМЕНТУ 26-2-1987

МЕТОДИКА:
Высадка 12 (двенадцати) ростков ООЗ «Бурение» в стандартных тепличных условиях (подробности см. во внутреннем протоколе №218-1974 «Об организации опытов с аномальной флорой» от 15.03.1974), дальнейшая оценка скорости роста, живучести всходов, потенциальной практической применимости для нужд Компартии и трудового народа.

РЕЗУЛЬТАТ:
Отмечен крайне быстрый рост, фиксируется формирование в почве возле объекта редкоземельных и других важных для военной и гражданской промышленности металлов, потенциальная выгода для страны оценивается как крайне высокая, для предоставления более конкретных результатов необходима дополнительная серия экспериментов.

ПРИМЕЧАНИЕ:
По мере всхода посевов участились жалобы на усиливающееся беспокойство со стороны всех расквартированных поблизости сотрудников отдела парапсихологии. Элсиновым С.И. был направлен запрос о передаче экспериментов с ООЗ «Бурение» под личный контроль во избежание непредвиденных последствий. Запрос отклонён.

«Опять этот Элсинов… Ладно, черт с ним, дальше.»
Следующая страница.

ОПИСАНИЕ ЭКСПЕРИМЕНТА                    ОТДЕЛ «П» СЕКТОР 8
17 АПРЕЛЯ 1989                    № ДОК-ТА: 89-8-1989
ПРИЛОЖЕНИЕ К ДОКУМЕНТУ 26-2-1987

МЕТОДИКА:
Высадка 24 (двадцати четырёх) ростков в особой почве типа 4 (со сниженным объёмом субстрата) для отработки безопасного метода массового выращивания ООЗ «Бурение» по методике старшего агронома Челидзе. На Объекте ███ в Секторе ██ собрана подвесная теплица, подготовленная для раздельной высадки образцов. Целью эксперимента является попытка ограничения роста ООЗ «Бурение» для снижения вероятности спонтанного исчезновения отдельных черенков.

РЕЗУЛЬТАТ:
Спонтанное возгорание теплицы с последующим распространением пожара на большую часть Сектора ██, отказ систем пожаротушения. При разборе обломков найдены обгоревшие конструкции неясного (предположительно, сельскохозяйственного) назначения, агрохимик Терентьев М.П., ответственный за Сектор ██, подтвердил, что ранее на балансе устройств или приборов с подобными элементами конструкции не числилось. 9 ростков после окончания эксперимента обнаружено не было.

ПРИМЕЧАНИЕ:
Сотрудниками отдела парапсихологии отмечено значительное нарушение целостности онтологического поля на территории Объекта ███, проведены срочные мероприятия по его стабилизации. Элсиновым С.И. был направлен повторный запрос, содержащий требование о передаче исследований ООЗ «Бурение» контроль отдела парапсихологии. Запрос удовлетворён.

Архивист быстро пролистал протокол до конца.

ОПИСАНИЕ ЭКСПЕРИМЕНТА                    ОТДЕЛ «П» СЕКТОР 8
23 ДЕКАБРЯ 1991                    № ДОК-ТА: 823-8-1991
ПРИЛОЖЕНИЕ К ДОКУМЕНТУ 26-2-1987

МЕТОДИКА:
Расположение 21 (двадцати одного) ростка в особой почве типа 7 (████████████████████████) в соответствии со схемой полей онтологической напряженности и проведение необходимых парапсихологических манипуляций по протоколу «Связывающие тени» (см. внутреннее распоряжение №14-1945 от 17 октября 1945 года (Проект «Горящие звёзды», уровень допуска — III)). Оценка результата и усовершенствование методологии создания ████████. Опыт проводится на Тестовом Полигоне 415 (██ █████ ███). Для обеспечения безопасности эксперимента выделено 5 (пять) дополнительных установок «СОПЛО-64», помимо имеющихся на Полигоне 415 ██.

РЕЗУЛЬТАТ:
██ ████ █ █████ ██ █████ ████ ██ ██████ ██████ ███ ████ ██ ███ █████ ██ ██ ████ ██ █████ ██ █████ ███ ███ █████ ███ █████ █ █████ ████ ██ █████ ████ ██ █ █ █████ ███ █████ ██ ████ ██ ██ █ █████ ██ ███ ██ ██████ █████ █████ ███. Опыт признан успешным. Выполнены все промежуточные задачи второго этапа проекта.

ПРИМЕЧАНИЕ:
Элсиновым С.И. инициирован переход проекта на третью стадию. В соответствии с внутренним распоряжением №715-22 1 (один) росток ООЗ «Бурение» должен быть высажен в месте обнаружения первичного образца (Объект СГ-3). Санкционировано проведение сопутствующих мероприятий по сокрытию вовлеченности █████ ███ █████████ ██████ ██████ ██████.

«Так, деревья какие-то… Нет, опять не то. Очень сомневаюсь, что грушники куда-то с их помощью телепортировались.»
Маслинов усмехнулся.
На катушке оставалось ещё несколько файлов с буквенно-цифровой кашей вместо названий. Причём, все файлы были одинакового размера — меньше двадцати килобайт.
«Интересно…»
Архивист открыл первый документ и с удивлением увидел перед собой лишь несколько рядов случайных чисел с периодическими вкраплениями из латинских букв.
«Тьфу. Кодировка слетела, что ли? Да нет, не должна вроде…»
Маслинов открыл следующий документ. Точно такая же цифро-буквенная мешанина.
«Да что за…»
Следующий. Снова ряды символов.
«Так, стоп.»
Архивист открыл все документы в отдельных вкладках и пригляделся. Ряды букв и цифр во всех случаях были полностью одинаковыми.
«Да нет, это не кодировка, одинаково бы вплоть до каждой буковки она бы не слетела. Ну и не у трёх…» — Маслинов открыл оставшиеся файлы, — «…у шести одновременно тоже маловероятно. Но что тут тогда за белиберда написана?»
Маслинов вспомнил, что к документам, которые были откуда-то перезаписаны, обычно добавляют комментарий об обстоятельствах этой самой перезаписи. Он быстро пролистал первый файл.
Комментарий действительно был. Более того, он был написан нормальным языком, а не представлял из себя случайный набор символов.
«Значит, точно не кодировка.»
«Файл загружен с терминала 115-318 Объекта 318 24.01.1992 в 18:34,» — гласил коммментарий, — «Текст письма, полученного владельцем терминала по закрытому каналу. Отправитель неизвестен. Получатель: Лютый Е.Б. Письмо получено 24.01.1992»
Архивист быстро проверил комментарии к другим документам. Все были загружены с разных терминалов на том же самом Объекте 318 в один и тот же день — 24 января 1992-го года.
«Это, конечно, не 676, но проверить мне ничего не мешает…»
В базе ничего интересного и даже излишне засекреченного не нашлось — Объект 318 был, логично, бывшим учреждением Отдела «П» где-то под Тюменью, после 1993-го переоборудованным в зону содержания безопасных объектов Фонда с сохранением номера. Теперь это была Зона 318.
«Но что же это всё-таки за белиберда в сообщении? Сомневаюсь, что у Отдела «П» в почёте была рассылка спама.»
Маслинов пристально вгляделся во внешне бессмысленный набор цифр.
И тут в голове у него что-то щёлкнуло.
«Блин, а что если… Это не кодировка слетела, а шифр какой-то? Там же многие так и выглядят, как просто набор символов. Я на прошлой неделе читал что-то про грушные шифры, надо тот доклад найти.»
Неожиданно для самого себя архивист вдруг загорелся азартом. Во многом потому, что перед ним, наконец, появилась загадка, которую разгадать было бы проще, чем найти причины исчезновение трети Отдела «П». По крайней мере, так казалось.
Спустя десять минут сравнения шифровок с магнитной ленты и примеров из доклада фондовского криптолога Маслинов был почти уверен, что перед ним сообщение, закодированное при помощи какой-то вариации шифра Рамзая.
«Сам шифр староват, конечно, действительно важные сообщения давно кодировали чем-то поинтереснее… Но человек несведующий бы явно при декодировании умаялся. Возможно, это какая-то личная переписка, которую закодировали в надежде, что её просто будет лень расшифровывать? Да нет, шесть одинаковых сообщений на личную переписку не особо тянут…»
Алгоритм расшифровки шифра Рамзая Маслинов в общих чертах понял, в докладе криптолога он описывался довольно подробно. Сначала смещение по главному кодовому слову, потом буквы нумеруются по анаграмме с самыми частыми буквами английского алфавита… Архивист надеялся, что никаких дополнительных цифровых гамм на шифр неизвестные грушники всё же не накладывали.
«Да, блин, нет, конечно, ничего я не расшифрую. Тут нормальный криптолог нужен, даже для «старого» шифра. Не моя специальность вообще… Но попробовать хочу. Как же достали уже эти катушки, как же достали эти бесконечные докладные записки о краже бутербродов с лампочками… Может, не так уж и плохо будет, если мне через пару дней память сотрут и я займусь чем-нибудь нормальным.»
Следующие сорок минут архивист потратил на попытки подбора главного кодового слова. В ход пошли все варианты, где не повторялись буквы — «GRU», «PSYCH», «ANOMALY», «RECON» и прочие термины, которые как-то напоминали про Отдел «П». К сожалению, ни одно из них не позволило превратить белиберду в осмысленный текст — только белиберду в другую белиберду. Дальше пошла развесистая клюква: «SOVIET», «STALIN», «KOLYMA», «COMRADE», «MOTHERLAND». Как Маслинов и подозревал, эти слова тоже не подошли.
Вскоре «расшифровка» превратилась просто в поиск наиболее забавных слов, в которых не повторялись буквы, с дальнейшей попыткой натянуть их на шифр Рамзая. Именно в этот момент Маслинов с удивлением обнаружил, что в его собственной фамилии буквы тоже не повторяются. Тем не менее, в качестве главного кодового слова она тоже не подошла. В таком ключе уже были испробованы «PENIS», «SHIZ», «SVECHKA», «UAZIK» и «REZNYA». С предсказуемым результатом.
«Так, ладно, что бы ещё такое интересное… А если арбуз? Arbuz. Ar-buz… Да, вроде не повторяются. Щас как расшифруем!»
Архивист усмехнулся и стал карандашом рисовать ещё одну табличку с буквами.
Впрочем, ухмылка вмиг сползла с его лица, когда мешанина из цифр начала превращаться в осмысленное предложение на транслите.
«Что, серьёзно, ARBUZ? Ну просто охренеть можно…»
Через ещё пять минут текст письма был полностью расшифрован. ARBUZ действительно был главным кодовым словом. Дальнейшая подстановка букв была лишь делом техники.
«Почему, блин, арбуз? Это в честь той операции что ли, из гоковских документов? Какие-то её участники решили так пошифроваться? Но разве это не тупейший из вариантов — сделать кодовое слово очевидным даже для тех, кто просто с документами по роду деятельности знакомился?»
Архивист нахмурился.
«С другой стороны, этот Арбуз ни в одном личном деле не упоминался… Если операция была настолько секретная, сделать её название главным кодовым словом уже не кажется настолько глупой идеей… В любом случае, мне просто сказочно повезло. Я буквально счастливый билет вытянул. Надо теперь понять, выиграл я 50 рублей или джекпот…»
Глаз периодически спотыкался о корявые буквосочетания, но текст писем можно было прочитать полностью:

«Время пришло. Идеологически верные должны взять всё в свои руки.
Уже сделанное не вернуть назад. Можно лишь найти новое.
Нас связал Лунный свет. Как только ты вступишь в него, пути назад не будет.
Если духом ты слаб, не лишай других надежды.
Удали письмо после прочтения.
Someone Else»

«Понятно… А я письмо точно декодировал? Друг, ну ты же зашифровал уже текст, я его расшифровал, всё, я победил, зачем ещё метафорами сыпать? Почему так сложно всё прямо сказать? Зар-р-раза…»
Маслинов схватился за голову.
«Так, ладно, к чёрту это всё, уже поздно. Я и так уже часа полтора занимаюсь какой-то ерундой, не относящейся к делу. Разгадываю тут ребусы от чекистов-приколистов. Пора ужинать. Завтра, всё завтра…»

На следующее утро Маслинову удалось выяснить несколько удивительных фактов. Все шестеро получателей писем пусть и не числились в списке пропавших, но проходили через Объект 676 по нескольку раз и принимали участие в проекте ARBUZ. И все шестеро были убиты за день до получения писем. Ликвидированы при оказании сопротивления сотрудникам Фонда, которые по договорённости с новым правительством Российской Федерации занимали объект, где они работали. Дело принимало странный оборот.
«Может, письма имеют какое-то отношение к исчезновению? Эти шесть получатели физически не могли их удалить, письма пришли слишком поздно… Но что, если все остальные всё-таки были удалены, а получатели разгадали эту метафорическую мешанину? Сомнительно, конечно, но, уже который раз подряд, что ещё делать-то? Все остальные зацепки уже зашли в тупик.»
Нужно было каким-то образом ещё раз расшифровать уже расшифрованный текст.
«Ну первая строчка какая-то не особо зашифрованная. Идеологически верные должны там на броневик встать и что-то сделать. Хотя, блин… А идеологически верные — это какие? Какая идеология имеется в виду? Престарелые коммунисты, у которых при СССР мороженое вкусное было и на пионерок ещё стоял? Или это какие-нибудь внедрённые в Отдел культисты, которые ждали момента и дождались? И что значит «взять всё в свои руки»? По крайней мере, если сейчас в ретроспективе смотреть, «идеологически верные» взяли только за щёку.»
Архивист потёр виски.
«Нет, бесполезно, это без контекста я не пойму. Скорее всего, у этих «идеологически верных» был какой-то план… На случай чего только? Развала СССР? Роспуска Отдела? Ладно, что там дальше?»
Маслинов прищурился.
«Читаем: «Уже сделанное не вернуть назад». Глубокомысленно. «Можно только найти новое». Кхм… Это похоже не на метафору, а на цитату из книги по бизнес-мотивации. Видимо, какая-то попытка в описание содержания плана, которого эти «верные» там придерживались. Или просто лишняя вода, чтобы криптоэксперты типа меня голову ломали.»
Взгляд архивиста скользнул на следующую строчку.
«Лунный свет, пути назад не будет… Тут вроде ясно — если уж себя к «идеологически верным» отнёс — то всё, иди до конца. Неясно только, что это за «лунный свет», в который ещё и вступить надо. Название самого этого кружка «идеологически верных»? Какой-то, не знаю, обряд инициации? Место сбора? Ещё какое-то кодовое обозначение?»
На последних строках Маслинов не задерживался.
«Ну тут уже метафорист не очень старался — понятно, мол, в целях конспирации удали письмо, а если уж у самого кишка тонка — не мешай хотя бы другим. В итоге из непонятного э-э-э… Почти всё. Что это за кружок, что у них за план, что там за лунный свет… Впрочем, о последнем я, кажется, знаю, где информацию найти. Если это какое-то кодовое обозначение, может, будет в базе. Я вроде даже видел целый список грушных кодов… Но это было на терминале у заместителя завархивом… Ладно, пока поищем так.»
Спустя полчаса Маслинов понял, что поиск «так» в очередной раз ему ничем не поможет. В базе было несколько десятков документов, где фраза «лунный свет» так или иначе встречалась. Файлы были разношёрстные — протоколы интервью и несколько карточек объектов, где лунный свет употреблялся в прямом значении, пара отчётов об операциях — нашлась даже такая МОГ, «Лунный свет», уничтоженная в полном составе в какой-то пространственной аномалии. А ещё в базе данных почему-то лежал текст песни «Moonlight and vodka» с незаконченным художественным переводом на русский язык. Информацию об этом файле архивист переслал в техническую поддержку.
«Надеюсь, автор хотя бы бэкап сделал.»
Других вариантов не осталось — нужно было снова идти к Кладову, просить разрешение на доступ к списку грушных кодовых имён.
«Я как будто смотрю какой-то горячечный бредовый сон. Карточки несуществующих объектов читаю, десятки отчётов о том, как кто-то не по уставу отхожее место посетил, какие-то арбузные шифры, метафоры. Вот кажется, что это всё какую-то охрененную важность имеет, а со стороны посмотришь — чушь чушью, копошение какое-то. Если эти грушники так законспирировались в надежде, что к моменту разгадывания их загадки у читателя будет основание получать пенсию по шизе — моё почтение, у них почти получилось.»

По какому-то удивительному стечению обстоятельств нужного файла в базе данных не обнаружилось. При переходе по ссылке система выводила на экран сообщение, гласящее, что уровень доступа к данному документу пересматривается комиссией после поступившего запроса. И для выдачи по требованию он станет доступен не ранее чем через неделю. Конечно, его можно было открыть и с компьютера заместителя заведующего… Без возможности хоть как-то использовать эту информацию — если в любом официальном отчёте написать, что Маслинов читал документ, прижмут сразу и его, и того, кто «поделился» доступом.
К счастью, в хранилище цифровых носителей нашлась дискета оцифрованной копией документа — к ней Маслинов мог без всяких проблем запросить доступ по инвентарному номеру. Конечно, это было гораздо менее удобно, но выбирать не приходилось.
Спустя час после обращения к Кладову архивист уже изучал список с дискеты.
«Нет, стоит отметить, что изобретательности в названиях грушникам было не занимать. Обозначить алгоритм самоподрыва участка «Веселье» это ещё додуматься надо было… Или вот, ослепляюще-яркая осветительная ракета «Чучхе». Авторы идей, небось, в Министерстве обороны сейчас работают, там примерно в таком же духе названия для вооружений придумывают.»
Архивист встряхнулся.
«Ладно, неважно. Надо всё-таки поискать «лунный свет». Сомневаюсь, что это какой-то алгоритм или устройство, учитывая контекст…»
Маслинов вбил словосочетание в строку поиска.
«Результаты не найдены»
«Да блин… Ладно, проверю вручную для гарантии. Может, там опечатка или букву вставили английскую. Всё равно они тут по алфавиту отсортированы…»
Среди обозначений на букву «л» было много необычных и забавных, но «лунного света» так и не нашлось.
«Что, серьёзно? Хотя нет, на дискете бы не зацензурили, их всё равно просто так не выдают… Хм… Может, всё-таки, «лунный свет» — тоже метафора? Как ещё называется лунный свет?»
Маслинов почесал бороду.
«Может как в песне той, про водку? По-английски, в смысле. Moonlight. Нет, на английском у грушников обозначений нет, всё на русском… Тогда, может, транскрипция? «Мунлайт»? Письмо же было транслитом написано. Хотя это скорее чтобы не запариваться с перестройкой шифра Рамзая под кириллицу…»
Далеко листать не пришлось — буква «м» по алфавиту была следующей. Взгляд архивиста быстро зацепился за нужное слово — «мунлайт»… А ещё через секунду у Маслинова перехватило дыхание.
«287. «Мунлайт» — кодовое обозначение учреждения «Объект 676», используемое во внутренней переписке сотрудников.»
«Вступить в «лунный свет»… В «Мунлайт». Значит, идеологически верные сотрудники должны прибыть на Объект 676, чтобы там осуществить какой-то план? И план, получается, провалился, если все местные работники либо умерли, либо пропали, прихватив с собой ещё столько же неудачников с других объектов? Или, наоборот, это так план сработал?..»
Архивист протёр глаза.
«Опять всё замыкается на Объекте 676… Надо об этом главе СБ написать. Сколько я ему времени уже отчётов не отправлял — не о чем было.»
Маслинов начал копировать файлы с дискеты на рабочий стол.
«Может, Наумов хотя бы примерно подскажет, где этот Объект находится? Он же, блин, начальник СБ в ключевой Зоне Западной Сибири. Тем более он у меня консультантом числится. Ну не может же он вообще ничего не знать? Ладно, бог с ними, с сотрудниками, но тут же целый ключевой объект региона пропал, неужели всем просто наплевать?»
Архивист начал составлять отчёт. Описал ситуацию, прикрепил документы, расшифровку писем, описал способ. И в конце попросил помочь с определением местоположения объекта, честно признавшись, что больше никаких зацепок у него не осталось, а на последние он вообще наткнулся по чистой случайности.
«Что же, как говорят англичане, here goes nothing. Надеюсь, Наумов всё же что-то посоветует. Тем более он мне до этого уже помогал…»
«Отправлено.»
«А теперь пора бы, думаю, всё же сходить на обед…»

К тому моменту, когда архивист вернулся из столовой, ответ уже пришёл.
«Чёрт, он вообще там спит, ест? Или весь день только почту мониторит? Впрочем, мне же лучше, до дедлайна всего два дня осталось…»
Впрочем, письмо Маслинова очень разочаровало.
Начальник СБ повторил, что ничего не знает об Объекте 676 и охарактеризовал попытки Маслинова собрать о нём информацию как «бесполезную возню», которая лишь тратила время и ресурсы организации. Оставшееся до конца дедлайна время он советовал потратить на сбор действительно полезных сведений и пропавших, которые бы пригодились сотрудникам СБ, и больше не тревожить его без веской причины.
Архивист был зол. Очень зол.
«Ага, для СБ ему сведения найти. Рано ты меня, сволочь престарелая, со счетов скидываешь! Помощи кот наплакал, ещё рассказывает, что я тут время и ресурсы трачу. Ничего, я сам этот объект найду. Не знаю пока, как… Но найду и тебе, сволочи, отправлю, чтоб утёрся…»
Через несколько минут, когда праведный гнев всё же ослаб, Маслинову пришлось взглянуть правде в глаза. За два дня дня до дедлайна он остался без поддержки, без каких-либо зацепок и без понятия о том, что делать дальше. Да и начальника СБ винить было трудно — с его стороны деятельность архивиста и правда могла выглядеть как поиск ветра в поле. Ветра под названием «Объект 676».
Но сжаться в клубочек и два дня плакать от безысходности Маслинов тоже не собирался. Ничего столько раз за эту неделю он уже находил выходы из безвыходных ситуаций… Должно же что-то быть и в этот раз. Должно же?..

Кассета, отчётливо щёлкнув, заняла своё место в магнитофоне.
— Вот, значит, слушай. Это оригинальная песня, необработанная.
Прапорщик Карасёв, по-турецки сидевший на кровати, выглядел сейчас значительно более возбуждённым, чем обычно.
Был вечер — рабочий день кончился, ужин тоже. Впервые за долгое время Маслинов не засиживался в архиве поздним вечером — причин для этого просто не было. Он не знал, что ему делать дальше.
До того, как архивист взялся за поиск исчезнувших грушников, они с Карасёвым часто проводили вечера, слушая музыку с кассет. На магнитофон они несколько лет назад скинулись, а кассеты в основном доставал Карасёв — архивист всегда поражался его умению находить какую-то необычную и интересную музыку с завидной регулярностью.

Из динамика полилась энергичная мелодия. Маслинову она чем-то напомнила залихватскую народную песню, которую играют на электронных инструментах.
А вскоре он услышал и вокал. Бодрый мужской голос, казалось, был полон решимости и был готов… К чему-то? Праздновать? Ударно трудиться? С кем-то сражаться? Маслинов не понимал ни слова — песня была на каком-то южнославянском. Архивисту показалось, что он услышал слово «сербска», но на конкретный язык это ему не указало — мало ли у других южных славян в последнее время поводов петь про сербов.
Не дожидаясь конца песни, Карасёв извлёк кассету из слота. Со стола он взял ещё одну — судя по кривовато наклеенной этикетке с надписью маркером, её содержимое было записано кем-то вручную.
— Ну что скажешь про эту? — спросил Карасёв, вертя в ладони кассету.
— Хм… Ну она бодрая такая. Знаешь, как будто современная переделка какой-то народной песни, весёлая такая. Но это просто по настроению кажется, я без понятия, какой там текст.
Карасёв махнул рукой.
— Да агитка это сербская, топорная причём.
«Значит, правильно про Сербию подумал.»
— Про то, как храбры момцы в Республике Сербской гибнут с улыбкой на лице…
— Это какая-то военная песня что ли? По ней вообще не скажешь. Весёлая какая-то слишком, даже для бравого марша.
— Ну я же говорю, агитка. Теперь послушай-ка вот эту…
Самопальная кассета заняла место в слоте и из динамиков снова полилась музыка.

Это, казалось, была та же самая песня. Но какая-то странная. Она играла медленнее, голос вокалиста стал ниже, на записи появились помехи… Тем не менее, Маслинов слушал как заворожённый.
Песня вызывала странное чувство. Она звучала более пронзительно и как-то… грустно? Если версия с первой кассеты, казалось, выражала готовность к борьбе, призыв к действию, то новая вызывала совсем другие ассоциации. Возможно, свою роль сыграло и то, что Карасёв уже рассказал ему про сюжет, но архивист об этом не думал. У него перед глазами стояла чёткая картина: где-то далеко в неравном бою за свою свободу гибнут храбрые сербы, а пронзительная мелодия — это плач их братьев и сестёр, которые не в силах протянуть руку помощи. Образ захватил архивиста и он пропустил момент, когда песня закончилась.
Напротив него с довольным видом сидел Карасёв, перекатывая кассету между пальцами.
— Это было… Интересно. Это кавер какой-то? Песня по-новому стала звучать.
— Да какой кавер… — прапорщик отвёл взгляд, — я по вечерам, пока ты там у себя в архиве пропадал, со звуком пошаманил. Показалось, что этой штуке лучше звучать по-другому.
Маслинов выгнул бровь.
— Сам? Это ты где аудио так крутить научился?
— Да там не сложно, если в редакторе нормально разобраться и на слух делать… Это не первый эксперимент, конечно, просто этот я тебе показал.
— Хорошо получилось. Больше нет?
— Есть, но я не дам, — Карасёв усмехнулся.
Маслинов ответил полуулыбкой.
— Ладно уж, храни свои секреты. Включай что-нибудь ещё. Всё равно пока спать не хочется.
Карасёв достал из тумбочки ещё несколько кассет — уже с более солидными этикетками.
— Чёт ты какой-то сегодня тоскующий дохера. Что, работа доебала? Или это тебя так с сербских момцев жмыхнуло?
— Да так, знаешь… Подустал просто. Ничего серьёзного. Включай уже давай.
Маслинов прилёг на кровать, подложив руки под голову. Вместо обычно роящихся идей и образов в мыслях была лишь пустота. Архивист надеялся заполнить её музыкой.

Архивист сидел, опершись подбородком на ладонь, и скучающим взглядом изучал интерактивную карту учреждений Фонда в Западной Сибири. Большинство было обозначено по-новому, но соотнести эти названия с бывшими учреждениями Отдела «П» было не просто, а очень просто. Больше ни о каком объекте информация из базы не пропадала, больше никакой бесследно не исчезал.
Маслинов действовал уже практически на автомате, не прилагая значительных мыслительных усилий — просто чтобы делать. Каких-то значительных «проплешин» в расположении объектов не было — пустые пространства после проверки оказывались просто окрестностями крупных городов, где ничего не размещали в целях конспирации. Да и сами объекты располагались бессистемно, на различных расстояниях, никакой «рисунок» с пропущенной точкой из них не получался.
Забросив это бесполезное занятие, архивист переключился на другое, не менее бесполезное — стал снова просматривать личные дела сотрудников.
Затем переключился на свою таблицу пропавших. Просмотрел невидящим взглядом несколько дел. Остановился на чьём-то маршрутном листе. Взгляд зацепился за надпись «Объект 676», упоминавшийся на одной странице трижды.
«Может правда, всё уже, успокоиться, перестать метаться? Соберу спокойно все документы в один архив, запишу на несколько дискет… И последний день отдохну. А потом возьмусь за нормальную работу. Которую хотя бы можно выполнить…»
Маслинов лениво читал строчку за строчкой.
«Отсюда выехал, дата-время, сюда приехал, дата-время, опять выехал, дата-время… Зачем им вообще писать время? Чтобы никто не думал по дороге приземлиться на шашлыки в тайге? Хм… Время… Время.»
Взгляд архивиста прояснился.
«Время! Тут оно на каждое прибытие и отбытие написано?.. Да, на каждое. Так-так-так-так-так…»
Апатию Маслинова как рукой сняло. Он начал лихорадочно открывать файл за файлом.
«Да! Они тут каждый раз это дотошно прописывали… Так, между объектами они летали на транспортных вертолётах группами… Если посмотреть, сколько от какого объекта до 676-го летели, можно определить от каждого расстояние… Так, нет, а в каком направлении летели, не понятно. Тогда можно окружности чертить с радиусом как это расстояние. А там, где все сходиться будут, получается, примерное место… Бли-и-ин, как же я хорош!»
Архивист стал записывать названия объектов и расстояния в свой рабочий журнал. В случае, если маршруты повторялись — записывал в скобочках разницу. Её надо было учесть как погрешность, посчитать среднее время полётов.
«Так, стоп, а какой там вертолёт-то у них был? Нужно же посмотреть крейсерскую скорость, взять как среднюю…Кажется, кто-то из тех бывших грушников во время опроса говорил модель. Агрохимик что ли? Сейчас, где-то у меня была диктофонная запись…»
Архивист прервался, чтобы её переслушать. Спустя несколько минут название модели на записи всё же прозвучало — Ми-26. Найти технические характеристики труда не составило.
«Так, значит, крейсерская скорость — 255 километров в час. Принимаем тогда за среднюю…»
Маслинов снова открыл интерактивную карту объектов. Загрузил её в высоком разрешении на свой терминал. Пере-подписал фондовские объекты их старыми, грушными именами — просто чтобы не путаться.
А дальше всё было несложно. По времени между отбытием и прибытием рассчитать расстояние, используя крейсерскую скорость вертолёта в качестве средней. Потом — чертить вокруг каждого объекта окружность с радиусом, равным предполагаемому расстоянию между ним и 676-ым. Полёты, занимавшие около 3 часов и более Маслинов решил не учитывать — полностью заправленный Ми-26 мог пролететь только 800 километров, поэтому более долгие полёты скорее всего были не прямыми, а включали в себя дополнительные остановки на других объектах для дозаправки.
Маслинов быстро отмёл несколько учреждений, из которых напрямую добраться до 676-го было нельзя — большинство было на севере Западной Сибири, в Ямало-Ненецком и Ханты-Мансийском автономных округах. Ещё один отметённый объект был недалеко от Тюмени. Круг поиска сужался.
Маслинов начал чертить в графическом редакторе круги, чётко соблюдая масштаб. С каждым следующим нарисованным кругом потенциальная зона, где мог располагаться Объект 676, уменьшалась.
Через десять минут всё было готово. На изображении можно было чётко разглядеть… Не точку, где все круги сходятся — скорее небольшой участок, где круги были ближе всего друг к другу и практически сходились. Учитывая не принятые во внимание погрешности, в этом не было ничего удивительного. Располагался найденный участок на северо-западе Томской области — в глухой тайге, где практически не было поселений на многие километры вокруг.
Маслинов расплылся в широкой улыбке. Участок был всего около полутора тысяч квадратных километров площадью — как какой-нибудь Санкт-Петербург. Облететь его за день не составило бы никакого труда. И из Зоны 26 добираться тоже относительно недолго — около шести часов с двумя дозаправками, если выдадут тот же самый вертолёт, на котором архивист летал до этого.
«Вот ты и нашёлся, Объект 676… Всё, надо срочно написать главе СБ! Вот он удивится… И запросить вертолёт — надо в этот участок лететь, искать 676-ой. Или какие-то его развалины. Или воронку от взрыва радиусом в десять километров… В любом случае, это всё будет видно с воздуха, если сильно высоко не подниматься. А уж там, скорее всего, станет понятно, куда пропали грушники… И пропали ли они вообще.»
Маслинов начал быстро набирать текст нового отчёта для главы СБ. Пальцы от возбуждения слегка подрагивали. Архивист чувствовал, что уже схватил разгадку за хвост — нужно было лишь её не упустить.

С момента отправки письма прошёл уже час, но ответа Маслинов так и не получил. Не то чтобы это было неожиданно, учитывая статус и занятость Наумова, но архивист привык, что тот отвечает быстро. В тягостном ожидании он выстукивал ногой по деревянному полу какой-то простой мотив.
«Ну ладно, может у него там встреча какая-то сейчас. Или он отошёл в другое крыло, лично с чем-то разобраться. Ничего, подождём, до дедлайна ещё полтора дня…»
За время ожидания он успел скопировать все результаты своей работы на личный флеш-накопитель. Технология это была ещё новая, но Фонд на покупку технических новинок не скупился, если они ускоряли и облегчали работу. В распоряжении архивистов они появились около года назад и использовались, как правило, для хранения важной информации, касающейся текущих задач — благо, 64 мегабайт для большинства тектовых файлов, отдельных изображений или других медиа хватало с лихвой. Свою личную флешку Маслинов носил в кармане рабочей рубашки вместе с ключ-картой и маленьким мультитулом.
Архивист так пристально смотрел на иконку программы локальной почты, что не услышал у себя за спиной гулкие шаги. Вернее, услышал, но не обратил на них внимания.
— Маслинов, Александр Николаевич?
Чёткий, низкий мужской голос вырвал архивиста из пучины собственных тревожных мыслей.
— А? А, да, я. Чем обязан?
Архивист развернулся на офисном стуле и увидел говорящего. Это был средних лет жилистый брюнет в приметной белой форме сотрудника СБ. Его шлем был какой-то петелькой закреплён на поясе, а край балаклавы выглядывал из кармана разгрузки. Правой рукой он протягивал Маслинову какую-то бумагу.
— У меня приказ сопроводить тебя на обработку амнезиаками. Вот распоряжение. Собирайся, пойдём.
Архивист не поверил своим ушам.
— Какую обработку амнезиаками? Почему…
Сотрудник СБ нетерпеливо дёрнул рукой.
— Распоряжение, говорю, возьми, тут всё написано. Надо — прочитай.
Всё ещё до конца не понимая, что происходит, Маслинов взял протянутую бумагу.
Это было типовое распоряжение на обработку сотрудника амнезиаками, которых архивист за свою карьеру успел насмотреться. Стандартный текст, внизу — дата. Сегодняшняя. И под ней — две подписи и две очень похожие печати. На любом таком подобном распоряжении их должно быть по две — от директора и главы СБ. У Маслинова поплыл взгляд.
«Как?.. Почему так рано?.. Что произошло?..»
— Всё, прочитал? — спросил переминавшийся с ноги на ногу конвоир. — Давай, гаси кампутер, пошли. Бумагу можешь себе оставить, доктору покажешь. Только не потеряй.
На негнущихся ногах архивист встал из-за стола.
«Как же… Как же директор разрешение дала? Что я сделал не так? Дедлайн ещё даже не кончился!»
Задумавшись, Маслинов случайно сжал распоряжение в ладони. Впрочем, он скоро спохватился и поспешил его разгладить.
За стуком шагов он вдруг услышал звук уведомления. Быстро обернулся. Иконка программы внутренней почты дважды мигнула.
— Подожди, дай я письмо прочитаю…
Конвоир остановился.
— М-м-м… Ладно, иди. Только быстро.
Он почесал бороду.
— Хотя какая разница, всё равно забудешь же…
Объяснять мужчине, что амнезиаки работают не так, архивист не стал.
Письмо было от главы СБ.
«Может, это всё-таки ошибка?»
Текст был написан… Странно. Странно для уже ставшего привычным для Маслинова холодного и выхолощенного стиля Наумова.
Он благодарил архивиста за проделанную работу и сообщал, что добытые им сведения имеют высокую важность и высокий же уровень секретности. Поэтому дело во внеочерёдном порядке переходит под юрисдикцию СБ. Маслинову же, в целях его собственной безопасности, предстояла обработка амнезиаками.
«Как он тон-то сменил, благодарность, моя безопасность… Но что-то мне от этого не легче. Утёр ему нос я, но память всё равно стирать будут тоже мне…»
Архивист выдохнул. Ему стало спокойнее. Всё же он добился своего, он добыл полезную информацию, важную и секретную. Чувство несправедливости отошло для архивиста на второй план, но ему на смену пришла досада. Маслинова не покидало чувство, что он сделал не всё, что мог, что у него выбили землю из-под ног за несколько метров до финишной прямой.
Он, наконец, выключил компьютер и поплёлся за своим конвоиром прочь из архива.
«Ну а с другой стороны — какие у меня ещё варианты? Дать охраннику по голове огнетушителем и побежать к директрисе, чтобы рассказать, какая произошла чудовищная ошибка? Смешно.»
Один пустой коридор сменял другой, шаги гулким эхом отражались от стен и неприятно щёлкали в ушах. Был самый разгар рабочего дня, до обеда ещё далеко — большинство сотрудников занимались непосредственными обязанностями и не покидали своих блоков или кабинетов. Медицинский блок был в противоположном крыле от архива, поэтому простым шагом туда можно было добираться 10-15 минут.
Маслинов, нервно оглядываясь по сторонам, зацепился взглядом за камеру видеонаблюдения. Такие были расставлены по всему комплексу и данная конкретная от остальных ничем не отличалась. Архивист несколько секунд пристально на неё смотрел, надеясь поймать момент мигания маленькой лампочки под объективом, но не дождался и перевёл взгляд на пожарный щит.
От скуки и нервного напряжения архивист снова развернул распоряжение. Пробежал по нему глазами. Снова сложил вдвое. Забыл, зачем он вообще на неё смотрел и снова развернул.
«Тьфу, бумага как бумага. Буквы пропечатанные, подписи ручкой, печати разноцветные.»
Маслинов задержал взгляд на печатях на секунду дольше. И вдруг понял, что это не печати. А одна и та же печать. Перевёрнутая и другого цвета.
Новообретённое спокойствие рассыпалось. Архивист замедлил шаг.
Печати правда были одинаковые по форме. Но не это было важно — в Зоне 26 все печати типовые, в форме логотипа Фонда. Различался символ в центре, а в случае личных печатей — фамилия и инициалы конкретного должностного лица внутри рамки печати. Символы внутри логотипа были одинаковыми, как и инициалы — Наумов В.Г.
«Так быть не должно, у директора другая печать… Здесь внутри щит, как у СБ, а должны быть фондовские стрелки. И её имя — Кошкина Л.Т. Он… подделал распоряжение? Но зачем? И подпись стоит правильная, не повторяющаяся, как у Кошкиной…»
У архивиста вспотели ладони.
«Наумов мутит воду. Никто ему разрешения не давал на мою обработку амнезиаками. Но зачем? Из личной неприязни что ли? Так его ж выпнут из Фонда к чертям собачьим, если узнают, зачем так рисковать?»
Маслинов вчетверо сложил фиктивную расписку и положил её в карман джинсов.
«Чёрт-чёрт-чёрт, как я влип… Ладно, хрен с ней, с мотивацией Наумова, мне бы от этого сбшника отвязаться… А потом? Что же… Надо директору всё отправить! Если глава СБ не смог от неё добиться проставления нормальной печати, значит, она точно не с ним заодно. А от директора уж как-нибудь разберутся, она же это так просто не оставит?..»
— Эй, не тормози давай, ладно? — раздался окрик конвоира сзади.
Маслинов вздрогнул и начал идти чуть быстрее.
«Блин, что же с этим делать? Не нападать же в лоб — он крупнее, в тяжелой экипировке, ещё и с военной подготовкой — даже если я сейчас внезапно атакую, через секунду меня на лопатки положит и всё. У него же и шокер с пистолетом есть… Могу даже не добежать.»
Архивист вздрогнул. Последний раз драться ему приходилось в пятом классе. И драка эта была до опрокидывания противника на землю. Сейчас же предстояло как-то разобраться с вооружённым и хорошо подготовленным противником. Зубы Маслинова начали предательски стучать.
«Голыми руками я с ним ничего не сделаю. Нужно что-нибудь потяжелее. И чтобы ему в лоб прилетело понеожиданнее. Но он же позади меня идёт… За любой чих не в ту сторону может настучать. Он ещё и дёрганный такой, сволочь, торопит всё время. Ч-чёрт.»
Долго думать было нельзя — полпути до медицинского блока уже было пройдено. И Маслинов решил импровизировать. Он прокашлялся и развернулся.
— Кхм… Слышишь, друг, тебе память когда-нибудь стирали?
Конвоир выгнул бровь.
— Да нет, никогда.
— Я бы на твоём месте не был так уверен… Впрочем, неважно. Ты знаешь, как после амнезиаков ссать охота?
Сотрудник СБ продолжал молча смотреть на архивиста.
— Слушай, своди меня в толчок, а? Всё равно он по дороге.
— Может затерпишь?
— А если по штанине потечёт, ты у доктора сам пол отмывать будешь? Ну своди, трудно тебе что ли, это две минуты делов.
Конвоир нахмурился.
— Ла-адно, — протянул он, — пошли. Две минуты, не больше, или я тебя сам из кабинки вытолкаю, понял?

Дверь за спиной архивиста захлопнулась. Кроме него в туалете никого не было. Это играло только на руку.
Маслинов принялся лихорадочно осматривать всё вокруг, в поисках чего-нибудь, что можно применить в качестве оружия.
«Выломать дозатор для мыла и кинуть в голову? Кран открутить и ударить им в висок? Нет, вряд ли получится…»
Архивист распахнул дверцу ближайшей кабинки.
«Ёршик? Мусорка? Нет, нет, всё не то, непрочные, мало весят…»
Маслинов окинул взглядом унитаз. Это было добротное белое седалище целиком из белой керамики. Какой именно — архивист был без понятия. Он приподнял крышку сливного бачка. Несколько раз стукнул по ней костяшкой пальца.
«Эта хрень выглядит достаточно тяжёлой. И вроде прочная… Может подойти. Как бы её так выломать?..»
Крышка, как оказалась, никак не была закреплена, а просто размещалась в пазу в верхней части бачка.
«Слава Богу… Какое-то сложное крепление я вряд ли бы расковырял.»
Архивист взвесил своё новое оружие в руках.
«Тяжесть — это хорошо, тяжесть — это надёжно… Если сбшник не будет ожидать удара, может даже и получиться. Лишь бы рука не дрогнула…»
Маслинов сглотнул и направился к двери туалета, до побеления костяшек сжимая занесённую для удара крышку.
Дверь он открыл пинком. Ошарашенный сотрудник СБ повернулся на звук…
Удар.
На чистый кафельный пол брызнула кровь из сломанного носа. Конвоир пошатнулся.
Удар.
Раздался отчётливый хруст. Сотрудник СБ зарычал и потерял равновесие. Он упал на колени, опёршись рукой о пол.
Удар.
Крышка унитаза с громким хрустом переломилась. Конвоир распластался на полу, обильно забрызгав кафель вокруг кровью из разбитого лица. Маслинов отбросил бесполезный кусок керамики. Несмотря на несколько сильных пропущенных ударов, его противник был ещё в сознании. Он стонал и дрожащей рукой тянулся к набедренной кобуре. Нужно было что-то предпринять.
Архивист подскочил к сотруднику СБ и нанёс ему ещё один сильный удар ногой в лицо. Противник захрипел и запоздало попытался закрыть голову руками.
Взгляд архивиста зацепился за шокер на поясе конвоира. Одним резким движением он сорвал его вместе с креплением. Охранник на секунду убрал руки от лица и вновь потянулся к кобуре. Но Маслинов был готов. Ткнув электродами в шею сотрудника СБ он нажал кнопку включения.
Тело конвоира зашлось в конвульсиях, через сомкнутые зубы было отчётливо слышно хрипящий стон.
Маслинов убрал шокер лишь спустя несколько секунд. Его мелко колотило, а со лба одна за другой падали капли пота. Сотрудник СБ не шевелился, но всё ещё дышал.
— Прости, прости, так было надо… Мне нельзя на обработку, ещё рано, рано…— просипел архивист.
Тело он с трудом оттащил в ближайшую кабинку и прикрыл дверь. Туда же он бросил осколки крышки унитаза. Поколебавшись, достал из кобуры охранника пистолет. Проверил предохранитель и засунул оружие в просторный карман джинсов. Кровь в коридоре убирать времени не было — архивист лишь быстро умыл руки и, обтерев их об рубашку, побежал в архив.

В архиве выяснилась ещё одна крайне неприятная новость. Ключ-карта Маслинова и его данные для авторизации в терминалах были временно аннулированы. А значит — никакого доступа к внутренней почте, никакой возможности отправить сообщение директору.
«Подсуетился, козёл. Всё предусмотрел. Чёрт, надо быстрее к Кириллу. Надеюсь, он сейчас у себя…»
Дверь в кабинет заместителя завархивом была приоткрыта. С опаской Маслинов зашёл внутрь.
Внутри никого не было. На рабочем столе Кладова царил форменный беспорядок — разбросанные бумажки, опрокинутый органайзер для письменных принадлежностей. Некоторые бумаги лежали на полу и на одном из бланков архивист разглядел отчётливый отпечаток протектора форменного берца СБ.
«Ох чёрт, ох чёрт… И за ним пришли? Но как они узнали?.. И как я с ними разминулся?»
Маслинов бросился к компьютеру. Тот был включен, а на экране виднелся интерфейс текстового редактора. Маслинов пригляделся. Такое же липовое распоряжение на обработку амнезиаками, как то, что скомканное лежало у него в кармане джинсов. Второй вкладкой была открыта внутренняя почта.
«Выполнен выход из аккаунта. Пожалуйста, авторизуйтесь повторно.
В случае, если проблема сохраняется, обратитесь к системному администратору.»
Архивист сокрушённо вздохнул.
«И его данные аннулировали. Твою мать… У кого их ещё можно взять-то?! Из архивистов никто не даст, что, избить кого-нибудь, чтобы пароль выдал? Карась на посту в другом крыле, Адамыч в командировке… Сразу к директору бежать? Нет, нет, там главный офис СБ по дороге… Гера! До её лаборатории пять минут ходьбы в другую сторону. Я должен её уговорить, должен…»
Маслинов бегом направился к выходу из архива, поймав несколько удивлённых взглядов от спокойно работавших коллег.

— Слышите, девочки… — запыхавшийся Маслинов окрикнул двух стоявших возле входа в блок лаборанток, — где Гера? Дело очень срочное…
Молодая брюнетка с заплетёнными в хвост волосами удивлённо на него посмотрела.
— Гертруда Адамовна?
— Да-да, она самая, Гертруда Адамовна, ну так где?
— Здесь я! Ты чего врываешься так, не предупредил даже? Что случилось?
Из соседнего помещения появилась Гера. Сейчас она выглядела гораздо более аккуратно, чем когда Маслинов встречался с ней в столовой — халат застёгнут на все пуговицы, волосы заплетены в пучок, на руках — резиновые перчатки. Технику безопасности она отлично знала и уважала, более того — в работе отличалась дотошностью.
— Гера, очень срочное, очень важное дело. Нужно с тобой поговорить. Пожалуйста, без посторонних, — Маслинов кивнул в сторону лаборанток.
Учёная колебалась. Она молча бросила недоверчивый взгляд на архивиста.
— Гера, пожалуйста, я никогда не отрывал тебя от работы по пустякам. Это очень важно.
Губы женщины вытянулись в тонкую полоску.
— Ладно, идём. Если это настолько важно…
Вместе они вышли в коридор. Маслинов огляделся в поисках потенциальных лишних ушей. Настороженный взгляд Геры вдруг сменился участливым.
— Саша, у тебя кровь на рубашке.
— А?
Маслинов опустил взгляд. На рубашке, в районе правого плеча, действительно был подсохший кровавый развод.
— Гер, Гер, не бойся, это не моя…
Это женщину не особо успокоило. Она всё так же с тревогой смотрела на архивиста.
— Гера, мне… Мне очень нужны твои данные для авторизации в терминале. Мою учётку заблокировали, мне очень срочно нужно отправить очень важное письмо директору. Гера, мне попросить больше некого, время уходит, пожалуйста.
Учёная продолжала молча смотреть на него.
— Я понимаю, как это звучит, Гера, но ты моя единственная надежда, прошу тебя. Начальник СБ он… Мутит какие-то мутки. Хотел меня амнезиаками обработать втихую, на зама завархивом своих амбалов натравил… Пожалуйста, мне нужно об этом сообщить через почту, как угодно, с любого аккаунта, у меня данные на флешке.
— Ты себя слышишь? Это что, шутка какая-то?
Маслинов взял не сопротивлявшуюся учёную за плечи и посмотрел ей в глаза.
— Герочка, солнышко. Я когда-нибудь шутил с тобой такие шутки? Я когда-нибудь обманывал тебя? Пожалуйста, помоги мне. Это вопрос жизни и смерти.
Женщина опустила глаза.
— Дай… Дай мне листок. Я запишу.
Маслинов достал из кармана свёрнутое распоряжение и протянул Гере. Она потянулась за ручкой, прицепленной к карману халата.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь…
— Я тоже надеюсь, Гер. Спасибо тебе.
Женщина протянула листок архивисту.
— Надеюсь, я не буду вместе с тобой сидеть за это на внутреннем трибунале.
— Если всё получится, на трибунале ты будешь сидеть в качестве свидетеля.
Учёная вымученно улыбнулась.
— Спасибо, Саш, мотивация всегда была твоей сильной стороной…

Маслинов решил поступить по-хитрому — сесть не за свой рабочий терминал, а за один из «ничейных», предназначенных для случайных посетителей архива. Если по его душу придут ещё сотрудники СБ, думал он, хотя бы какое-то дополнительное время, чтобы закончить отправку письма или приготовиться к обороне, у него будет.
Данные для логина Геры оказались верными. Архивист и не сомневался.
Флешка заняла место в гнезде. Началось прикрепление файлов к письму. Маслинов стал параллельно быстро печатать — нужно было описать ситуацию как можно более убедительно.
«Главное — успеть, успеть и залечь где-нибудь на дно…»
Через несколько минут текст письма был готов. Файлы же пока продолжали загружаться. Маслинов на секунду задумался — каким сделать заголовок письма? Нужно было что-то сразу привлекающее внимание.
Он остановился на варианте: «МАСЛИНОВ ОЧЕНЬ СРОЧНО НАУМОВ ПРЕВЫШАЕТ ПОЛНОМОЧИЯ».
«Сумбурно, звучит громко… Но, надеюсь, внимание на себя сразу обращает. Иначе я тут же и скопычусь.»
Когда последний файл — карта с отметками — был почти загружен, архивист услышал громкий звук. Который ему очень не понравился. Резкое открывание скрипучей деревянной входной двери. А затем послышался топот.
— Всем лежать, мордой в пол! — послышался окрик, многократно усиленный акустикой полупустого помещения архива.
Архивист задрожал и немигающим взглядом следовал за полоской загрузки. Нужно было ещё несколько секунд…
Раздался одиночный выстрел. Судя по всему — предупредительный.
— Где Маслинов? Мы знаем, что он зашёл сюда!
Загрузка была закончена. Маслинов принялся яростно щёлкать левой кнопкой мыши по кнопке отправить.
Выдохнул.
Письмо ушло. Отправлено.
Из архива выход был только один — тот, через который зашли сотрудники СБ. В том, что это именно они, архивист не сомневался ни секунды.
Прятаться по кабинетам было бы бесполезно — всё равно по дороге до них открытое пространство. Как только увидят там силуэт — сразу настреляют. Не на поражение, так по ногам.
Вариантов больше не оставалось. Маслинов перебежал на другую сторону стола в надежде, что тот может послужить хоть каким-то укрытием. Достал из кармана пистолет. Это был «Грач» — новинка отечественного вооружения, ещё даже не вышедшая в серию, но уже закупленная ограниченной партией для нужд Фонда. Архивист нащупал предохранитель и перевёл его в положение «огонь».
Убивать никого он, конечно, не планировал. Скорее сделать несколько предупредительных выстрелов в воздух, чтобы не дать нападавшим подойти. О том, что будет дальше, Маслинов не думал — может быть, удастся как-то разрешить ситуацию. Может быть, подойдёт подмога. А может быть он просто поймает пулю между глаз.
Топот слышался всё ближе. Архивист опасливо выглянул из-за края стола. В проходе между стеллажами с документами уже был виден быстро приближавшийся силуэт. Справа, в другом проходе быстрым шагом двигался второй.
Архивист высунулся из-за стола по пояс с пистолетом наизготовку. Руки предательски дрожали.
— Стойте на месте! Я буду стр…
В правое плечо Маслинова как будто с размаху бросили кирпич. А затем вонзили несколько сотен иголок одновременно. Он вскрикнул и упал, выронив оружие. Уши заложило, а по телу от плеча волнами разливалась сильная боль.
Плечо начало сильно жечь. Сквозь стиснутые зубы Маслинов застонал и схватился за рану, сразу почувствовал под ладонью что-то тёплое и липкое.
С разных сторон к корчившемуся на полу архивисту подошли трое сотрудников СБ. Двое держали его на прицелах табельных пистолетов — точно таких же «Грачей», как тот, что он так и не смог применить.
— Попался, пидорасина. Думал, что про твои мемагенты никто не узнает, а?
Ближайший охранник ногой отбросил лежавший неподалёку пистолет к ближайшему стеллажу. Где-то слева архивист услышал звук, похожий на треск электрического разряда.
— Ничего, ты скоро будешь умолять тебя просто пристрелить.
А потом тело Маслинова заволокло сплошной волной нестерпимой боли.

Очнулся он от нескольких сильных пощёчин. Попытался дёрнуться, но плёчо снова пронзила боль. Архивист застонал и открыл глаза.
Окинул взглядом комнату, где находился. Это было похоже на какую-то камеру содержания — полное отсутствие мебели, обитые металлом стены, защищённые металлическими решётками неяркие лампы под потолком.
Впрочем, насчёт мебели Маслинов всё же покривил душой — в комнате было два стула. К одному был крепко за руки и ноги был привязан он сам. Архивист попытался проверить узел на прочность, но снова задел раненное плечо и застонал.
На втором же стуле, на некотором отдалении, сидел начальник СБ собственной персоной. В правой руке у него покоился пистолет — какой-то странный, чёрный ПМ с золотыми узорами и рукояткой из светлого дерева, на щёчке которой можно было разглядеть советский герб. Судя по всему, пистолет был наградной.
— С кем ещё ты делился добытой информацией? — без предисловий бросил Наумов, привычным ледяным взглядом глядя на Маслинова.
Архивист сглотнул. Всё тело болело, в горле стоял ком.
— С вами… и с директором, — прохрипел он.
Начальник СБ встал.
Через секунду скулу Маслинова пронзила резкая боль. Наумов ударил туда рукоятью пистолета.
— Неправильный ответ. С кем ты делился документами? — произнёс он, делая паузы перед каждым словом.
Архивист застонал.
— Да ни с кем я не делился! Это нарушение режима секретности, меня бы за это отстранили…
Начальник СБ покрутил пистолет в руке.
— Правда? Изучать базу данных с компьютера заместителя заведующего архивом тебе это не помешало.
«Откуда он… узнал? Как они вообще вышли на Кирилла?..»
— Впрочем, неважно. Кому ещё ты рассказывал о своей работе?
«Чёрт, чёрт! Надеюсь, он не знает… А если знает? Я говорил только Гере и Карасю, обоим без конкретики… Нельзя говорить о Гере. Она просто учёная, и телосложением хлипкая. А Карась не даст себя в обиду. Он не я, он отобьётся…»
— Кх… Карасёву. Прапорщику Карасёву. Без конкретики.
— Любопытно. Ничего, с ним тоже поговорим, рано или поздно. Выясним, сколько там было «конкретики».
Наумов поднял взгляд.
— А имя Пасторова Гертруда Адамовна тебе о чём-нибудь говорит?
«Блядь, блядь, блядь, он и о ней знает! Пиздец, зачем я взял у неё данные, зачем…»
Начальник СБ с расмаху ударил архивиста кулаком в солнечное сплетение. Кряхтя, он согнулся, снова потревожив раненное плечо. Маслинов закричал, из глаз брызнули слёзы.
— Я спрашиваю ещё раз. Кто такая Пасторова Гертруда Адамовна?
Архивист отчаянно хватал ртом воздух.
— Она… знакомая моя… ничего не говорил ей.
Наумов подошёл ближе и погрузил указательный палец в пулевое отверстие на плече Маслинова. Он снова закричал, срывая голос.
— Откуда данные для авторизации?
— Я видел… в кабинете у неё записку… месяц назад… переписал…
Начальник СБ обтёр окровавленный палец о рубашку Маслинова и отошёл на несколько шагов назад.
Вдруг откуда-то из-за двери раздалась сирена. Сквозь шум в ушах архивист с трудом разобрал, что это была пожарная сигнализация. Начальник СБ остановился.
— Думаю, мы здесь закончили. Ты понятия не имеешь, какой ящик Пандоры попытался открыть.
Наумов обошёл стул и сделал несколько шагов в сторону выхода.
— Я недооценил тебя две недели назад, — Маслинов даже сквозь звон в ушах услышал отчётливый щелчок, — Повторно совершать эту же ошибку я не стану.
Архивист поднял взгляд. Ему в лицо смотрел воронённый ствол наградного пистолета.
Это было в какой-то степени поэтично. Жизнь разграбителя могилы Отдела «П» отнимет призрак прошлого — частица истории, награда, потерявшая свою важность десять лет назад.
Выстрел.
Последнее, что почувствовал Маслинов — отчётливый громкий звук в полной тишине. Он был похож на звон монеты в пустой пивной банке. А затем наступила темнота.

Прапорщик Карасёв неторопливо двигался по коридору в сторону столовой. Его смена в крыле содержания Евклидов была окончена, послеполуденную молитву он уже совершил — осталось только пообедать и до конца дня можно отдыхать.
В столовой он надеялся застать Маслинова — от знакомого пришло несколько новых кассет с пост-югославской музыкой, которую он хотел вместе с архивистом послушать. Особенно Карасёву нравилась пара маршей АОК, которые он, тем не менее, тоже собирался обработать в редакторе.
Из-за поворота навстречу ему вышло пятеро сотрудников СБ. Они почему-то были вооружены огнемётами. Карасёв напрягся.
— Слышите, мужики, вы куда такие нагруженные? Нарушение ОУС где-то что ли? Кого сжигать собрались?
Один из сотрудников СБ бросил на одинокого коллегу рассеянный взгляд.
— Старина, тебя ебёт? Иди куда шёл…
Карасёв резко выдохнул носом. Чёткий показатель того, что он начинал закипать.
Он пригляделся к погонам собеседника. На них было три соединённых между собой узких уголка.
— Слышишь ты, залупоголовое пенисочмо, ты как к старшему по званию обращаешься? — рявкнул прапорщик. — Смирно! Доложить по форме!
Группа сотрудников СБ встрепенулась, несколько служащих вытянулись по стойке смирно. Но через пару секунд из-за спин огнемётчиков показался мужчина в такой же форме и вышел вперёд. Видимо, офицер.
Карасёв бросил взгляд на его погоны. Две звёздочки — лейтенант.
— Прапорщик, дружище, давай не будем усугублять ситуацию. Этому оболтусу я сегодня вынесу выговор, только позже. У нас сейчас задание важное, сам видишь, что мы в арсенале получили. Но я от себя, как командир отряда, приношу тебе извинения. Устраивает?
Прапорщик разжал кулаки. На вынужденное «отмахивание» от проблемы речь лейтенанта не была похожа, говорил он вполне искренне.
— Следите лучше за своими подчинёнными, товарищ лейтенант, — процедил он.
Лейтенант в ответ лишь поднял в примирительном жесте ладони. Отряд продолжил своё движение по коридору в полном молчании. А Карасёв зашагал в противоположную сторону.
«Не, пидорасы, всё равно настроение испортили. Надо было всё равно этому сержантику языкастому по ебалу постукать. Но всё уже, поздно.»
Прапорщик вдруг остановился.
«А летёха этот на вопрос так и не ответил, куда они идут. «Задание важное» у них, ебать. Стоять, а какие вообще могут быть основания для выдачи огнемёта?»
Карасёв начал вспоминать внутренние распоряжения, которые обязан был знать по долгу службы.
«Так, бля. У нас на складе всего десять огнемётов. И они выдаются в двух случаях. Если из своей камеры вылезла бакелитовая сопля и если из террариума сбежал буратино с буратятами. В любом случае это нарушение ОУС. И о нём, сука, дают оповещение по Зоне. И что-то я сейчас такого нихуя не слышу.»
Прапорщик обернулся. Огнемётчики уже скрылись за поворотом.
«Значит так. Если они замыслили какую-то хуйню, то я один не разберусь. А при попытке превращусь в шашлык. Если же не замыслили и им реально на какой-то хер нужны огнемёты — меня начальство по головке не погладит. Надо бы бля у кого-то уточнить…»
Прапорщик снял с плеча рацию, покрутил ползунок смены канала и нажал кнопку включения.
— Алло, Сергеич, здоров. Как слышишь?
Сергеич был заведующим оружейной Зоны 26 и находился с Карасёвым в хороших отношениях, можно даже сказать — приятельских. В рабочее время прапорщик старался его не отвлекать, но сейчас случай был особый. Слишком подозрительно выглядели пятеро неразговорчивых огнемётчиков.
— Нормально слышу, Карась. Чё хотел? Только недолго, я тут, так сказать, инвентаризирую, отвлекаться не хочу.
— Короче, тут какие-то пятеро мутных сослуживцев куда-то попиздовали с огнемётами. Ты им на каком основании их выдал?
— Кхм… Мне за пять минут Владимир Григорьевич позвонил. Сказал выдать под его ответственность. Да, странно, понимаю, но начальник же…
Карасёв почесал затылок.
— А причину он объяснил, причину? Чё они там жечь собрались, бля?
Несколько секунд из рации было слышно лишь шипение.
— Нет, не сказал. А расспрашивать я не рискнул.
— Сергеич, ты же в курсе, что огнемёты выдаются только если нарушаются условия содержания двух конкретных объектов? Ты сейчас оповещение слышишь какое-то?
Завскладом не ответил.
— Сергеич, бля, не молчи, тебя объебали по-крупному. Ты без основания выдал специальное, ебать его в сраку, вооружение, тупо на под честное слово начальника. Вас же обоих выебут, ты в курсе?
— Слушай, блин, Карась, но это же Наумов! Ты думаешь, он по приколу будет кому-то выдавать спецвооружение? Наверное, случилось что-то…
— Бля, Сергеич, может, случилось, может, не случилось, может, у бабушки есть хуй и она дедушка. Понимаешь, мне-то может быть и похуй, но с тебя же скальп снимут, если эти наумовские гвардейские огнемётчики что-нибудь сожгут или проебут выданное вооружение.
Сергеич прокашлялся.
— Я, пожалуй, правда ему в офис перезвоню… Повиси чутка.
По другую сторону рации послышались щелчки. Минута прошла в молчании.
— Что-то он не отвечает. Может, отошёл?..
— Не нравится мне, бля, всё это, Сергеич. Набери просто офис, не начальника лично. Может, в приёмной мужик знает или позовёт того, кто в курсе.
Снова послышались щелчки.
— Алло, да, здравствуйте, это Михаил Сергеевич со склада, — голос звучал тише, чем до этого, — А Владимир Григорьевич где? Вышел? Ладно, когда придёт не сказал? Да дело в том, что он меня под свою личную ответственность попросил выдать там пяти пацанам огнемёты. Основание выдачи не сказал. Там нарушение какое-то? В офисе не в курсе случайно? Серьёзно?
Вдруг раздался звук сирены, заставив Карасёва от неожиднности вздрогнуть. Но сигнал был не нарушения ОУС. Это был сигнал пожарной тревоги.
«Пидорасы, блядь, что они там поджигают?!»
В том, что виной всему огнемётчики, прапорщик не сомневался ни секунды.
— Сергеич, бля, где горит?! — крикнул в микрофон Карасёв, начиная бежать в сторону, куда недавно ушёл отряд сотрудников СБ.
— Алло, алло, офис! Где пожар?!
В голосе завскладом слышались панические нотки. Проблем ему теперь в любом случае было не избежать.
— В архиве?!
Карасёв похолодел.
«На кой хер сжигать архив?! И лучше бы этим пидорасам не трогать местных сотрудников. Я же этих огнемётчиков щадить не буду…»
— Алло, Сергеич! Скажи офису, чтобы ещё несколько человек прислали! Я пошёл в архив, но один нихуя не разрулю, понял?!
— Понял, понял, передаю! Осторожнее там!
Карасёв ускорился, на ходу надевая форменный баллистический шлем.
— Клянусь Аллахом, трусость не продлит мне жизнь, а храбрость не уменьшит её.
Табельный пистолет удобно лёг в правую руку. Бегом до архива можно было добраться за полторы минуты. Нужно было быть готовым в бою.

Доктор Пасторова мыла руки в умывальнике предбокса своего лабораторного блока. Несколько опытов с аномальными реагентами были завершены, теперь результаты необходимо было должным образом оформить. И лучше чтобы в это время ладони не пахли резиной и крахмалом.
Конечно, работу с документацией по экспериментам можно было целиком перепоручить лаборантам, как поступали многие другие коллеги Гертруды. Но она подходила к своим обязанностям дотошно, поэтому почти всегда лично участвовала в составлении отчётов и протоколов.
Учёная обтёрла руки полотенцем и отошла к столу с запасным лабораторным оборудованием. Где-то здесь она по дороге к умывальнику оставила планшетку с заметками. Пасторова пыталась выглядеть отстранённо и спокойно, но периодически подрагивавшие руки её выдавали. Пришедший час назад Маслинов не давал ей покоя. Гертруду не покидало отвратительное предчувствие какой-то беды. Но не было понятно, кому она грозила — ей или архивисту. Возможно, даже обоим сразу.
Дверь предбокса, ведущая в коридор, со скрипом открылась. В своём блоке Пасторова не работала ни со взрывоопасными, ни с ядовитыми веществами, поэтому никаких герметичных дверей особой конструкции здесь не было — только обычные деревянные, для солидности обитые металлом. И Гертруду эти двери очень раздражали жутко скрипящими несмазанными петлями.
В дверях появился сотрудник СБ в приметной белой форме. Пасторова напряглась.
«Не за мной ли?»
Охранник, крепкий, полностью лысый мужчина с массивной челюстью, огляделся. Он был на голову выше Пасторовой, поэтому окинул её взглядом сверху вниз.
— Доктор Пасторова?
Гера опасливо кивнула.
«За мной.»
Пасторова не знала, что её ждёт. Арест? Внутренний трибунал за выдачу своих данных для авторизации? Но через секунду все рассуждения стали неактуальны. Сотрудник СБ потянулся к набедренной кобуре.
Реакция учёной была молниеносной. В голову охранника полетел ближайший штатив с пустыми пробирками, затем — ещё один. Секундного замешательства сотрудника СБ Гертруде хватило чтобы рвануть в сторону тестовой комнаты — в противоположную сторону. Женщина старалась держаться за мебелью, бежала в полуприсяде. За спиной послышалось несколько оглушительных выстрелов. Сквозь звон в ушах Пасторова услышала крик — это была одна из лаборанток.
Опрокинув за собой картотеку, учёная закатилась в тестовую комнату. Попыталась закрыть дверь на щеколду — но её тут же насквозь прошили несколько пуль. Не помогла даже металлическая обивка. С трудом Пасторова опрокинула в сторону двери стоявший рядом металлический стеллаж. По кафельному полу со звоном покатились инструменты, с глухим стуком упал микроскоп, раздался хруст стекла. На какое-то время охранника это должно было задержать — дверь тестовой комнаты открывалась внутрь.
В том, что именно «задержать», а не «остановить» Пасторова не сомневалась. Крепкий тренированный мужчина в любом случае её вынесет, даже с прислонённым стеллажом. У Гертруды было в лучшем случае несколько минут, чтобы что-то придумать.
С другой стороны двери раздался скрип и глухой удар.
«Картотеку отодвинул,» — решила Пасторова.
— Вылазь, гоковка ебаная! На военно-полевом суде присутствие обвиняемого обязательно!
За репликой последовал сильный удар в дверь. Стеллаж затрясся и сдвинулся на несколько сантиметров, но пока не поддался. Следом ещё несколько пуль пробили дверь в разных местах.
— Что тебе нужно вообще, мудак поехавший?! — крикнула учёная, пятясь в угол комнаты.
— Голова твоя!
Ещё один удар. Края стеллажа заскрипели, царапая кафельную плитку.
— Пизда твоему казачку из архива, пизда твоим мемагентам, а сейчас пизда будет и тебе лично!
Снова удар.
— Какие казачки, какие мемагенты?! Ты пьяный или кто?!
Удар. Дверь немного приоткрылась.
— Зубы не заговаривай мне, падаль! Готовься к земле!
Удар. Стеллаж, медленно, но верно отодвигавшийся от двери, протяжно заскрипел. Пасторова поняла, что договориться не получится. Нужно было как-то защищаться.
Никакой аппаратуры для связи внутри тестовой камеры не было — рассчитывать можно было только на себя. Зато был пожарный щит — с двумя лопатами, вёдрами, огнетушителями, ломом и багром. Иллюзий Гертруда не питала — подручными предметами она никак не одолеет физически значительно её превосходящего и бронированного противника, к тому же, ещё и вооружённого огнестрельным оружием.
Нужно было неожиданной атакой вывести охранника из строя, а потом добить. Других вариантов победить при таком раскладе не было.
Со лба Гертруды падали капли холодного пота, её колотило, но разум оставался ясным — она искала выход.
Пасторова направилась к холодильнику в углу комнаты. Она помнила, что после последнего эксперимента там осталось ещё четыре закрытых пробирки. В них была очень активная кислота — тестовые образцы из биологической Зоны 44, которые учёная привезла из командировки на прошлой неделе. Она лично видела, как эта субстанция разрушительна — в одном из экспериментов сорок миллилитров кислоты проплавили насквозь десять сантиметров стали и стекли на пол.
Так переводить ценные образцы, конечно, было расточительством, но отчаянная ситуация требовала отчаянных мер. Умирать ради сохранения каких-то пробирок Пасторова не собиралась.
«Эффективнее всего будет выплеснуть кислоту в лицо. Но слишком высок риск, что меня застрелят раньше или одновременно с этим. Нужно найти неочевидную позицию, куда он не будет смотреть при входе в комнату…»
Возле опрокинутого стеллажа был ещё один. Пространство между последней полкой и потолком было узким, но миниатюрная и лёгкая Гертруда вполне могла там поместиться и не сложиться вместе со стеллажом. Встав на лабораторный стол, учёная очень осторожно заняла место на верхней полке. Стеллаж закачался, но выдержал.
С резким скрипом опрокинутый ранее стеллаж сдвинулся сразу на несколько десятков сантиметров. Дверь приоткрылась и в щель сразу заглянул сотрудник СБ. Пасторова старалась не дышать.
— Где же ты прячешся, падла? Вылезай, будет не больно!
Вверх охранник смотреть не стал, судя по всему, предположив, что учёная укрылась за широким лабораторным столом в центре тестовой камеры. Он отошёл от щели, чтобы снова взять разбег. Дверь почти поддалась.
Пасторова дрожащими руками откупорила пробирки и взяла все четыре в правую ладонь, словно букет. Букет, несущий мучительную смерть получателю.
Последним толчком сотрудник СБ, наконец, освободил себе проход. Первым в дверном проёме показался ствол пистолета. Охранник начал оглядываться по сторонам, не снимая палец со спускового крючка.
— Кис-кис-кис…
Мужчина направился по проходу между стеллажом, на котором сидела Пасторова, и лабораторным столом. Взгляд наверх он так и не поднял.
«Пора.»
Резким движением Гертруда вытянула вперёд руку и вылила содержимое пробирок на голову сотруднику СБ.
Он завизжал. Кислота практически мгновенно расплавила кожу на лысине и попала в глаза, а теперь медленно стекала по затылку и лицу вниз. Пасторова даже с высоты стеллажа слышала мерзкое бульканье.
Кожа на голове охранника начала пузыриться и шматами отваливаться, растекаясь в склизкие красно-зелёные лужи под ногами. Он продолжал истошно вопить и попытался смахнуть кислоту руками, но тут же их одёрнул от нестерпимой боли — теперь кожа начала сходить и с ладоней.
Гертруда неуклюже спрыгнула со стеллажа, ударившись коленом о край лежавшей в проходе металлической конструкции. Она зашипела и схватилась за ушибленное место.
Сотрудник СБ охрип, а кислота начала разъедать его губы, поэтому вместо криков с его стороны теперь раздавалось лишь яростное мычание и хрипящее бульканье. Оба его глаза вытекли, а уши продолжали плавиться под действием кислоты, поэтому он практически полностью потерял возможность понимать окружающую обстановку. Он упал на колени и принялся дёрганно шарить ладонями по полу — видимо, в поисках выроненного пистолета.
Гертруда встала и, прихрамывая, двинулась к пожарному щиту. Необходимо было закончить начатое.
Сотрудник СБ, наконец, нащупал пистолет. Схватив его наполовину оплавленными ладонями и продолжая в ужасе мычать, охранник начал стрелять во все стороны. Пасторова пригнулась, надеясь, что её не заденет рикошетом. Уши снова заложило.
Через несколько секунд она сняла с крепления массивную для её роста штыковую лопату с красной рукоятью.
«Надеюсь, что она всё-таки заточена…»
Медленным шагом учёная направилась в сторону охранника, сжимая обеими руками древко лопаты.
Патроны у сотрудника СБ кончились, но он продолжал исступлённо нажимать на спусковой крючок. Пистолет отвечал ему лишь сухими щелчками. Охранник дрожал и неестественно, как сломанная кукла, дёргался всем телом.
«Броня у него третьего класса защиты. Ударом лопаты я её не пробью. Нужно бить в шею.»
Учёная замахнулась.
С мерзким чавканьем лопата погрузилась в полурасплавленную шею охранника, но не прорезала её насквозь — помешал позвоночный столб. Сотрудник СБ захрипел и рухнул на пол, по направлению удара.
Пасторова вложила в него всю свою силу, поэтому чуть было по инерции не упала на тело противника, но всё же смогла удержаться на ногах.
Охранник всё ещё хрипел и дёргал конечностями, как в припадке. Учёная перехватила лопату двумя руками на манер копья и нанесла колющий удар, целясь в обезображенное кислотой лицо. Её рука соскользнула и полотно лопаты попало в бронежилет на груди сотрудника СБ. Тот засипел.
Пасторова снова взяла лопату на манер топора и с размаху ударила охранника в лицо. Затем ещё раз, и ещё. Он уже перестал подавать признаки жизни, но Гертруда этого не замечала и продолжала наносить удары полотном лопаты плашмя. Каждый удар сопровождался отчётливым гудением.
На очередном взмахе инструментом Пасторова в ярости закричала, казалось, на пределе возможностей своих лёгких. Всего через пару секунд она охрипла.
Силы её покидали, каждый новый взмах давался всё тяжелее, а полы халата и чёрные берцы были усеяны брызгами крови и дырами от капель кислоты.
Наконец учёная обессиленно опустила лопату. Взгляд снова сфокусировался.
В дверях тестовой комнаты стояли её лаборантки и двое сотрудников СБ, в немом шоке наблюдавшие за ней, судя по всему, последние полминуты.
Гертруда упала на колени, опёршись на лопату с наполовину оплавленным полотном. Она тяжело дышала, а в глазах стремительно темнело. В ушах стоял звон.
Кого-то вне поля её зрения тошнило. Пальцы учёной начали соскальзывать с древка лопаты. Но до того, как она провалилась в беспамятство, кто-то подхватил её под руки и попытался оттащить. Ей что-то шептали на ухо, что-то успокаивающее, но Пасторова не могла разобрать слов. А потом она отключилась.

Карасёв распахнул тяжёлые деревянные двери помещения архива. В лицо ему тут же ударил сильный жар, заставивший от неожиданности закашляться и прикрыть лицо рукой.
Внешняя обстановка склада напоминала ему кадры из какой-то постсоветской или пост-югославской военной хроники, которых прапорщик видел немало. Ближайшее пространство было завалено тлеющими остовами стеллажей, в которых ещё потрескивали догорающие документы. Возле двери растекалась лужа воды, бьющей из пробитой противопожарной системы, создавая небольшую безопасную зону. Электрическое освещение не работало вообще — видимо, огнём была повреждена проводка. Помещение архива освещалось лишь пылающими стеллажами с документами и периодическими вспышками огнемётных струй. В поле зрения сотрудник насчитал три их источника.
«Херово. Значит, двое оставшихся жгут что-то ещё…»
За спиной он услышал топот. Кто-то приближался со стороны смежного коридора.
«А вот, наверное, и оставшиеся…»
Карасёв снял пистолет с предохранителя. Из-за поворота показались несколько сотрудников СБ в сопровождении, судя по одежде, двух архивистов. Прапорщик чуть опустил ствол пистолета.
— Стоять! — крикнул он. — Кто такие?!
Архивисты опасливо отошли за спины охранников. Те же направили оружие на Карасёва.
— Это ты кто такой?! Кто вам дал приказ поджигать архив?! Суки, все под трибунал пойдёте!
Вышедший вперёд сотрудник СБ был полон решимости. Прапорщик не сомневался, что, в случае чего, уж у этого рука точно не дрогнет. Но это были союзники — нужно было разрядить ситуацию.
Карасёв опустил пистолет.
— Дружище, ты, бля, видишь у меня в руках огнемёт? — как бы подтверждая свои слова, прапорщик развёл ладони в стороны. — Вы кто, подкрепление?
Сотрудники СБ тоже опустили оружие. Вышедший вперёд выдохнул.
— Нет, не подкрепление. Нас архивисты сюда позвали, сказали, что какое-то мудачьё в нашей форме жжёт склад. Ты сам что тут один делаешь?
Говоривший прищурился.
— Я, бля, мимо проходил. Мимо поджигателей. Пока выясняли, кто это и какого хера им дали огнемёты, они уже начали применять их по назначению.
Карасёв дёрнул подбородком в сторону открытой двери.
— Всё, блядь, пошли быстрее, пока там есть, что спасать! Архивисты, пиздуйте подальше куда-нибудь, пока всё не утихнет, на склад не суйтесь. Скорее всего, сейчас там будет резня.
Перебежками, от стола к стеллажу, сотрудники СБ начали двигаться в сторону периодически разрезающих полумрак струй пламени.
Отдельное сюрреалистическое зрелище представлял собой пожарный щит — огнетушители, висевшие на нём, предусмотрительно пробили, и в результате раскуроченный баллон стал напоминать цветок, а осевшая на нём белая порошковая смесь — иней от первых заморозков. К счастью, «художники» обошли стороной шкафчик, висевший рядом и содержавший в своих недрах набор респираторов.
— Так, быстро, разбираем респираторы, — скомандовал Карасёв, вынимая один для себя, — иначе мы тут быстрее сдохнем от отравления углекислым газом, чем от пулевых ранений.
Экипировавшись, группа продолжила движение. Искать новые укрытия с каждым разом становилось всё проблематичнее — большинство либо уже превратилось в груду пышущего жаром покореженного металла, либо находилось в процессе такого превращения.
Передвижение силуэтов охранников не осталось незамеченным — один из поджигателей повернулся в их сторону и угрожающе дёрнул стволом огнемёта.
— Ближе не суйтесь! — крикнул он.
«Спасибо, дружище, я и не собирался. Я в курсе, что у тебя прицельная дальность стрельбы 40 метров, а у меня — 50.»
— Валите из архива! Не мешайте нам выполнять оперативную задачу!
— Какую нахер задачу?! — закричал Карасёв из-за обломков полусгоревшего стола. — Кто тебе дал приказ архив жечь, ты, сука, недоразумение еблематическое?!
Снова зашипел неподалёку огнемёт. Перекрикивать треск языков пламени становилось всё сложнее.
— Приказ лично Владимира Григорьевича Наумова, блядь! Вы чё, с этими диверсантами гоковскими заодно? Так становитесь, суки, в очередь, я из вас сделаю шашлык с хрустящей корочкой! Нет — съебите нахуй!
— Ты мне на залупу-то не наступай, гвардеец ебаный! Быстро положите, блядь, огнемёты на землю!
— А то что?!
— А то я начну стрелять на поражение! Ты понимаешь, мудила, что вы без официального распоряжение под честное, нахуй, слово начальника сжигаете архив целиком? Ты, блядь, хоть секунду лишнюю обдумывал, какая тебе пизда?
Другие сотрудники СБ в диалог вступать не спешили и тихо покрывались сажей за тлеющими укрытиями. Но по крайней мере одного добиться прапорщику удалось — по другую сторону баррикад замолчали огнемёты. Поджигатели тоже прислушивались.
— Слышите, ёбана? Очень высокая вероятность, что вас объебали по полной, блядь, отправили жар вместо себя загребать, извиняюсь, нахуй, за каламбур! Оставьте огнемёты и пиздуйте отсюда, Внутренний трибунал разберётся, если повезёт — пойдёте свидетелями, когда Наумов в каталажке сидеть будет! Вы поймите, как только разговоры закончатся, я ж, блядь, вас щадить не буду! И остальные тут тоже!
На несколько секунд воцарилось молчание. Которое было прервано огнемётной струёй, направленной прямо в коридорчик между стеллажами, через который велась дискуссия.
— Ну попробуйте, плесень ебаная! Мы ГОК живыми не дадимся!
— Какая нахуй ГОК, шизоидный ты пидорас?!
Реплику Карасёва заглушила ещё одна ревущая струя пламени, едва не опалившая ему брови.
— Блядь! СБ, пиздуйте на фланги, обходим их! По возможности хотя бы одного надо взять живым!
Из-за поваленного стеллажа высунулся один из напарников прапорщика.
— На кой хер живым?! — спросил он, перекрикивая пламя.
— Их было пятеро! Тут трое тусуются! Надо узнать, куда съебались остальные! Всё, пошли! Ближе сорока метров к пидорасам не подходить, стрелять издалека!
Карасёв вскочил и в полуприсяде рванул сквозь клубы дыма к ближайшему стеллажу слева от себя. Над головой просвистела пуля.
«Бля, пистолеты тоже при них. Херово.»
Прапорщик перекатился вперёд и укрылся за перевёрнутым столом. Тот, на удивление, был не тронут огнём — в этот угол огнемётчики, видимо, целенаправленно не заходили.
Карасёв выглянул из-за края стола. Метрах в пятидесяти впереди виднелся силуэт с огнемётом. Его он придерживал левой рукой за ремень, в правой сжимая пистолет. Направленный в сторону прапорщика.
Тот снова нырнул за укрытие, всего за мгновение разминувшись с летящей в угол стола пулей.
«Не, хуйня, так не высунуться. Надо с другой стороны…»
Карасёв выглянул из-за противоположного угла стола. Впереди виднелась полыхающая гора документов, а ещё чуть впереди, в проходе — другой огнемётчик. В сторону прапорщика он не смотрел, укрывшись за ещё целым стеллажом и перезаряжая табельный пистолет.
Карасёв ползком направился к книжному кострищу, сжимая в правой руке «Грач». Воздух в этом углу по большей части состоял из дыма, а мерцавший по покрытым сажей обломкам свет языков пламени затруднял обзор, отбрасывая то тут, то там странные тени и блики.
Огнемётчик тем временем перезарядил пистолет и, высунувшись из-за стеллажа, сделал несколько выстрелов в противоположную от прапорщика сторону. Где-то вдалеке раздался приглушенный респиратором вскрик.
Карасёв, окончательно измазав свою некогда чисто-белую форму сажей, всё же дополз до нового укрытия. Огнемётчик был примерно в тридцати метрах впереди. Он даже не смотрел в сторону прапорщика, а выглядывал из-за стеллажа, повернувшись к Карасёву спиной с закреплённым на ней ранцем от огнемёта.
Прапорщик поднял пистолет.
Выстрел. Выстрел. Выстрел.
Первая пуля попала в баллон с азотом. Газ начал со свистом выходить из пробитого отверстия, а огнемётчик споткнулся, потеряв равновесие. Из-за этого вторая пуля пролетела у него над головой. Зато третья достигла цели — попала в нижнюю часть баллона с горючей смесью. Прогремел взрыв.
Лицо прапорщику опалила волна горячего воздуха, от которой он попытался прикрыться рукой. Стеллаж, за которым прятался убитый огнемётчик, загорелся и от взрывной волны начал крениться, заваливаясь влево. Где-то под ним должен был стоять ещё один поджигатель, который минуту назад стрелял в Карасёва.
Прапорщик рванул вперёд, держа наготове пистолет. Перепрыгнув через тлеющую картотеку и обойдя горящий край упавшего стеллажа, он оказался в проходе, где недавно видел ещё одного противника. Сейчас здесь было пусто.
С другой стороны из-за укрытия кто-то высунулся. Карасёв вскинул пистолет, но через секунду разглядел, что у силуэта нет ни огнемёта, ни ранца.
— Эй! — крикнул прапорщик. — Куда они съебались?!
— Отходят к хранилищу цифровых носителей! — ответили ему на другой стороне.
Карасёв трусцой направился дальше по проходу, вслед за другим сотрудником СБ. Спустя всего несколько секунд у того из груди вырвался фонтанчик крови и он рухнул, как подкошенный. Прапорщик резко опустился на землю и пополз в сторону охранника.
Раненный всё ещё был жив и дышал — но не как здоровый человек, с каждым вдохом из его груди вырывалось сипящее бульканье.
«Ох блядь, походу, минус лёгкое.»
Рана выглядела плохо — из отверстия на груди периодически поднимались кровавые пузырьки, охранник тяжело дышал, сорвав с себя респиратор и лихорадочно глотая ртом воздух пополам с сажей.
Карасёв начал вспоминать основы первой помощи при проникающих ранениях грудной клетки.
«Так, бля, надо эту херню чем-то зажать…»
Прапорщик достал из кармана разгрузки бинт, развернул, плотнее скомкал и зажал получившимся комом рану.
«Теперь зафиксировать.»
Двумя длинными пластырями, наложенными крест накрест, он закрепил ком из бинта на месте. Сняв с плеч прожженную в нескольких местах форменную куртку, он отодрал рукав от ещё остававшейся более-менее чистой рубашки и повязал раненому на лицо в качестве замены утраченному респиратору.
Осторожно взяв сотрудника СБ под руки, Карасёв усадил его, оперев спиной о ближайший стеллаж. Взгляд раненного затуманился, он застонал. Прапорщик дал ему несколько несильный пощёчин.
— Так, блядь, не отключаться! Щас, потерпи, дам тебе кеторолу…
Из ещё одного кармана Карасёв достал инъектор. Быстро закатав раненому рукав, он ввёл обезболивающее в вену на локтевом сгибе.
Прапорщик утёр пот со лба. Справа к нему, пригнувшись, подбежал другой сотрудник СБ.
— Эй, пиздуй сюда! — Карасёв махнул рукой. — Что там? Раненые, убитые есть?
— Один наш убитый… — охранник кивнул на прислонившегося к стеллажу коллегу, — и, видимо, теперь ещё один раненый. Мы там одного с огнемётом застрелили. Последний в этом зале тоже раненый остался, его зажали в кабинете заместителя заведующего.
Карасёв оскалился.
— Я понял. Раненому помощь нужна, пиздуй с ним к выходу, если перепоручить есть кому — скажи, пусть медиков зовут, а сам возвращайся. Если никого нет — иди сам. Он на этой повязке в зоне задымления долго не протянет.
Охранник кивнул и, кряхтя, потащил раненого в сторону выхода. А прапорщик направился к кабинетам.
У дверей его уже ждали двое оставшихся сотрудников СБ. Они опасливо косились на прошитую пулями дверь.
— Ранен?
— Да, в ногу. Вот, след кровавый от тех стеллажей тянется. Заполз, сука, и стреляет на любой шорох.
Прапорщик встал справа от двери. Осторожно взялся за ручку. И резким движением распахнул дверь.
Послышалось четыре выстрела.
— Эй, ты, слева! Выгляни из-за косяка. Я сейчас его спровоцирую, смотри, откуда стреляет.
Карасёв высунул из-за двери руку с пистолетом и несколько раз нажал на спуск. Послышались ещё три ответных выстрела.
— Откуда? — прапорщик сменил магазин в пистолете на полный.
— Из-за рабочего стола.
Карасёв кивнул.
— Значит, слушайте, ебать его в сраку, план-капкан. Вы щас одновременно высовываетесь и начинаете с разных сторон хуярить его на подавление, над столом, чтобы не высунулся. А я — к нему. Скорее всего, опиздюлю. Если нет — уже в сам стол стреляйте на поражение. Всё ясно?
Сотрудники СБ кивнули.
— Ну тогда погнали.
Началась стрельба. Карасёв нырнул прямо под летящие пули и, присев, направился к рабочему столу. Чуть не споткнулся о брошенный возле входа огнемёт, но вовремя его переступил. До стола осталось всего пара метров.
Стрельба прекратилась — у напарников прапорщика кончились патроны. Сам же Карасёв уже благополучно скрылся за рабочим столом и осторожно, не поднимая головы, обходил его с правой стороны.
Слева послышалось несколько выстрелов — поджигатель снова высунулся. Этого прапорщик и ждал. Выскочив из-за края стола, он оказался прямо перед раненым врагом. Ударом ноги выбил из его руки пистолет, а затем той же ногой нанёс ему удар в лицо. Не ожидавший нападения стрелок не успел среагировать и распластался на полу.
Через минуту закованный в наручники поджигатель уже сидел на принадлежавшем заместителю завархивом офисном стуле в углу комнаты и пропускал поставленные удары в лицо и грудную клетку.
— Я спрашиваю — на кой хер начальнику СБ сжигать архив?!
Поджигатель сплюнул кровь.
— А то ты не знаешь, падаль гоковская. Мы в курсе про ваши мемагенты. Это вы уничтожили архив, не мы. Пидорасина.
Удар. Огнемётчик закашлялся.
— Какие нахуй мемагенты? Какие гоковцы? Что ты несёшь, ёб твою мать? Какой приказ ты получил?
В глазах допрашиваемого мелькнуло непонимание.
— Деструктивные мемагенты, которыми ваш ебаный шпион, Маслинов, обработал большую часть архива. Думали, нормальные сотрудники службы безопасности об этом не узнают?
— Маслинов? Ты сказал Маслинов?
Поджигатель осклабился.
— Что, знакомое имя? Не переживай, больше ты его никогда не увидишь. Наумов разобрался с этой падалью…
Удар.
— Какие. Нахуй. Мемагенты?!
Карасёв схватил огнемётчика за грудки.
— Отвечай, сын ёбаной спидозной шлюхи и бомжа, пока я не начал выламывать тебе пальцы по одному!
Допрашиваемый выглядел ошарашенным.
— Деструктивные…
Удар.
— Что тебе сказал Наумов, блядь?! Зачем ему было сжигать архив?!
— Он… он сказал, что все документы заражены убийственным мемагентом. И что всё здесь нужно сжечь…
Карасёв принялся ходить из угла в угол комнаты.
— А Маслинов здесь причём нахуй?!
Поджигатель выглядел жалко и, казалось, стремился сжаться в комок.
— Владимир Григорьевич сказал, что он шпион ГОК, который заразил архив… И Пасторова, с ним была какая-то Пасторова.
«Гера?! Этот заплесневелый пидорас-хуесос ещё и Геру в это втянул?!»
Прапорщик побагровел и сжал кулаки. Огнемётчик испуганно заёрзал на стуле.
— Какой в этом нахуй смысл?! Какие он привёл доказательства?
Допрашиваемый не ответил. Карасёв схватил его за воротник рубашки.
— Ёбаная падла блядская, ты в курсе, что для таких обвинений нужно приводить соответствующие доказательства? Я ещё раз спрашиваю — какие он привёл доказательства?
Огнемётчик молча сглотнул. Удар.
— Я правильно тебя понял — ты просто на слово поверил человеку, что у нас тут шпионы ГОК заражают архив текстовым триппером, и пошёл по этой причине его сжигать?
— А как часто ты не подчиняешься приказам непосредственного начальства? - выпалил поджигатель.
Ещё удар.
— Есть разница между субординацией и выполнением преступных, сука, приказов. Ты сам башкой своей думать можешь, дегенеративный ты биоскот?! Ёб твою мать, ты понимаешь, что при таком заражении эвакуировали бы сначала всех сотрудников, а все материалы сожгли на каком-то пустыре ёбаном? Какое основание может быть для того, чтобы целиком сжигать нахуй архив? А?
Огнемётчик тряхнул головой, разбрызгивая кровь из разбитого носа. Прапорщик отшатнулся.
— Если старший по званию отдал приказ, - прохрипел поджигатель, - значит, он знает что-то, чего нам знать не положено. Значит, есть какое-то основание…
Удар. В голове Карасёва мелькнула мысль, что своя правда в словах пленного есть. Но эту мысль он отбросил. Идёт бой, бой насмерть. Весь плюрализм мнений необходимо запихать куда подальше до его окончания. Кто прав, а кто виноват — рассудит Внутренний трибунал. Сейчас дело прапорщика — стрелять туда, где засел враг.
— Ёбаный ты червь, — Карасёв сплюнул на пол, — если бы тебе Владимир Григорьевич мать сказал родную сжечь, потому что она якобы на Хаос шпионит, а из доказательств было бы честное слово, ты бы и мать сжёг? А, мудак ёбаный?
Поджигатель не ответил.
— Где ещё двое?
— Они пошли в хранилище цифровых носителей… Его тоже надо было… сжечь.
Прапорщик снял с пояса шокер. Две секунды — и пленный обмяк, свалившись на пол.
— Наручник второй к трубе отопления прикрепите. Это чучело идёт на трибунал. Я посмотрю, как он там будет рассказывать про то, что он не знал и что просто выполнял приказ.
Карасёв снова взял пистолет наизготовку.
— Мы потеряли дохуя времени, но, возможно, в хранилище ещё есть, что спасать. И кого уничтожать. Пошли.

Через несколько минут прапорщик уже стоял по правую сторону от двери в хранилище. Рядом был вернувшийся сотрудник СБ, с другой стороны проёма — ещё двое.
— Эй, летёха ебаный, ты меня слышишь? — крикнул Карасёв.
Ответа не последовало.
— Я знаю, что слышишь. Поэтому слушай внимательно. Твои огнемётчики не погибли, они сдохли, как собаки. Если ты не хочешь повторить их судьбу и быть застреленным, защищая лапшу, которую тебе Наумов на уши навешал — вылазь оттуда нахуй. Бросай огнемёт, выходи с поднятыми руками. И попадёшь не в братскую могилу, а на трибунал. Как тебе предложение?
С другой стороны, наконец, последовал ответ:
— Ты за это ответишь, сука! Если я в могилу лягу — тебя рядом положат, уёбок!
Карасёв оскалился.
— Значит, живыми не брать.
Прапорщик взялся за ручку двери с одной стороны, стоявший справа охранник — с другой. Синхронно они потянули створки на себя.
С другой стороны этого, судя по всему, и ждали — в проём хлынули две огнемётные струи, заставив сотрудников СБ отшатнуться. Двери снова захлопнулись, створки с другой стороны загорелись.
Вход в хранилище был один — главный, и отряд Карасёва сейчас стоял прямо перед ним.
«Конечно, можно подождать, когда эта дверь сгорит нахер и вывалится из косяка… Но это как-то пиздец долго. И проход всё равно будет под прицелами двух огнемётов. Как жаль, что нам светошумовые не выдают…»
— Слышите, тут точно никаких других путей в этот склеп нет? Не знаю там, бля, запасные двери, широкая вентиляция что-то в этом духе?
Сотрудник СБ напротив Карасёва пожал плечами.
— Я хер знает, может есть, может нет. Мы, по крайней мере, не в курсе.
— Ну хуёво тогда, что сказать. Из вариантов у нас в таком случае лезть на огнемёты или ждать кавалерию. Которая что-то блядь вообще не спешит. Или там и руководителям Зоны на архив тоже глубоко поебать?
Вопрос был риторический — ответа не последовало.
— Ну что, товарищи бойцы, идеи есть?
— Теоретически… — подал голос один из охранников, — Если всяким говном закидать вентиляционную шахту, они там скоро углекислым газом задохнутся. Или вылезут на свежий воздух. Тут уже вообще похеру, респираторы у них или не респираторы — кислород выгорит быстро. Плюс пары от горящего пластика…
Карасёв фыркнул.
— Дружище, тебя из СС к нам перевели? Давай что-нибудь менее кровожадное, бля. Да и в любом случае, задыхаться они там слишком долго будут. Нужно какое-то более быстрое решение…
Позади, где-то на границе слышимости, прапорщик расслышал топот. Обернулся на шум.
— Так… А вот, походу, и кавалерия. По крайней мере хотелось бы надеяться. Ещё ёбаных лоялистов Наумова нам тут не хватало.
Через пару секунд из-за груды обгорелых обломков неподалёку появилась группа. И это были не сотрудники СБ. Вместо белой униформы и шлемов с забралами они были одеты в чёрную форму, из-за которой разглядеть пришедших в полумраке архива становилось проблематично.
Они подошли ближе, держа группу Карасёва на прицелах. Экипировка у «кавалерии» была навороченная — иностранные тактические разгрузки, полноценные баллистические шлемы, приборы ночного видения. А оружие в их руках прапорщик вообще затруднялся классифицировать — это точно было что-то калашниковообразное, но с большим количеством модулей — эргономических рукояток, ЛЦУ, планок Пикатинни.
«МОГ, значит. Ну всё, пизда копчёным. Не, могут, конечно, быть какие-то страйкболисты, но очень сомневаюсь, что таких в Зону пускают.»
— Руки! — окрикнул охрану один из моговцев. — Кто такие?
Карасёв невысоко поднял руки.
— Спокойно! Мы этих пидорасов до вашего прихода зажимали!
Группа встала на небольшом отдалении, держась по бокам от двери.
— Ладно. Что по обстановке?
— Их из пяти осталось двое. Один в кабинете заместителя завархивом к батарее прикован, ещё двоих ликвидировали. Оставшиеся пидорасы сели по краям от двери и при открытии херачат огнемётами.
Моговец кивнул.
— Понял. Всё, пацаны, спасибо, отличная работа. Теперь отойдите-ка подальше, доверьте дело профессионалам.
Карасёв развёл руками.
— Как скажешь друг, как скажешь…
Охранники отошли в сторону от двери. На всякий случай Карасёв дал распоряжение рассредоточиться по укрытиям.
Моговцы же, коммуницируя лишь при помощи жестов, видимо, определились с тактикой. Отряд разбился на две равные части по три человека, каждая из которых заняла позиции по разным сторонам дверного проёма. Двое крайних оперативников взялись за ручки и снова распахнули створки.
За этим последовали вспышки огнемётных струй. Двое других моговцев, присев, расположились за спинами товарищей. В проход покатились светошумовые гранаты. Карасёв отвернулся и зажал уши.
Огнемётные струи не исчезли, но задрожали — ослеплённые поджигатели начали лихорадочно жечь наугад, чтобы не пустить штурмующих внутрь. В проход закатилось ещё несколько светошумовых — контрольные.
А затем моговцы потянулись к разгрузкам за другими гранатами.
«Дымы что ли? Не видно отсюда…»
Эти гранаты кидали уже дальше, с большим усилием. Раздалось два громких хлопка. Одна огнемётная струя прервалась, вторая задрожала и сместилась в сторону.
«Блядь, это не дымы! Они туда обычные гранаты закидывают?!»
В проход полетели ещё две. Снова два громких хлопка. Через мгновение исчезла вторая огненная струя.
Карасёв побежал в сторону моговцев. В проход полетели ещё две гранаты. Снова два громких хлопка.
Стоявшие до этого безучастно за спинами товарищей двое бойцов первыми направились внутрь хранилища, проверяя углы. За ними через секунду последовали метатели гранат. Последними, придерживая плечами створки, зашли крайние бойцы.
Прапорщик забежал следом.
Хранилище представляло собой жалкое зрелище. Оно было больше похоже на свалку или, скорее, цех мусоросжигательного завода. Ни одного целого стеллажа, повсюду — разбросанные обгорелые и оплавленные куски металла и древесины, тлеющие магнитные ленты, булькающие плавящимся пластиком дискеты. И невыносимый запах гари, от которого слезились глаза, а на языке чувствовался привкус сажи.
— Ебанаты, вы чё наделали?.. — Карасёв не верил своим глазам.
Стоявший рядом моговец похлопал его по плечу.
— Выполнили задачу. Ты тут недавно что ли? Не привык ещё к такому уровню насилия?
— Да какому нахуй уровню насилия! Вы всё хранилище распидорасили! Тут теперь ни одного целого носителя, блядь! Вы вообще в курсе, нахуя вас сюда послали?!
— Расслабся, служивый. У нас был конкретный приказ — ликвидировать угрозу. Без оговорок про методы. Мы его выполнили.
Прапорщик схватился за голову.
— Вы в курсе, почему эти два полуёбка угрозу представляли?! Потому что архив хотели сжечь. Вы, блядь, просто за них работу выполнили! С лишними шагами!
Моговец пожал плечами.
— Ну, что поделать… Надо было чётче приказ формулировать.
— Пиздец. Это полный нахуй пиздец… У вас МОГ как называется, блядь?
— «Чёрные кхмеры». А что, пожалуешься на нас начальству? — оперативник усмехнулся.
— Нет, не пожалуюсь. Не меняйте, бля, никогда название, вам отлично подходит.
Сунув пистолет в кобуру, Карасёв направился к выходу из хранилища. Весь боевой запал пропал как по мановению руки. Задача была выполнена, противник уничтожен — в подпитке адреналином мозг больше необходимости не видел. Прапорщик выдохнул. Он сильно устал.
«Воевать на голодный желудок, конечно, такое себе… Да и вообще воевать. Но что сделано — то сделано. Хотя поесть всё же можно. Если повара так не выдадут — с кого-нибудь стрясу. Потом вечерняя молитва…»
Прапорщик вздрогнул.
«А Маслина с Герой? С ними что? Нужно после молитвы поспрашивать… Маслина здоровый, сука, боров, он бы, наверное, отбился, если не проебланил момент атаки. А вот Гера… Худая, маленькая… Нет, хуйня, не нужно заранее думать о худшем варианте. Я же отбился. И с ними тоже всё будет нормально, ин ша Аллах…»

Темнота отступила. Органы чувств не выдерживали поступающей со всех сторон новой информации. В глаза ударил яркий свет, на периферии зрения начали мелькать разноцветные пятна. Уши заполнили оглушительно громкие звуки — стук, шуршание, бульканье, шипение. Кожу как будто одновременно по всей площади начали пронзать тонкие иглы.
Из горла вырвался протяжный хрип. Тело задёргалось, как в припадке.
Вскоре перед глазами появилось ещё одно цветное пятно. Бело-розовое. И оно быстро двигалось.
Тело укололо особенно сильно. Из горла снова послышался хрип.
Темнота, казалось, выпустившая его из своих цепких лап, снова начала обволакивать со всех сторон. Звуки становились всё глуше, цветные пятна скрывались в сплошной чёрной пелене.
В сознании крутилась лишь одна эмоция.
Страх.

Мужчина вновь открыл глаза. Всё плыло. Не хватало воздуха. Тяжело дыша, он попытался сфокусироваться.
Где он?
Кто он?
Ни одна мысль не могла задержаться в сознании дольше, чем на несколько секунд. Ни на чём невозможно было сфокусироваться. Информационная каша, поступавшая от всех органов чувств, перегружала мозг. Голова раскалывалась.
Мужчина понял, что лежит. Попытался привстать. Движение головой отозвалось резкой болью. Казалось, что в череп налили раскалённого свинца. Что такое череп? Что такое свинец?
Сквозь стиснутые зубы он застонал. Темнота снова сжимала свою хватку. Нельзя, нельзя, нужно… Что-то… Думать…
Но темнота была сильнее. Пока.

Он не помнил, как сел. Он не помнил, кто сидел перед ним на краю кушетки. Он не помнил, что происходило минуту назад.
— Ваше имя?
Он удивлённо посмотрел на мужчину в халате. На нём был бейджик с какими-то буквами, но они плыли, не желая складываться в слова.
— М-м-м… Не помню. Кто вы?
— Плохо, плохо, что не помните… И где вы находитесь, я думаю, тоже не скажете?
— Где?
Мужчина в халате вздохнул.
— Нет, вы должны сами понять. Оглянитесь вокруг, ничего не приходит в голову?
Он подчинился. Вокруг были какие-то полочки, тумба, провода, лампочка. Мужчина не до конца понимал, что значат эти слова — они сами всплывали в голове параллельно с тем, как его взгляд перемещался по комнате.
— Нет, не знаю, ничего не знаю, не помню.
Мужчина в халате встал.
— Что же, жаль, жаль, прогноз был хороший. Вам нужен ещё отдых. Понимаете?
Он не помнил, как сел. Он не помнил, кто стоял перед ним возле кушетки. Он не помнил, что происходило минуту назад.
— Кто вы? Где я?
— Отдых. Вам нужен отдых. Прилягте на подушку. Нет, давайте я лучше помогу…
Темнота снова начала распространяться с периферии сознания, обволакивая, не давая вздохнуть. Плевать! Мне плевать! Забирай меня в этот раз! Бой за тобой. Но не война…

Он открыл глаза.
И тут же закрыл, ослеплённый непривычно ярким светом. По вискам потекли слёзы.
Мужчина сфокусировался на других органах чувств. Слух. Вокруг было очень тихо. Лишь раз в секунду слышалось тихое щёлканье.
«Настенные часы… Кажется, так щёлкают настенные часы.»
Он вдруг понял, что может управлять своим телом. Судя по ощущениям, лежал мужчина на чём-то мягком. Подвигал рукой, так и не открывая глаз. Она упёрлась во что-то мягкое и гладкое.
«Наверное, одеяло.»
Собравшись с силами, он снова попытался открыть глаза. Свет от лампочки на потолке всё так же слепил, но мужчина твёрдо в этот раз решил волевым усилием одержать победу над собственным организмом. Он стал быстро моргать, смахивая слёзы.
Через несколько секунд глаза всё же привыкли к окружающей обстановке. Мужчина попытался привстать и оглядеться. Вдруг голову пронзило резкой болью. Он вскрикнул и упал обратно на подушку.
«Что же это…»
Рукой ощупал голову. Ладонь наткнулась на что-то шершавое и многослойное.
«Бинт… Зачем мне забинтовали голову?»
Сознание вдруг пронзило ясное воспоминание.
Затвор с золотистым узором. В лицо смотрит воронённый ствол.
Вспышка.
Звон.
Темнота.
Мужчина похолодел.
«Нет, нет, темнота меня не возьмёт… Я победил, я сильнее…»
Превозмогая боль, он приподнялся на руках и опёрся об изголовье кушетки. Взгляд стал чётче. Мужчина смог оглядеться.
Он находился в одноместной палате медицинского блока Зоны 26 и лежал на кушетке. По обе стороны от него стояли тумбочки, в углу комнаты был полупустой металлический стеллаж с какими-то склянками и бинтами, возле двери — вешалка для одежды, а под потолком светила, оказывается, совсем не яркая тёплая лампочка.
«Зона 26. Что такое…»
Мужчину как током ударило. Воспоминания начали возвращаться, вспыхивая одно за другим в голове.
Вместе с ними вернулось и полноценное самосознание. Мужчина теперь знал, что его зовут Александр Николаевич Маслинов, что он работает архивистом на Фонд SCP… И что его только что застрелили. Он не помнил ни мгновения после выстрела.
«Так, ладно, это… На загробный мир не похоже. Значит, меня как-то откачали. Но выстрел же был в голову! Аномальщиной какой-то воскрешающей что ли?..»
Архивист огляделся. На тумбочке справа от него стояла бутылка с неопределённой прозрачной жидкостью. Маслинов потянулся, чтобы её открыть. Забинтованное плечо ответило ноющей болью. Взял бытылку, открутил крышку. Принюхался — никакого особенного запаха, кроме пластика, не почувствовал. Жадно начал пить — в горле пересохло.
«Сколько же времени прошло? Может, сутки… А может я два года в коме лежал. Жутко, бля…»
Боль в голове немного утихла и теперь стала похожа скорее на постоянную малоинтенсивную пульсацию, приносившую, тем не менее, ощутимый дискомфорт. Маслинов поморщился.
«Надо бы позвать кого-нибудь, сказать, что я очнулся. Тут же должны какие-то медсёстры тусоваться или просто дежурные? Я должен знать, чем всё закончилось…»
Маслинов прокашлялся. Попытался крикнуть, но из горла с непривычки вырвалось лишь сипение. Он снова покашлял.
— Кхм… Эй! — крикнул он.
Голос звучал ниже, чем он его помнил.
— Есть там кто-нибудь?! Я очнулся!
Но никого рядом не было. Или были, но крик проигнорировали. Или в палате просто была отличная шумоизоляция.
Вставать и куда-то идти Маслинов не рискнул. После крика голова заболела сильнее. Архивист предпочёл прилечь на подушку и подождать. Если он ещё жив и проходит лечение, значит, скорее всего, ничего критического в его отсутствие не случилось. Всё хорошо закончилось. Должно было.

— Ну привет, счастливчик.
В дверях палаты стоял прапорщик Карасёв собственной персоной, держа под мышкой магнитофон. Точнее, уже старший прапорщик — за образцовое выполнение обязанностей в условиях экстренной ситуации ему было присвоено новое звание. Однако Маслинов этого ещё не знал — неоткуда было.
Несколько часов мучительного ожидания архивист провёл в полудрёме. Зашедшая через полчаса после его пробуждения медсестра ясности особенно не внесла — у неё было много дел, а пересказывать события двухнедельной давности случайному пациенту она желанием не горела. Единственное, что узнал Маслинов — одиннадцать дней он провёл в реанимации, ещё четыре — в обычной одиночной палате. А ещё что его состоянием постоянно интересовались несколько человек — бородатый сотрудник СБ и учёная с длинными тёмно-русыми волосами.
Его успокоило то, что Гера и Карасёв были живы. И не терпелось узнать, что произошло почти две недели назад и как его вытащили с того света.
Маслинов улыбнулся.
— Привет, Карась. Я очень ждал.
Магнитофон разместился на тумбочке слева от архивиста, вместе со стопкой кассет, которые сотрудник СБ достал из необъятных карманов своих цивильных широких штанов.
— Так, ладно, я готов поспорить, ты сначала хочешь вопросы поспрашивать, а потом уже всякими прочими движухами заниматься. Пральна?
— Да, Карась, у меня… Куча вопросов. Не каждый день ты на две недели отключаешься, когда, по идее, откинуться должен был.
Прапорщик усмехнулся.
— Ну тогда давай, бомби.
Маслинов с надеждой глянул на дверь за спиной Карасёва.
— Слушай, а Геры не будет, да?
Сотрудник СБ почесал затылок.
— Не, не будет. У неё психолог щас. Но я когда ей сказал, что ты очнулся, пообещала завтра в обеденном перерыве зайти, не мандражуй.
— Психолог? Зачем ей психолог?
— Да как бы тебе сказать… Давай никак. Если захочет — сама расскажет. Но я бы её пока по этому поводу не трогал.
Маслинов удивлённо почесал бороду.
— Кхм… Ладно. Тогда скажи: почему я жив ещё? Я точно помню, что Наумов мне в голову выстрелил…
— Вот что я тебе скажу… Ты на редкость везучий. Потому что, во-первых, пуля не задела никаких критически важных отделов мозга, а во-вторых — тебя быстро нашли и помощь оказали. Хер его знает, когда ты совсем восстановишься, но сейчас на удивление бодро выглядишь
— То есть, никакой аномальщины?
Карасёв усмехнулся.
— Понимаешь, друг, ты, конечно, шишка важная, но не настолько, чтобы на тебя всякие лечебные аномалии переводить. Так что да, тебя исключительно обычными человеческими методами откачали. С трудом, конечно, но откачали.
«М-да уж… Видимо, я весь свой запас удачи тогда израсходовал. Больше никаких лотерейных билетов и походов в казино. Не то чтобы я когда-нибудь покупал лотерейные билеты или ходил в казино… Но теперь точно не буду.»
— Ладно, это я понял… Спасибо врачам. Расскажи тогда, что было после того, как я… Минуснулся.
— Да пиздец был, вот что. Наумов видимо, сделал свой фирменный трюк — сторону сменил.
— В смысле?
— Да в прямом. Он раньше в Отделе «П» работал, а потом перешёл к нам. И десять лет безукоризненно служил… Чтобы в конце вот так поднасрать. И помереть, нахуй, с музыкой.
Маслинов выпучил глаза.
«Господи… Так вот в чём было дело! И запрет на поиск 676-го, и никаких внятных консультаций, пистолет наградной, в конце концов… Но почему… Почему мне никто об этом не сказал?! Почему его карточки нигде в списках не было?!»
Карасёв покачал головой.
— Думаешь щас небось, почему не знал об этом? Информация закрытая потому что. Я и сам по слухам от вышестоящих узнал, ну у нас, в СБ, пару лет назад ещё… Наумов мне никогда не нравился, но я значения не придавал - никакой херни за ним до этого не замечали. Нихуя, так сказать, не предвещало…
«И он ведь действующий сотрудник… Был. Ещё и в таком высоком звании. Даже старую карточку, наверное, убрали и засекретили…»
— Ну короче, этот пидорас своим личным лояльным СБшникам приказал архив нахер сжечь. Рассказал им там, бля, что ты все документы заразил деструктивным мемагентом и кто его прочитает — тот сдохнет. А дегенераты и пошли жечь.
— Их хотя бы кто-то остановил?
— Да как сказать тебе… Остановить-то остановили. Но архиву пизда. Большую часть сожгли сами огнемётчики, а хранилище со всякими магнитными лентами и дисками наши же моговцы термобарическими гранатами расхуярили. Приказ, сказали, им надо было яснее формулировать.
Прапорщик отвёл взгляд.
— Ну, короче, нет больше твоего архива. Хер знает, на самом деле, будут ли его восстанавливать. Там же соль была не в том, что тупо есть большое помещение, а в данных, которые в нём хранили. В базе есть большинство, понятно, но оригиналы уже никак не восстановишь.
У Маслинова защемило в груди.
— Это… Очень печально.
— Да пиздец, говорю же. Щас всех местных архивистов на другие объекты перекидывают, в соседних регионах, где тоже архивы есть. Тебя, честно, без понятия, куда переводят. Ну я думаю, как выпишешься, узнаешь.
Карасёв задумчиво посмотрел в сторону.
— Что ещё… Ещё Наумов послал одного своего пидораса к Гере. Чтобы её как тебя, «устранить». Но Гера… Разрешила вопрос.
— Ей поэтому нужен психолог?
Прапорщик после небольшой задержки молча кивнул.
— А сам Наумов отправился директрису валить. Один. Почти получилось, между прочим, но охрана его обезвредила. Взять живым хотели — он ампулу цианида в зубе раскусил. А его лоялисты вообще без понятия, нахуя он это всё затеял и в чём был смысл кроме резни. Через неделю будет внутренний трибунал. Мы трое проходим как свидетели, если что. Но учитывая, что из обвиняемых — два очень сильно раскаивающихся и признавших вину сбшников и такой же раскаивающийся завскладом, этот трибунал скорее формальность, чем какое-то серьёзное мероприятие.
Маслинов вздохнул.
— Это полный пиздец, мне слов других не подобрать… Но зачем Наумову вообще это было надо? Отдел давно распался, не существует его… Что же он там охранял? Какие тайны даже спустя десять лет могут заставить жизнью пожертвовать?..
— Друже, я хуй знает, сказано же тебе. По-хорошему, это с тебя спрашивать надо. Твоя какая-то работа ему шарики за ролики закатила. Вообще, много кто подозревает, что он тупо на кого-то работал. Втёрся в доверие, информацию какую-то защищал. А ты её откопал. Поэтому пришлось ликвидировать утечку.
Дверь в палату снова открылась. Взгляды сотрудника СБ и архивиста синхронно направились в её сторону.
В проёме стояла директор Зоны, Любовь Тимофеевна.
— Александр Николаевич, Вадим Алексеевич, добрый вечер.
Карасёв встал.
— Здравия желаю, — отчеканил он.
Директор махнула рукой.
— Вадим Алексеевич, я бы хотела поговорить с вашим товарищем наедине. Не переживайте, это не займёт много времени.
Карасёв кивнул и встал. Через несколько секунд он скрылся за дверью. Директор стала ходить по комнате из стороны в сторону.
— Итак, Александр Николаевич, я лично хочу передать вам некоторую важную информацию, касающуюся проведённого расследования… Надеюсь, вы простите мне определённую поспешность в этом вопросе.
Маслинов напрягся.
— К сожалению, расследование пока не окончено. Я ознакомилась с присланными вами материалами. К сожалению, уже пост-фактум. В указанном вами месте действительно находится определённый странный объект, которые ваши коллеги из Западной Сибири несколько месяцев независимо исследовали, но зашли в тупик. Тем не менее, ваше расследование позволило из этого тупика выйти — теперь мы абсолютно уверены, что это строение, если так можно выразиться — остатки того, что когда-то было Объектом 676.
Директор сложила руки на груди.
— Конечно, я понимаю, что вам необходимо время на полную реабилитацию. Значительное время. Но вы продемонстрировали выдающуюся профессиональную компетентность за время работы над своим последним заданием. Поэтому после выздоровления вы, по моей личной рекомендации, будете переведены в рабочую группу, занимающуюся исследованием Объекта 676. Ваша обработка амнезиаками также откладывается на неопределённый срок.
«Какой же я ебейший…»
— Конечно, в какой-то степени это было непредусмотрительно с моей стороны, предоставить рекомендации, не имея вашего согласия, но я сочла, что вы не откажетесь от углубленного исследования Объекта 676. Я права?
— Да. Да, я согласен. Как только выпишусь, приступлю.
Директор улыбнулась.
— Отличный настрой. И видно, что вы уже идёте на поправку. Думаю, это всё, что я хотела вам сказать. Остались вопросы?
Архивист задумался на секунду. И вспомнил про своего наставника, заместителя заведующего архивом. В своем кабинете в тот день он его так и не нашёл.
— Вы знаете Кладова? Кирилла Кирилловича? Что с ним случилось в день, когда я…
— Я поняла. С ним всё в порядке. Относительно — его избирательно обработали амнезиаками. Так что о вашем «сотрудничестве» он ничего не помнит. А клеветнические сообщения начальника СБ, которые он хранил в ящике рабочего стола, не считаются существенным доказательством.
Директор выпрямилась.
— Поэтому на трибунале вы выступаете исключительно в качестве свидетеля. Ещё вопросы?
Маслинов покачал головой.
— Тогда я оставлю вас с товарищем наедине. Думаю, вам ещё есть, что обсудить.
Кошкина улыбнулась и через пару секунд скрылась за дверью. Вместо неё снова зашёл Карасёв.
— Ну что она? Или опять секретная инфа?
— Да сказала, куда меня после выписки переводят. Ничего серьёзного…
— Ага, лично сказать пришла, ничего серьёзного. Ты мне-то не пизди, так бы и сказал сразу, что секрет.
Прапорщик потянулся.
— Ну так на чём мы там остановились… Или ты устал от болтовни и хочешь послушать музыку?
Маслинов улыбнулся.
— Правда, устал. Давай музыку.
Карасёв с довольной ухмылкой запустил магнитофон. Щёлкнула, встав в слот, кассета.
— Сегодня для тебя эксклюзив. Три дня назад альбом с этой песней вышел, а у меня уже кассета есть. Про Starsailors слышал?
— Хм… Да нет, колокольчик нигде не отзывается.
Прапорщик нажал кнопку воспроизведения.
— Это потому что тебе слишком много в голову стреляли, в памяти провалы. Всё, слушаем…
Из динамиков послышалась лирические гитарные переборы. Маслинов прислушался. С первых нот песня ему нравилась.

На несколько секунд его внимание рассеялось. Один вопрос не давал ему покоя: на кого же всё-таки работал Наумов? Не на те ли две тысячи человек, которых так и не удалось найти? Объект 676, конечно, был обнаружен… Но лишь в виде развалин. Если идут раскопки — значит, никаких людей там нет… Куда же они делись, в таком случае?
Но ответы на них найти можно было позже. Не сейчас. Работа продолжится уже после выздоровления. Объект 676 не желал так просто делиться своими тайнами, но и Маслинов не из тех, кто сдаётся на полпути. Он даже пережил смертельный выстрел только чтобы продолжить расследование. Наверное, это что-нибудь да значит?
«Значит… Что на всё найдутся ответы, рано или поздно. И очень вероятно, что — моими руками.»
Всё худшее уже позади. Можно было позволить себе передышку. Архивист откинулся на кушетке, подложив под голову ладони. В поле его внимания осталась только музыка.

Старик перехватил двумя руками в толстых меховых варежках охотничье ружьё. Это была двухстволка ИЖ-58. Старая, но идеально выверенная и надёжная. Отличный вариант для охоты. А большего старику и не было нужно. Пока.
Он осторожно ступал по сугробам, медленно погружая в них ноги и стараясь не издавать лишнего шума. Следы косули неподалёку были свежими. Зверя не хотелось спугнуть.
Ещё несколько десятков шагов. Из-за заснеженных кустов стало возможно разглядеть небольшую незамёрзшую речку, струившуюся между стволов елей. Возле одного из бережков и стояла недавно прошедшая рядом косуля. Склонив голову, она лакала воду прямо из речки, не замечая за спиной охотника.
Позиция была хорошая. С нескольких десятков метров в голову он не промахнётся.
Старик начал осторожно поднимать ружьё, чтобы прицелиться.
Рация, закреплённая на плече пуховика, громко зашипела. Косуля дёрнула головой на звук. Выстрел. Зверь рухнул в ледяную речку и задёргался в конвульсиях. Выстрел. Конвульсии оборвались. Вода под тушей окрасилась в красный.
— Пустельга, это Козодой, подтвердите связь. Повторяю, Пустельга, это Козодой, подтвердите связь.
«Сегодня он не должен был меня вызывать. Что-то случилось.»
Старик с трудом щёлкнул по кнопке включения.
— Пустельга слушает.
Несколько секунд по ту сторону рации было слышно лишь тихое шипение. Старик медленно пошёл в сторону убитой косули.
— Дела плохо. Сова устранён.
Охотник переломил ружьё. В снег упали две дымящиеся гильзы.
«Сова… Плохо. Мероприятия по поддержанию секретности прервутся. Уже прервались.»
— Фонд получил информацию о «Мунлайте». Скорее всего, скоро начнётся чистка среди бывших сотрудников Отдела.
Два новых патрона заняли места в стволах. Старик защёлкнул двухстволку, сдвинул рычаг запирания. Охотник продолжал медленно идти в сторону косули.
— Пустельга, воспринимай это как мой последний сеанс связи. Объект раскрыт, приступаем к протоколу «Брянск».
«Значит, этап наблюдения окончен. Осталось лишь тянуть время и саботировать раскопки. Долго я этого ждал…»
— Есть новости по археологам?
— Нет. Всё так же копают. Ничего значительного из-под завалов не извлекли.
— Понял. Скоро там начнётся движение. Будь готов, Пустельга. Слава труду. Отбой.
Рация зашипела и затихла. Старик снял её с карабина на плече. Извлёк батарейки и бросил их в карман. Рация упала в снег и через секунду захрустела под ударом подбитого металлом сапога. И ещё одного.
Охотник подошёл вплотную к туше косули. Ткнул её стволом ружья. Убитый зверь не шевелился.
— Пришёл мой черёд, значит. Работайте, товарищи, а я не подведу.
Старик направился назад — за оставленными неподалёку санями. Тушу надо было куда-то положить и доволочь до дома.
«Скорее всего, это одна из моих последних охот. Впереди маячит дичь покрупнее…»