Роза проснулась в холодном поту. В безуспешных попытках найти телефон её глаза расширились, а дыхание перехватило. Она поджала колени и приняла позу эмбриона, глаза её заполнили слёзы. Сердце билось, а грудную клетку пронзала боль, отнявшая все силы. На постели подле неё царил холод и беспорядок, не тронутые за два дня после исчезновения Кэссиди. Роза подтянула к себе одну из подушек Кэссиди, по её спине пробежали мурашки: подушка всё ещё пахла ей.
С тех пор как Роза нашла записку, которая нынче преследовала её во снах, время замедлило свой ход. Роза не была глупой, она понимала, что надежд на возвращение супруги почти нет. Но каждый раз, когда она начинала об этом думать, по телу пробегала ужасная боль, от которой было не избавиться.
В её руки и ноги будто бы вонзались иглы, а пальцы словно вворачивались в себя. Роза всхлипывала, прижимая к себе подушку. Всё казалось таким совершенным, будто ничего не предвещало беды. Но случилось немыслимое, и она отдала бы всё на свете за возможность вернуться в прошлое и побыть с Кэссиди ещё чуть-чуть. Сознание Розы заполонили воспоминания о том, как они дурачились и обнимались в темноте.
Эта тревога была другой, тошнотворной. Не похожей на то, когда Кэссиди не бывала дома по нескольку дней кряду. Роза будто провалилась в прорубь. Она верила в древнегреческий миф о родственных душах. Людям якобы суждено было безуспешно искать свои вторые половинки, но она же нашла свою, разве нет?
Куда же она запропастилась?
Роза вздохнула, по телу растеклось спокойствие. Она медленно отпустила подушку, по лицу всё ещё стекали слёзы. Она откинулась на спину, глубоко вдохнула, на секунду закрыла глаза. Как только она их снова открыла, взгляд её пал на фотографию со дня свадьбы. Она посмотрела на лицо Кэссиди.
По комнате расплывалась тишина. Роза перестала плакать и вытерла слёзы. Ей стало так спокойно. Тело было словно вата, а голова ощущалась пустой. Глядя на фото, она продолжала следить за лицом Кэссиди. Она затаила дыхание. От недостатка кислорода закололо в лёгких. Её дыхание вдруг развеяло застоявшийся воздух, а губы расплылись в улыбке.
Тишину разорвали смешки. Роза встала, схватила фотографию и с треском разбила её об стену. Из глаз её снова полились слёзы.
— Иди нахуй! Нахуй иди! — прокричала она, разбивая фоторамку об стену.
— Я должна была жить долго и счастливо! Я! — Она неистово взвыла, бросив фоторамку из темной древесины на пол.
Роза так кричала, что горло начало болеть. Она прошла по разбитому стеклу, которое впилось в ноги. В стоящем в полный рост зеркале она встретила своё отражение: бледная кожа и погасшие глаза.
Лицо Розы исказила злоба, она занесла руку и запустила её в серебристую поверхность. Осколки зеркала вонзились в её кулак. Глаза её, полные нежности и грусти, шли вразрез со злым умыслом и пренебрежением, читающимися на лице.
С неразборчивыми криками Роза рывком открыла дверь в ванную. Она выхватывала и метала всё, что было в ящиках и шкафчиках, и смела всё, что было на столешнице. Эхо падающих и бьющихся вещей подливало масла в огонь ненависти, что чувствовала Роза.
— Да нахуй иди! Все идите нахуй! Вы только отбираете моё! Заманиваете меня лживым счастьем, и на этом всё!
Роза переступила через неразбериху ванных принадлежностей на полу. Её больше не заботило собственное существование. Зачем жить вообще, если мир решил с ней так обойтись?
Она ударилась головой об стену. Послышался громкий треск, она не понимала, откуда, от стены или её черепа, и ей было не важно. Зрение на секунду помутнело. Сквозь голосовые связки пронеслось дыхание, раздался рык.
Роза моргнула и оглянулась в поисках чего бы ещё сломать. Она чувствовала вину, злость и усталость. Ничего больше не имело значения. Любовь её оставила, и ничего с этим не поделаешь. Она посмотрела на вещи на комоде. Они больше ничего не значили. Внутри вновь закипела ярость.
Комод был слишком идеален. Он не заслуживал быть таковым. Он не имел права быть счастливым, если несчастна она. Она налегла на него всем телом и стала выхватывать из ящиков штаны и футболки, которые тут же метала через всю комнату. Когда в ящиках не осталось ничего, она принялась их кромсать и разбрасывать за спиной куски.
Но она не могла делать это вечно, её тело сбавляло обороты. Все конечности болели, а она не могла терпеть это чувство пустоты. Мир был пуст и никому не было до неё дела.
На постели завибрировал телефон, Роза его схватила. В сообщениях было лишь "никак нет" и правда была ей ясна. Не было обнаружено тело, не было документации в SCiPnet, от Кэссиди не осталось почти ничего. Она не просто пропала, её больше не было вообще. Её присутствие покинуло вселенную и не вернется.
Всхлипывая, она свалилась на пол, упершись спиной о кровать. Своим телом она разворошила осколки. Все злоба и ярость стихли и уступили место для горя. В висках стучал ритм сердца, а горло словно перекрыло. Она положила голову на край кровати, слёзы стекали по лицу, а руки бесцельно водили по ковру.
Роза задела пальцами краешек фоторамки. Она подняла её и оценила ущерб, который сама же и нанесла. С рамки из эбенового дерева свисали большие куски стекла. Роза вздохнула и перевела взгляд на фотографию.
То был самый счастливый день в их жизни. То самое "долго и счастливо", которое она заслуживала. Последняя глава в её жизни, после которой дни должны были быть наполнены блаженством. И всё же в считанные мгновения она была их лишена. В исчезновении Кэссиди было некого винить: ни похитителя, ни убийцу. И Роза это понимала.
— Прости меня, прости.
Слёзы Розы капали на фотографию без рамки, что она прижала к себе, и обнимала, будто бы кроме этого в мире больше ничего не осталось.