Примечание: Этот рассказ относится к SCP-1440. Рекомендуем ознакомиться с этим объектом, прежде чем читать сам рассказ.
Старик проснулся, и былые неудачи вновь заполонили его разум. Разрушение комплекса Фонда - лишь очередная капля, упавшая в океан вины. Временами он задавался вопросом, почему ещё барахтается, почему не утонул в глубинах отчаяния и безумия, почему ему всё ещё есть дело до расы, которую он с пугающей лёгкостью может уничтожить. Может быть, просто из-за духа противоречия, гаснущего воспоминания о том, как он противостоял своим мучителям. Ему было почти безразлично.
Он находился в пустыне, одинокой и безлюдной, и был этому рад. В этих краях вреда от него практически нет. Он побрёл к видневшемуся вдали горному хребту, влекомый зовом, которому, как он осознал уже давно, нельзя было сопротивляться. Когда-то он бросался в пропасти, в реки, в моря, надеясь, что стихия не даст ему наделать больше вреда, но Братья были сильнее, чем сама стихия. Лёжа под толщей земли, он думал, что наконец-то обрёл покой, но стоило моргнуть - и он вновь оказывался на поверхности, шёл к человечеству, словно разносчик чумы. Упорства Братьям было не занимать.
Попирая ногами мягкий сухой песок пустыни, он вспоминал трижды проклятую партию в карты, с которой всё началось, с которой начались три безрассудства, обрекшие его на такую участь.
Первым безрассудством была сама игра. Не стоило бросать им вызов, надо было одуматься. Но он был молод, в нём бурлила гордыня и ему было что терять. В расцвете лет он оказался на нелепой войне; там и погиб, и отправился в тёмные чертоги Братьев. Рядом брели его однополчане, шли безмолвно на далёкий свет, и даже не глядели на три измождённые фигуры, что указывали им направление. Но ему это не по нутру. С такой участью он не смирится. У него молодая красавица-жена, плодородный надел земли, он не может всё это бросить. И не бросит. Других он считал слабыми глупцами, что безропотно принимают свою судьбу. Возгордившись, он бросил вызов тем, кто указывал путь, и отказался идти дальше, пока ему не дадут возможность сразиться. Он получил эту возможность, и он взял верх. И награда за победу была слишком велика.
Вторым безрассудством была жадность. Братья не могли знать, как велико его мастерство. Он брал все комбинации, рушил все планы, умом и плутовством вырвал жизнь из рук Смерти. Не по вкусу это было Братьям, но они признали своё поражение и указали ему, за какой дверью лежит выход в мир живых. Стоя на пороге, он подумал - к чему останавливаться на достигнутом? В мире не было равных ему картёжников, он мог получить всё! К чему брать только жизнь, когда можно взять славу, власть, бессмертие! Развернувшись, он сел обратно за стол. "Ва-банк!" - сказал он. И выиграл. Затем ещё раз, и ещё. Теперь Братья были не столь снисходительны, но всё же признали поражение. Три награды досталось ему: чаша, карты и мешок. Братья дорожили этими вещами, и многое обещали ему взамен на них - богатство, удачу, здоровье и славу, но ему хотелось их унизить, поставить Смерть перед собой на колени. Он забрал свой выигрыш и ушёл, а разъярённые Братья остались позади. За свою заносчивость ему предстояло заплатить сполна.
Третьим безрассудством было мотовство. Выигрыш его обладал невероятной силой, ибо был он преградой для Братьев. В чаше Первого плескалась живая вода, и одной капли было достаточно, чтобы отступил Первый, и даже разбитые тягчайшей болезнью люди становились ему неподвластны. Всякий раз, когда Смерть Малая вставал у человека за плечами, в его сторону летела капля воды, и Первый бежал, плюясь ругательствами. Капля казалась сущей мелочью, а чаша была весьма глубокой, и поэтому он тратил воду направо и налево. Он отгонял Первого от дряхлых и тех, в ком от слабости уже не держалась жизнь - от тех, кто по праву принадлежал Первому. В итоге чаша опустела. Когда его жена слегла от тяжкой болезни, воды для неё не осталось. Первый, злорадно скалясь, забрал её.
Сокровище Второго, как и сам Второй, обладало бóльшим могуществом. С помощью карт он мог бросить вызов власти Второго, сдержать наступление Смерти Великой. Когда надвигалась война, когда брат шёл на брата, он оказывался там, становился против второго, обращал вспять потоки пламени и стали. Но, как и живая вода, карты судьбы были растрачены впустую - он доставал их для каждой пограничной стычки, для каждой междоусобицы, каждой затевающейся революции, и с каждым разом карты ветшали всё сильнее. Карты продержались дольше, чем чаша, но в конце концов Второй перестал откликаться на их зов. И тогда на его глазах мир погрузился в невообразимые войны, миллионы людей гибли попусту в грязи, невинные страдали, лилась кровь и дымили пожары. Смеясь, Второй уводил их всех.
Взятый у Третьего выигрыш был величайшим. Мешок Смерти Всеобщей мог вобрать в себя всё, катаклизмы любых масштабов, остановить гнев любой силы и стихии. Он сгребал в мешок ураганы, заливал пожары, которые грозили выжечь дотла города, заточал в него тварей чудных и бесчеловечных, пришедших не из этого мира. Мешок продержался дольше всех сокровищ Братьев, но и его силе был положен предел - швы его начали расходиться под натиском могучих сил. Столь же бездумно использовал он мешок, сколь и меньшие сокровища - бури, что он останавливал, могли пройти и иссякнуть, пламя пожаров было по силам для людей. Но грех его был более тяжким, чем просто бездумная растрата. Тем не менее, мешок сгодился бы ещё на один раз, мог бы удержать одно, последнее существо. В поисках Третьего он видел, как силы тьмы крепнут, как рискуют жизнью храбрецы, подобные мужчинам и женщинам из Фонда, стараясь сдержать их. Но он не развязывал горловины мешка. Другой надежды у него не оставалось. Он знал, что только так может заставить Третьего освободить его от бесконечных мучений - посадить в мешок самого Третьего и заставить его и остальных Братьев даровать ему смерть. Но Смерть Всеобщая не появлялся, даже чтобы поглумиться над побеждённым. Когда неведомые силы забирали чью-то жизнь, покойные уходили в безмолвии.
Когда иссякло могущество его выигрыша, стало ясно, какая ужасная участь его ожидает. Братья больше не боялись его, и не простили его тщеславия, его мотовства и глумления над Смертью. Они хотели заставить его страдать, и смерть была бы для него слишком лёгким уделом. Поэтому он сам нёс смерть всем остальным - вечно искал Третьего, вечно смотрел, как человечество гибнет вокруг него. Трижды был он проклят, как трижды проявил безрассудство - вечно жить, вечно искать, вечно разрушать.
Горы стали ближе, и старик позволил себе недолгую передышку. Зову можно было сопротивляться, пусть и ненадолго. Он уселся на песок и посмотрел наверх, на звёзды. В тёмно-синем рассветном небе осталось немного звёзд, но они сияли чисто и ярко. Глядя на них, старик понял, почему ещё барахтается. Может быть, это величайшее безрассудство, но такому безрассудству он был только рад. Мир был слишком красив, чтобы дать ему разрушиться без боя, а человечество заслуживает лучшей участи, чем погибнуть из-за ошибок одного безмозглого старика. Пусть он не может оградить их от своего пагубного воздействия, но кое-чем он может поделиться. Надеждой. Он остановится, пусть даже угаснув навсегда.