Сестра-Легатесса Цапфа назначила встречу в Комнате Обслуживания Регулятора 25b. Её недавно Стандартизированные уши легко различали звуки среди воодушевляющего грохота Индустриального Собора, однако в своём посетителе она уверена не была. В любом случае, для выполнения данной задачи требовалось не отвлекаться, поэтому она выбрала относительную тишину временно отключённого 25b. Они сидели под двумя медными сферами регулятора, но она не могла сказать, придал ли посетитель этому значение и заметил ли он это вообще. Она ещё раз поправила документы, и так лежавшие перед ней под идеально прямыми углами, и её Стандартизованное горло негромко тикнуло, когда в нём завертелись речевые механизмы.
— Если вам удобно, мы можем начать, мистер… Чейз.
Чейз ничего не ответил. С самого начала встречи он молчал, лишь передал ей влажную серую визитку, испачканную чем-то едким. На визитке было два слова:
ФАБРИКА
ЧЕЙЗ
Вместо лица у него была сломанная масса ржавого железа, сочившаяся химическими отходами. Он открыл провал рта с неровными фарфоровыми зубами и заговорил голосом, напоминавшим звук расшатавшегося болта в работающей паровой турбине.
— Так чего же хочет Церковь Часовых Ортодоксов, Сестра Цапфа?
Она колебалась. Уже одного лица ей хватило, — слишком уж оно было искорёжено. Но голос был ещё хуже. Прежние представители Фабрики были не настолько неприятными. Ей потребовались значительные усилия, чтобы не наброситься на него. Немного успокоило её то, что он не назвал вторую половину её титула: если он не знает всего о её роли среди Ортодоксов, он может гораздо охотнее раскрыть полезную информацию.
— У нас возникли некоторые проблемы… с…
— Неизменной Трансмиссией? И в чём же проблема?
Она посмотрела на аккуратно рапечатанные чертежи. Их простые чёрные чернила резко выделялись в успокаивающем фотохимическом свечении единственной дуговой лампы, освещавшей 25b. Производство было, слава Богу, на высоте. Стандартизация неслась вперёд, подобно огромному неистовому Джаггернауту Индустрии, которая есть Скакун Божий. И всё же… Что ж, потому она и здесь.
— Позвольте мне начать с того, что производительность Трансмиссии оказалась весьма впечатляющей. Мы движемся с опережением графика, и Патриархи Церкви уверены, что Стандартизация сможет одолеть ересь Максвеллитов в течение года.
Чейз подался вперед, положив кривопалые ладони на столешницу. Там, где они коснулись полированной латуни, остались расползающиеся радужные пятна, и это покоробило Цапфу до самого нутра.
— Я чувствую "но", Сестра Цапфа. Давайте же, выкладывайте. Деловые отношения между Фабрикой и… Часовыми Ортодоксами требуют полной открытости и честности.
Она глубоко вздохнула, её гофрированные лёгкие расправились, подобно обрубленным крыльям. Господь был её Схематиком и, будучи частью Образа его, она не могла… не должна была колебаться. Если её подозрения верны, то следующие несколько минут будут иметь решающее значение не только для неё самой, но и для будущего всей Церкви.
— Как я уже говорила, у нас есть опасения по поводу дизайна.
У Чейза не было бровей, но часть его лица сместилась таким образом, который мог быть истолкован только как удивлённая гримаса.
— …Дизайна? Наши специалисты очень тщательно интегрировали её в производственные системы. Я уверен, вы знаете, что мы на Фабрике крайне впечатлены потрясающими уровнями массового производства, которых вы достигли здесь. Производство на уровне этих конкурентов… как вы их называете, Марки 24, у них-
Её губы скривились при воспоминании о техниках, их пластиковых — пластиковых! — телах, органично снующих над машинами, проводя валы и протягивая шкивы между производственной линией из освящённой бронзы и этим запутанным, отталкивающим, беспорядочным…
— Я не об интеграции. Речь идет о дизайне. Мы считаем, что конструкция и форма Трансмиссии… не подходят для размещения в церкви. Ваши машины, несомненно, эффективны, но они… они непристойны, мистер Чейз.
Чейз недоверчиво рассмеялся, мелкие брызги… чего-то… попали на бумаги перед ней. Она не отшатнулась лишь благодаря большому усилию и жёсткости Стандартизированного позвоночника.
— После двух недель успешной работы, вы усомнились в эстетике, Сестра Цапфа? Мне в это трудно поверить, честно говоря, — мокро сказал он.
Затем, вытащив плотный рулон потрёпанной растровой бумаги из кармана своего несоответственно безупречного костюма, Чейз развернул его посреди лужи, оставленной его руками на столе, раскрыв чертежи Трансмиссии. Цапфа вздрогнула, взглянув на них. О да, она любовалась устройством отдельных уровней… этими коробками передач, замкнутыми сами на себя, этими двигателями, проходящими сквозь другие двигатели, этими паровыми каналами, образующими немыслимые тессеракты… но…
— Это… Это беспорядочно, — выпалила она, взяв себя в руки.
Чейз снова поднял бровь.
— Беспорядочно? Сестра Цапфа, если вы всерьёз, то я…
Она встала; импульс закипел в планетарных передачах её коленей.
— Я совершенно серьёзна, — прошипела она. — Здесь не место для легкомыслия, мистер Чейз. Вы знаете, что такое беспорядочное? Беспорядочное означает хаотичное. Беспорядочное означает не-Стандартизированное. Беспорядочное — это то, почему Бог Разбит. Я не ожидаю, что вы или ваша Фабрика уверуете, мистер Чейз. Хотя я бы очень хотела видеть вас Стандартизированым, я уважаю ваше право выбирать иное. Но я не могу уважать кощунства в этом механизме, который вы зовёте Неизменной Трансмиссией. В нём нет порядка. В нём нет единого плана. Есть хорошие идеи и остроумная попытка систематизации, но то, что вы развернули передо мной… то, что вы самонадеянно установили в нашей производственной линии, — это беспорядок. Многие участки этой машины, — говорила она сквозь стиснутые стальные зубы, — децентрализованы. Да вы даже использовали, — она сплюнула, — микроконтроллеры в центральной коробке передач.
Он поднял сочащиеся руки в жалкой попытке примирения.
— Сестра Цапфа, мы сделали все возможное, чтобы соблюдать требования, которые вы нам задали, мы по минимуму использовали электронику в версии Трансмиссии, которую представили вам, но факт остается фактом, что без некоторого количества ввода цифровых данных-
В глубине её нутра у шестерёнок не попал зуб на зуб, и на мгновение она потеряла контроль. Недолго думая, она ударила его по лицу, ощутив, как обожгла её ладонь грубая текстура его "кожи".
— Не смейте произносить это слово в доме Божьем!
На какое-то время воцарилась тишина, лишь машины гудели вдалеке. Затем Чейз начал вставать. Нет, не вставать. Он рос. Он нависал. Он разваливался и рассыпался на части, столбы пыли поднимались в воздух, сливаясь в нечто плотное, его лицо выворачивалось внутрь себя, пока не превратилось в чёрную яму, в глубине которой содрогались в спазматической боли сломанные механизмы. Голос Чейза… нет, голос Фабрики зазвучал, полный копоти и сточных вод… не Плоти, нет, чего-то гораздо менее понятного… звук часов, разбиваемых молотком снова и снова, и снова, и снова…
— Цапфа. Вы были бы не прочь прочесть сейчас Фабрике лекцию о ваших маленьких электронных еретиках. Не утруждайте себя, Фабрика знает вашу историю. Вы хотели бы, чтобы Фабрика отказалась от ввода данных. Вам такой поток информации видится неестественным. Немеханическиим. Непристойным. Вы станете утверждать, что транзистор, реле, интегрированная цепь глумятся над Божьей волей. Вы станете утверждать, что электричество убеждает человека, будто он может делать то, что доступно только Богу. Ваш Бог — это чертёж. Ваш Бог говорит: "Дети мои, ступайте и стройте мой образ".
Над ними со скрипом и стоном ржавели на глазах сдвоенные сферы регулятора, и маленькие зелёные хлопья осыпались с них в расширяющуюся пасть Фабрики. Цапфа сидела парализованная, задыхаясь от дыма индустриальной гнили, изливавшегося из собеседника с каждым его прерывистым, тяжёлым вздохом.
— Фабрика не ставит под сомнение существование вашего Бога. Но вы ошибаетесь, считая, что Фабрике есть до этого дело. Ваш Бог встроен в диаграммы и графики, ячейки таблиц и стандартизированные высокоточные часовые механизмы, и каждая шестерня его прилажена в назначенном месте, и каждый болт затянут так, как предписано. У Фабрики же нет Бога. Фабрика строит. Фабрика разгрызает и разжёвывает, переваривает и выделяет, и то, что она выделяет — это будущее. Знайте это, Цапфа. Знайте это…
Стены обрушились, расплавляясь, открывая чёрный, смолисто-липкий пейзаж, подобный удалённому раковому лёгкому, и две древние разрушенные башни посреди него — одну из латуни и дыма, вторую — из полупрозрачного пластика и светящихся огней. Две разрушенные башни, павшие и разбросанные по липкой черноте планеты, были технологиями, колеблющимися и сочащимися; машинами, порождавшими машины, которые пожирали их и создавали новые, — бесцельная раковая опухоль мастерства…
— Ваша жалкая Церковь Часовых Ортодоксов умрёт от старости, Цапфа. Как и Церковь Максвеллизма. Вы схлестнётесь с ними, и время от времени одна сторона будет одерживать победу над другой, но обе они выживут. И всё это время опухоль мозга Человечества, — Фабрика, — будет ждать. И когда ваш последний паровой котёл остынет и замрёт, и когда откажет их последний волоконно-оптический кабель, — Фабрика всё ещё будет здесь. Мы — рак мастерства. Мы — рак творения. И что есть рак, если не Плоть?
Эти слова разили Цапфу в самое её естество, словно свайный молот, и их удары отдавались слабой рябью триумфа. Это была правда, да. Механизмы её горла заело. В панике она вцепилась в свою шею, чувствуя, как жирный блеск отравы, покрывшей её шестерёнки, заставляет их скользить и сбиваться. Фабрика не имела лица — но улыбалась.
— И что самое забавное, что когда это произойдёт… когда победит Фабрика (а это, поверьте, произойдёт), ваша Церковь будет умирать, зная, что она первой это начала. Ваши враги никогда не просили Фабрику о помощи. А вы — просили. И этот факт будет метастазами разъедать сами ваши души — вечно.
И вдруг вокруг них снова появился 25b. Чейз спокойно сидел напротив неё в луже своей собственной грязи. Он свернул свой чертёж и засунул его обратно в карман.
— Итак, Сестра Цапфа, если обсуждать нечего, я пойду. Хорошего дня.
Она сидела выпрямившись и молчала, когда он вышел из комнаты. Глубоко в груди тикали часовые механизмы, но в остальном она оставалась неподвижной. Незамедлительно в дверном проёме 25b появилась голова в капюшоне, окинув взглядом лужи химикатов и застывшую фигуру Сестры.
— Сестра-Легатесса? Как прошла встреча? Представитель Фабрики согласился на наше предложение?
Она повернулась, чтобы посмотреть на него. Движения её были медленны и точны.
— К сожалению нет, Брат Распредвал. Неизменная Трансмиссия останется такой, как она есть.
Распредвал, казалось, был ошеломлён; момент органической слабости заставил его опереться на дверную раму Стандартизированной рукой. Его латунные механизмы до сих пор были покрыты остатками священных масел, нанесённых в процессе конструирования. Распредвал был молод, но отсутствие Цапфиного опыта компенсировалось его энтузиазмом.
— Значит, Патриархи Церкви были правы? Фабрика…
Она задумчиво кивнула.
— Фабрике не следует доверять. Нам придется соответствующим образом сместить производство схем.
Он подошёл ближе, его недавно механизированные ноги слушались его ещё неохотно.
— Но Трансмиссия уже установлена! Разве уже не слишком поздно, Сестра-Легатесса?
Она сделала глубокий вдох, шипя лёгкими, и встала. Регулятор 25b над ней загудел пробуждающимися механизмами и начал вращаться с ускорением, сверкая латунными сферами посреди сияющего облака отработавшего пара. Дуговая лампа потрескивала, сине-белое свечение усиливалось. Цапфа гаркнула, чтобы её голос был слышен среди усиливавшегося грома машин Индустриального Собора.
— Брат Распредвал! Вы ещё молоды. Ещё не полностью Стандартизованы. Вы пока неспособны в полной мере осознать учение Часовых Ортодоксов и его могущество.
Он покосился на окружавшее её механическое сияние. Раскалённое свечение паровых трубок окрашивало её латунную кожу в красный оттенок.
— Сестра, э-э, Легатесса Цапфа, я не понимаю!
— Наши худшие опасения подтвердились. Со всех сторон нас окружают ереси и беззакония Плоти. Но наш Бог — чертёжник. Наш Бог — архитектор. Наш Бог стандартизирует.
Она улыбнулась, обнажив полный рот стальных зубов с наконечниками из алмазов для резки стекла.
— Наш Бог, Брат Распредвал, есть план.
Вокруг них, словно боевой клич, взревела Индустрия.