В этом мире солнце не в силах заставить себя отойти слишком далеко от горизонта. День проходит в непрекращающемся восходе и закате. Звезды заполняют ночное небо, как рассыпавшиеся блестки, какой бы яркий свет ни сиял внизу.
Летний ветерок влетел через распахнутое окно в пустой кабинет. Красное кожаное кресло развернулось без седока. Оставленные без внимания бумаги трепыхались на ветру. Сегодня доктора Развлечудова не было на месте. Его не будет на месте всю следующую неделю.
Всего несколько сотрудников, которым он поручил прикрывать его отсутствие, знали, что он исчез. Еще меньше знали, почему – что он уезжал на неделю каждое лето, в надежде примириться с тем, о чём, как творец, сожалел сильнее всего. Как творец, и, что важнее, как отец.
Во время полуденного заката доктор Развлечудов брел, никем не замечаемый, по людным городским улицам. Он лавировал между теней целующихся парочек, друзей, вышедших из дома на велосипедный заезд, и детей, идущих домой из школы. Мимо всех силуэтов, он зашел в ветхий подъезд посреди трущоб.
Одетый в полосатый костюм, который стоил больше половины города, Великий Мастер Игрушек сел в обветшалой прихожей и стал ждать, как он ждал последние десять лет. Когда солнце нырнуло под горизонт, он вышел на крышу, чтобы составить компанию звездам.
Так он ждал два дня и три ночи. На третий день изнеможение победило его, и он заснул на истлевшей кровати. Когда он проснулся, ему показалось, что он видит пальто, алое, как кровь.
Это был всего лишь рассвет.
На пятый день его надежда проиграла битву отчаянию. Доктор Развлечудов зарыдал, горько и одиноко.
На седьмой и последний день он написал письмо раскаяния золотыми чернилами. Он скорбел о том, что бросил господина Редда гнить в этой квартире. Он горячо заверял о желании загладить вину.
Но господина Редда давно не было, он отчаянно искал приключений со всей злостью и жестокостью нелюбимого, одинокого ребенка.
"P.S. Я буду здесь опять в следующем году, на годовщину того, как я оставил тебя. Если ты простишь меня, мы можем вместе пойти домой."
Письмо было оставлено на столе в прихожей, среди всех остальных нетронутых извинений.