Хочу ещё раз заявить, что 106, вопреки сложившемуся мнению, не является типичным хищником на уровне достаточно умной акулы. SCP-106 - разумное существо, однако этот разум совершенно чужд нам. Похоже, кроме незамутнённых инстинктов и генетической памяти он осознаёт и кое-что ещё. Нарушения условий содержания SCP-106 постоянно происходят в те моменты, когда поиск и возвращение сопряжены с наибольшими трудностями. Лиса может понимать, как выбраться из капкана, но только человек будет ждать, пока его пленители отвернутся, чтобы сбежать.
- Д-р Эллок
"О разумности гуманоидов на содержании Фонда"
- Твою ж мать, куда он, сука, подевался?
Агент Вень вздохнул, потирая лицо через противогаз. Ночь была прохладная, но все трое бойцов обильно потели. Вокруг них разливалось море ужасов, чудовищ, демонов, сказочных созданий и оживших предметов, отовсюду раздавались рычание и смех. На этом фоне троица бойцов в противогазах и бронекостюмах казалась, пожалуй, одетой не по сезону. Не сходя с места, один из бойцов резко выбросил вперёд затянутую в перчатку руку, схватил зомби средней степени опьянения, притянул к себе на несколько секунд, а затем втолкнул обратно в человеческий поток. Нежить выругалась и поковыляла прочь.
- Сраный Хэллоуин, зараза. Здесь всё надо оцепить.
Агент Драк покачал головой и указал в сторону шатающейся орды костюмированных гуляк.
- Вагон сошёл с рельсов слишком близко к городу. Он на этот путь вообще заезжать не должен был. Есть мнение, что МКиД подлянку устроили. А весь город просто так не оцепишь, вони будет…
- Им вообще интересно, что дальше, блин, будет? Старье это гнилое где-то тут шатается, а мы его даже НАЙТИ, блядь, не можем! - Вень отбросил пустую обёртку, гневно глядя сквозь тонированные стёкла маски на всех, кто не занимался борьбой со всякими ужасами профессионально.
Драк похлопал разозлённого бойца по плечу.
- Уймись, здоровяк. Руководство думает, старик найдёт парочку жертв, а потом заляжет, как крокодил. Легче прикрыть такое, чем объяснять, зачем в крупном городе понадобилось вводить карантин на Хэллоуин.
В разговор вмешался доселе молчавший и стоявший неподвижно Паркс. Голос у него оказался ломким и хриплым.
- Сложно вообще найти прогнившего старика, который убивает всё, до чего дотронется?
Вень покачал головой, не переставая всматриваться в толпу.
- Большую часть времени он выглядит как обычный старик. Вид он может принять какой ему заблагорассудится. Мы обычно говорим "идите на звуки воплей". Только хрена лысого от этого сейчас толку. Где этот эксперт, мать его?
Ожила рация, выплюнув хрупкий и трескучий смешок.
- Харкен говорит, он такой же эксперт по SCP-106, как выживший в авиакатастрофе - эксперт по авиации. Научников в поле не пустят, пока мы не закончим первичную оценку. Пока что мы сами по себе.
Трое бойцов стояли, окружённые ужасом, высматривая тот из них, что посрамит все остальные.
Пьяная ангелица забрела на самый край освещаемого костром пятна. Вокруг слитной массой увивались демоны, зомби и заметные персонажи массовой культуры. Увивались, распадались на пары и группки, а потом снова собирались вместе. Казалось, рёв костра пульсирует в такт музыке. Кострище в поле незваные подростки расположили достаточно далеко, чтобы никто не жаловался на шум, но не настолько далеко, чтобы привлечь излишнее внимание взрослых. Спиртное лилось рекой, отовсюду раздавалось хихиканье, в прохладном воздухе висела густая смесь подростковых тревог и отброшенных моральных ограничений.
Ночь ещё только начиналась, но несколько парочек уже оставили уютные места у костра, чтобы предаться другим уютным занятиям в тёмном лесу около поля, где никто не будет мешать. Ангелица посмотрела на безмолвные деревья и в очередной раз поднесла почти опустевшую бутылку пива ко рту. Опорожнённая бутылка упала на мягкий грунт как солдат на поле брани, где скоро лягут многие его товарищи. По уму, ей сейчас там, в лесу, находиться надо, в чьих-то тёплых объятиях, целовать чьи-то тёплые губы… но нет, надо было выбрать именно того парня, который обязательно решит, что перед вечеринкой надо сказать ей, как его "беспокоят наши отношения". Вот скотина.
Ангелица с порядком покосившимися крыльями направилась блуждать между прохладными, тёмными деревьями. Ну и в жопу его… хочет от неё избавиться - ладно… ей это не помешает получить свою долю веселья. Она хихикнула и в первый раз за некоторое время улыбнулась. Можно и повеселиться… "сласти или страсти"… и то и другое. Она рассмеялась в голос, щёки её зарумянились от порочного веселья и алкоголя. Вроде бы сюда забрёл один из мальчиков с потока… может быть, удастся его найти и… познакомиться получше.
Она вошла в прохладную темноту, единственными признаками жизни в которой были случайные смешки, несущиеся откуда-то шёпоты и проблески фонарика. Запнувшись о корень, она потеряла равновесие и ухватилась за склизкий ствол дерева. Она одёрнула руку практически сразу; зернистая слизь обжигала руку. Потеряв равновесие, ангелица повалилась на землю. Прищурившись, она посмотрела на ладонь. Видно было пятно чего-то зернистого, волокнистого и желеобразного. Руку жгло всё сильнее. Она заметила странные оспины на коре дерева.
Ангелица поёжилась, мгновенно трезвея и осознавая, что никто сейчас не знает, где она. Что поблизости нет никого, кого можно было бы позвать на помощь. Она попыталась вытереть руку о пышные юбки, даже не замечая, что на ткани остаются красно-чёрные смазанные пятна. Глаза её расширились, какая-то потаённая, доисторическая часть её мозга била тревогу. Она быстрым шагом двинулась на горящий, словно маяк, костёр, пытаясь убедить себя, что это всё глупость, что нет причин для растущей и бездумной паники.
Позади неё хрустнула ветка.
Она застыла белым призраком, с руки капала кровь - если бы ангелица посмотрела, как разъело её руку, она бы пришла в ужас. Она не смела оглянуться, но боялась бежать, боялась услышать, как кто-то бежит следом, тянется, хватает. Шли пустые секунды, ангелица приняла было решение бежать, но в этот самый миг тонкая, костистая рука пробила её костюм и вошла в мышцы спины, подобно тому, как избалованный ребёнок впивается руками в торт.
Она завизжала - вернее, попыталась завизжать - но от нахлынувшей боли крик превратился в какой-то резкий лай, конечности обмякли и налились свинцом, а нервы залила всепоглощающая боль. Она ощутила, как пальцы трогают её рёбра изнутри, сами рёбра постепенно распадаются от едкого вещества, а её тело медленно поворачивается в сторону хозяина этой руки. Отблески далёкого костра высветили нечто увядшее, тёмное, покрытое слизью и мягкое, как гнилой овощ, но всё же жилистое и сильное. На слишком крупной голове блестели два молочно-белых глаза, под ними застыл трупный оскал с тонкими и щербатыми зубами.
Ангелица, не в силах пошевелиться, хватала ртом воздух и булькала. Маслянистая, жгучая отрава просачивалась в тело. Девушка старалась не думать о том, что падает, что земля под ногами становится мягкой и рыхлой, поглощая обоих сантиметр за сантиметром. Нечто придвинулось, и, хотя лицо его обжигало ужасом, какая-то часть разума ангелицы была рада тому, что скоро её боли придёт конец. Однако, существо помедлило, поднимая другую, когтистую, словно лапу зверя, руку. И девушка, и чудовище уже погрузились в землю почти по пояс.
От нового прикосновения и от взгляда прогнивших глаз в ангелице вспыхнул новый страх. В этих глазах светилось нечто понятное ей. Нечто принялось отрывать от неё мокрые от крови клочки платья вместе с кожей, и девушка начала кричать.
Джейсон бежал в свете уличных фонарей. Лёгкие жгло огнём, но он всё старался урвать момент между очередным выдохом и резким вдохом, и закричать о помощи. Костюм Бэтмена казался смехотворным, а на штанах ощущалось мокрое и тёплое пятно. Да КУДА все делись? Какая же дурость, строить из себя больших смелых ребят, пойти одним… а сейчас он остался и вправду один, а остальных, наверное, съели.
Точно он не знал, но когда из дерева вывалился бабай и принялся засовывать детишек в стену, которая вдруг стала как зыбучий песок, по-другому и не подумаешь. Он и поделать ничего не мог, только стоять и смотреть, как длинные, костлявые пальцы хватают двух его лучших друзей и просто… дёргают с места, как кукол, не дав и вскрикнуть, а потом они исчезают в противной чёрной стене. Бабай засунул пальцы в глаза Дэвида так, как папа учил Джейсона брать шар для боулинга, а потом…
Джейсона внезапно вытошнило на перед костюма. Полупереваренный шоколад был похож на ту слизь, которая везде разбрызгалась, когда долговязый, тощий и голый старик появился из дерева. Джейсон остановился, упал на колени, заходясь кашлем, и испустил в темноту слабый вопль о помощи. Никем не услышанный крик улетел, мальчик же оцепенел от ужаса и бессилия, и не мог даже плакать. Шаги он заметил только тогда, когда они оказались совсем рядом.
Он поднял голову, готовясь попросить взрослого о помощи. Потом он увидел ноги. Тонкие, чёрные, стопы какие-то рыхлые, стоптанные от возраста. Бетон под ними шёл трещинами и тёк слизью. Джейсон поднял голову повыше, его била крупная дрожь. Иссушенные бёдра, липкая и дряблая грудь, которая не колыхалась от дыхания… и, наконец, кошмарная голова, похожая на гнилую тыкву, но рыхлая и маслянистая, словно облитая смолой. Глаза, блестящие и пустые, как свет фонарика в подвале, смотрели прямо на мальчика. Рот открылся, за зубами шевелилось что-то чёрное и покрытое липкой дрянью.
Джейсон, не поднимаясь, попятился. Он попытался крикнуть, но не смог даже толком вздохнуть. На его глазах бабай выложил что-то на узкую ладонь своей потрёпанной руки, взял это двумя костлявыми пальцами, и поднёс ко рту. Мальчику показалось, что это какая-то конфета, но потом он заметил блеск металла.
Это был передний зуб его лучшего друга Энтони. Тот носил брекеты, и на зубе осталась проволочка со скобой.
Бабай прикусил молочно-белый зуб, изо рта его капала какая-то гадость. Он помедлил какое-то мгновение, а потом… его челюсть дёрнулась, зуб дрогнул и разлетелся, как большой леденец под колесом машины. Бабай сделал ещё пару движений челюстью, а потом просто встал, не сводя взгляда с мальчика. Секунды всё тянулись, и Джейсон даже не понимал, дышит ли он ещё. Ему казалось, что это конец, что такое бывает, когда не слушаешься и убегаешь без присмотра, и тогда тебя забирает бабай, навсегда, без возврата…
Но не забрал. Он повернулся, будто бы готовый шагнуть вперёд… и повалился лицом вниз, как старик, запнувшийся о собственный шнурок. Чёрная тварь почти коснулась земли… но прошла сквозь неё, как призрак, оставив на бетоне лишь чёрное пятно и крохотный брекет, изъеденный коррозией.
Когда через несколько часов мальчика нашли, он сжимал брекет так сильно, что тот глубоко впился в ладонь.
Мальчик сидел, окружённый заботой и унынием. Мама сжалилась над ним и позволила даже надеть костюм Марио, но даже он был вынужден признать, что ещё слишком нездоров, чтобы ходить хотя бы по дому, не то что несколько часов по холодной улице. Ночами он просыпался, его рвало, и болезнь не проходила. Родители надеялись на лучшее, но были вынуждены отказаться от походов за сластями. Но, как бы мальчик ни грустил, родители изо всех сил старались утешить его. Ему оставили вазочку конфет, пообещали, что все остатки отдадут ему и разрешат смотреть любимые ужастики сколько влезет.
Тук-тук.
- Сладость или гадость!
- Ути, какая тут у нас черепашечка! А ты кто у нас, дорогуша?
- Я Рапунцель!
- Вот тебе, принцесса!
- Спасибо!
Он даже не хотел помогать раздавать сласти. Лучше просто сидеть, не обращать на всё внимание, думать, что все тоже сидят по домам. Так было легче. Он надвинул мягкую кепку, стараясь отогнать от себя мысли, что в животе поселился ёжик, который любит кататься туда-сюда. На экране брели куда-то зомби, и мальчик отчасти хотел, чтобы вместо бегущих к дому и вопящих людей оказались бы ребята из его школы.
Тук-тук.
- Сладость или гадость!
- Ой, какая славная вампирша!
- Я Дракулаура! Ар-р!
- Страх-то какой! Ну, держи…
- Спасибо!
Он прибавил громкость. Медленные стоны живых покойников заглушили радостные вопли живых. Хуже всего будет завтра. Придётся всех слушать, смотреть, как они едят конфеты и говорят о разных домах и всём, что пережили. Он вздохнул и тяжко сглотнул, в желудке перекатился ещё один жирный ком. Мальчик отложил в сторону конфету, которую не спеша грыз, даже её запах вдруг стал ему противен.
Тук.
- …
- Здрасьте? … ой…
- …
- Эм, а вы сО БОЖЕ!
От резкого крика матери, переходящего в визг, мальчик подскочил на месте. Желудок свело ещё сильнее, но сейчас было не до него. С дивана не было видно, но было слышно - шум, удары, приглушённые крики, перемещение чего-то мокрого и шуршание, словно отходы из канализационной трубы текут по сухим листьям. Он поднялся, осторожно выглянул из-за простенка, дрожащим голосом позвал родителей, страшась не получить ответа и почти так же боясь, что ответ придёт. Буквально в паре метров от него чья-то ладонь хлёстким движением ухватилась за угол.
Ладонь была чёрно-серая и тонкая, такая же костлявая и с такой же пергаментной кожей, как у бабушки. Широкие, плоские ногти глубоко впивались в краску. Вокруг тех мест, куда они вонзились, расплывались чёрные пятна, словно жир на бумажном пакете. Пальцы напрягались и расслаблялись, в опухших костяшках ходили суставы. Мальчик попятился, не сводя глаз с руки, почти умоляющим тоном стал звать маму. Рука напряглась и немного ушла в стену, пятно расползлось и из-за угла показался кошмар.
Крупная шишковатая голова неправильной формы, похожая на сделанное тяп-ляп пугало, кожа тонкая и похожая на холодец. Над тонкой, широкой прорезью рта блестят, как две гусеницы, глаза однородно-серого цвета. Их взгляды встретились, и мальчика словно окатило страхом с ног до головы, желудок его забурлил, как забытый на плите чайник. Его нервы вопили о бегстве, о спасении, но он был не в силах отвести взгляд от этих глаз, и медленно пятился, как лунатик. Рука и харя немного сдвинулись, раздался звук, словно что-то мокрое и тяжёлое волокут по полу, и вот глазам мальчика предстала его мать.
Она была либо мертва, либо при смерти. Её движениями управляла рука, воткнутая в грудную клетку, как в куклу-перчатку. Местами она уже почернела и стала рыхлой, чёрные мазки разъедали лицо, шею и руки. В груди зияла чёрная, слизистая дыра, в которую по самое запястье ушла рука кошмара, кровь уже вытекла, и останки болтались безвольной куклой. Мальчик заорал, его вырвало желчью и полупереваренными сластями, а потом он с воплем побежал по лестнице, изо всех сил зовя на помощь маму, папу, кого угодно, хоть кого-нибудь.
Он вломился в туалет, закрыл дверь и заперся на задвижку. Его била крупная дрожь, по лицу текли слёзы. Папа ушёл к соседям, вот-вот вернётся и всё как-нибудь исправит. Позвонит в полицию или ещё куда, выкинет их из дому, сделает так, чтобы чёрная штука оказалась далеко. Может, мама просто заболела, люди ведь иногда тяжело болеют, но выздоравливают, а он её видел только несколько секунд. Эта штука - просто псих в костюме, он услышит людей и убежит, и всё будет хорошо, всё будет в порядке. Мальчик произносил это еле слышным шёпотом, упершись ногами в ванну, а спиной - в дверь.
Когда харя протолкнулась сквозь дерево у него над головой, он по-прежнему повторял эти слова.
Услышав треск, мальчик взглянул наверх и увидел глядящую прямо на него адскую харю, буквально в нескольких сантиметрах над головой. Пол под ногами вдруг стал мягким и вязким, рот кошмара распахнулся, и оттуда вывалился язык, гнилой и распухший, как дохлая рыба. Вывалился, потянулся ниже… ещё ниже, сползая, как смола, прямо на испуганное лицо мальчика. Прикосновение языка обжигало, ноги уходили всё глубже в пол, не было возможности даже пошевелиться, а рыхлый, склизкий комок плоти жёг кислотой. Нос его развалился, как истёртый от частого пользования ластик. Мальчик закричал, бесконечный язык протиснулся в рот на добрые полметра, вызвав рвотные позывы и выжигая нервы, но сознание он начал терять только тогда, когда кошмар принялся пробовать его глаза на вкус.
Драк проснулся разбитым, словно спал на груде ржавых автозапчастей. Он сел, потянулся и попытался понять, откуда взялась пульсирующая боль в ноге. В этот момент вернулась память, воспоминания ударили с силой товарного поезда. Они бегут по городу. Пробиваются сквозь толпу, видят на земле иссохшую руку, разлагаюшуюся на глазах. Вопли. Бегут люди. Из-под земли выползает отвратительная чёрная рожа и глядит прямо ему в глаза. Паркс стреляет. Ещё крики. Тощая рука тянется, хватает, тянет за собой…
Боже, нет.
Он оглянулся, постепенно приходя в ужас и умоляя собственный мозг солгать ему. В помещении было темно и грязно, неровный, весь в потёках, потолок нависал над головой, по углам валялась грязь и мусор, со стен пластами облезала сероватая краска, пол бугрился. За дверным проёмом была темнота, откуда-то издалека доносился смутный, неумолкающий звук. Освещение было тусклым, но его источника не было видно - казалось, слабое, чуть зеленоватое свечение разносится повсюду, словно глубоко под водой.
Это место было знакомо Драку, хотя бывать здесь ему не доводилось. Или, по крайней мере, место, очень похожее на это. Здесь старик сбрасывал свежий улов, который потом… искал. Драк поспешно поднялся на ноги, пригибаясь под провисающим потолком. Такое место и подошвой трогать не хотелось, не то что голой рукой. Он поморщился, ощутив тянущую, пустую боль в ноге, в верхней части лодыжки. Должно быть, за это место схватил… и хрена с два Драк станет смотреть, что там с ногой. Прохромав несколько шагов, он убедился, что нога держит вес тела, и тщательно осмотрел всё помещение.
Он медленно и глубоко вздохнул, вспоминая, что было в документе и на брифинге. Время здесь субъективно, могло пройти как несколько секунд, так и несколько недель. Старик любит играть в кошки-мышки, охотиться в своём… доме или игровом зале - хрен его знает, что это такое. Пространство бесконечно, но иногда людям то ли удавалось выбраться, то ли их отпускали. Всё время надо двигаться, прятаться нельзя - оно здесь бог, оно узнает. Где-то на краю мозга поднялась паника, Драк изо всех сил вдавил её обратно и с мрачно-решительным выражением лица шагнул через дверной проём.
Коридор был длинным и разгромленным, как больничный холл после землетрясения. Больших дыр нет, всё просто перекручено и странно наклонено. Драк двигался пригнувшись, возле самой стены, едва не касаясь её. Под ногами хрустела грязная штукатурка. Звук стал громче, превратился в монотонный высокий плач. От него ныли зубы, но к этому его подготовили на брифинге. Важнее всего было двигаться и смотреть по сторонам. Да, место бесконечное, но если не останавливаться, то 106 вроде как мог сбиться с толку или потерять тебя из виду, и можно случайно забрести обратно в мир. Он делал шаг за шагом, прокручивая брифинг в голове, как молитву, и старательно не обращая внимание на ту часть, где говорилось, что 106, как правило, охотится на беглецов вечно.
В конце коридора он повернул направо, в другой коридор, потом налево, постепенно ускоряясь и не глядя на странные, ржавые скрученные трубы и проволоку в некоторых комнатах, или на мокрые кучи … чего-то, наводящие на нехорошие мысли. Плач становился громче, теперь в нём можно было узнать высокий, булькающий вой младенца. Не обращай внимания, иди дальше. Здесь оно распоряжается, захочет - может каждую стену заставить визжать как бормашина. Драк почти на полной скорости метнулся по коридору, стараясь не смотреть на то, как на стенах растут влажные пятна, как меняется фактура всего вокруг. Разбитая штукатурка переходила в старые, позеленевшие кирпичи, пол из видавшего виды пластика стал бетонным, потом - земляным.
Разогнавшись слишком сильно, Драк свернул за угол, поскользнулся на слизистом чёрном пятне и едва не упал на колени, но в последний момент удержался за сырую стену из голого кирпича. Он заглянул в полутёмную, поросшую мхом комнату, из которой раздавался режущий уши, сердитый беспомощный вой. Заглянул - и замер в полуприседе, держась за стену. Посередине комнаты, в глубокой, по щиколотку, луже чёрной слизи, стояло оно. Старик медленно поворачивался, покачиваясь из стороны в сторону. Вой исходил из того, что он держал на руках.
Это был человеческий торс, обёрнутый во многих местах чем-то, похожим на колючую проволоку. Проволока местами входила в тело, казалось, что кровоточащая кожа обтекает её, словно тёплая карамель. Оборванные останки конечности тянулись и изгибались, каждое движение заставляло проволоку всё глубже впиваться в тело. На нём не было волос, кожа на голове и шее была гнилой и ободранной, на лице застыла гримаса боли. Гортань была … вскрыта, осторожно и тщательно, скручена и закреплена проволокой. Младенческий плач исходил из этой гортани взрослого человека, изуродованной так, чтобы издавать беспомощный и жалкий вой.
Старик внимательно смотрел на него, повернув голову и не сводя глаз. Драк поднялся, не обращая внимание на шипение, исходившее от ботинок, стараясь не думать, что же нужно сотворить с горлом, чтобы звук был похож на страдающего младенца… или о том, куда же делись конечности этого жалкого обрубка. Старик, не отрывая взгляда, приоткрыл щербатый рот и постепенно перестал качать свою опутанную ношу, а потом и вовсе выронил её. Руки старика обвисли, комок плоти и боли ударился об пол, отскочил и застыл лицом вниз в поросшей мхом грязи, судорожно втягивая булькающим горлом воздух и издавая новый стон. Старик повернулся. Руки его висели вдоль тела, обёрнутого в какую-то сочащуюся чёрным рвань.
Драк рванул с места, как перепуганный олень, вся психологическая подготовка куда-то улетучилось, осталось лишь слепое, безумное, животное и паническое бегство. Он кричал, задыхался, говорил, смеялся, старался как угодно заглушить медленные, спотыкающиеся шаги за спиной. Он всё бежал и бежал и бежал, падал, словно сбитый машиной, хватал ртом воздух, ждал неминуемой гибели, терпел боль в измученных мышцах… и вновь бежал, подгоняемый мягкими, шуршащими шагами.
Он этого не знал, но прошло четыре дня, прежде чем старик добрался до него и стал выдирать из его тела куски.
Возврат на содержание провели в предрассветные часы, когда на небе не было ни солнца, ни луны, и, учитывая все факторы, провели на удивление гладко. SCP-106 обнаружили в поле, где он разлагал и лопал тыквы, сдавливая их руками или наступая ногой. Подкрепление в команду, лишившуюся одного бойца, прибыло за час до возврата. Объект втолкнули в камеру для перевозки, едва не ослепив при этом в служебном рвении двух оперативников из команды возврата.
Старик сидел в камере, ни разу не попытавшись сбежать. Сидел и ничего не делал, склонив голову набок и расслабив руки и ноги. Один из бойцов МОГ заявил, что у него сытый вид, на что получил официальный приказ заткнуться. Пропажи людей спустили на тормозах, убийствам не дали огласку и не осветили в новостях, подготовленные городские легенды запустили в народ. В общем и целом, когда этот ад закончился, всё прошло хорошо.
Через несколько недель сотрудник службы наблюдения занёс в ежедневный протокол одну запись. SCP-106 неожиданно извлёк откуда-то пригоршню мелких белых предметов, в которых позже опознали зубы и фаланги пальцев, и высыпал их на пол. Потом он разложил эти предметы по разным кучкам - позднее выяснилось, что он сортировал их по возрасту жертвы. Посмотрев на кучки несколько часов, он собрал их обратно.
Этот случай был сочтён недостаточно важным для исследования.